Горничная недоуменно посмотрела на Ларису.
— Да уж не знаю — смогу ли я, — смущенно выдавила она из себя.
— Примерно в семьдесят первом — семьдесят втором году здесь отдыхала очень известная ныне в городе актриса Горецкая, — Лариса внимательно посмотрела на Марью Федоровну. — Причем приезжала она сюда не одна, а с одним чернокожим другом. Мне сказали, что вы работаете здесь с момента основания санатория. Так что вы должны помнить этот эпизод.
И вдруг заметила, как плотно сжались губы горничной.
«Значит, помнит», — промелькнуло у Ларисы в голове. Она замолчала, давая горничной переварить информацию.
Женщина тяжело вздохнула, присела на диван и, подняв глаза на Ларису, спросила:
— И что же вас интересует?
— Все, что связано с этой парой. Чем тогда они занимались, какие отношения между ними были и все такое прочее.
Марья Федоровна внимательно посмотрела на Ларису и спросила:
— А вы нам, правда, поможете?
— Я вам говорю это абсолютно точно, — прижала руки к груди Лариса. — У меня есть свой ресторан, к тому же, если я вам помогу, у меня уменьшатся налоги. Так что это выгодно и мне.
Последний довод убедил горничную окончательно, и она, еще раз вздохнув, заговорила:
— В каком году это было — я уже не помню. Но Горецкую я запомнила очень хорошо. Такая эффектная женщина! И вдруг — с этим негром. Впрочем, он тоже был ничего себе, симпатичный, высокий такой. Она поселилась здесь и прожила довольно долго, примерно месяца три. Горецкая практически никуда не выходила, а негр — тот пробыл один день и пропал, только в конце приехал на машине. Они еще спорили и ругались.
— А вы не в курсе, по поводу чего?
— Не знаю. По-моему, она его обвиняла и говорила, что это он во всем виноват. А он ее успокаивал.
Горничная замолчала, раздумывая, стоит ли говорить дальше.
— И что же? — настаивала Лариса.
— Да вам лучше к бабке одной обратиться, — неожиданно сказала Марья Федоровна. — Она все это лучше знает. Она тут недалеко живет, в Поливановке. Адреса у меня нет, но как ее найти — я вам скажу.
— А что за бабка-то?
— Она часто к ней приходила. Акушерка она.
— Что? — не поверила своим ушам Лариса. — Акушерка? Так, выходит, Горецкая была беременна? И как раз в этом обвиняла негра?
Марья Федоровна молчаливым кивком подтвердила слова Ларисы.
— Да, но это тайна. И я ее сказала вам только потому, что рассчитываю на вашу помощь моей внучке, — покраснев, сказала горничная и опустила голову.
— И что же, она родила? — продолжила спрашивать Лариса.
— Этого я не знаю, но, скорее всего, да. Меня не было неделю, я в отпуск уходила, а когда вышла на работу, ее в санатории уже не было.
— Очень интересно, — пробормотала Лариса. — Вы мне очень помогли.
— А зачем вам это? — спросила горничная.
— Да так, просто интересно, — уклонилась она от ответа и протянула Марье Федоровне свою визитку. — Вот мой телефон и адрес. Деньги я перечислю на ваш счет в Сбербанке. У вас ведь есть сберкнижка?
— Конечно, есть, — суетливо подтвердила горничная.
— В таком случае я жду вашего звонка с тем, чтобы вы назвали мне номер вашего счета.
— Хорошо. Я только вас очень прошу — помогите мне! — в глазах пожилой горничной застыла мольба.
— Я держу свое слово, — несколько сухо сказала Лариса, предотвращая попытки Марьи Федоровны удариться в сентиментальность.
Та молча кивнула, с благодарностью посмотрев на Ларису. Та же, в свою очередь, возвратила горничную к своим проблемам. Марья Федоровна быстро объяснила Ларисе, как и где можно найти акушерку — бабу Глашу.
На этом разговор между Ларисой и Марьей Федоровной закончился. Через полчаса Лариса уже направлялась пешком в сторону поселка Поливановка, находившегося в двух километрах от санатория.
Она быстро нашла нужную ей улицу и медленно пошла по ней, всматриваясь в номера домов. В конце улицы она заметила какое-то оживление. Там стояла толпа людей.
«Может быть, свадьба? — подумала она. — Да вроде бы нет, сегодня же не пятница и не суббота».
Все ближе подходя к толпе, Лариса начала понимать, что людское оживление имеет место как раз около нужного ей дома. Подойдя к дому, она услышала причитания и увидела на глазах собравшихся слезы. Толпа состояла в основном из бабулек.
— Что случилось? — спросила она у одной из старушек. — Мне бы бабу Глашу увидеть…
При последних словах Ларисы старушка начала вытирать платочком глаза.
— Нет больше нашей Глаши, — скорбным голосом поведала она Ларисе. — Вот только что Нюрка в овраге ее нашла мертвую.
Внутри Ларисы растеклись одновременно и жалость, и досада.
— Годков-то немало ей было, — вступила в разговор другая старушка, — да только бегала она не хуже молодой. А вот ведь как бывает — голову ей кто-то пробил, а потом в овраг сбросил.
— Да кто же такое сделал? — удивилась Лариса.
— А кто знает, — развела руками старушка. — Вон хулиганья сколько развелось!
И снова стала всхлипывать. Тут в начале улицы показалась милицейская машина, и Лариса поспешила ретироваться. Вступать в контакт с правоохранительными органами у нее не было на этот раз ни малейшего желания.
Глава 5
Было двенадцать часов ночи, когда Анастасия Николаевна Горецкая входила в подъезд собственного дома. Она уже с улицы услышала оглушительный рев рэп-музыки, доносившийся из окна.
«Все понятно, молодежь веселится», — подумала она. Войдя в подъезд здания, где располагалась ее фешенебельная квартира, она наткнулась на почти снисходительную улыбку человека в омоновской форме, который охранял покой знатных обитателей подъезда.
— Ваши сегодня гуляют, — полувопросительно— полуутвердительно заметил светловолосый здоровяк.
— Да, у Дашеньки сегодня день рождения, — улыбнулась Горецкая.
— Ну-ну, — промычал тот. — Опять не работает лифт. Вы уж извините, все работники пьяные. У них тоже, наверное, день рождения…
— И это называется элитным домом, — покачала головой Горецкая.
И, вздохнув, направилась пешком по лестнице на четвертый этаж. Однако, когда она подошла к двери своей квартиры, ее охватило какое-то неприятное предчувствие. То ли это была своеобразная реакция на странные крики, доносившиеся из квартиры, то ли на подозрительный сладковатый запах, который разносился по лестничной площадке.
Вообще-то Горецкая не должна была возвращаться домой, так как первоначально решила переночевать с мужем на даче. Но по дороге между супругами случилась небольшая размолвка из-за пустяка, и Анастасия Николаевна, резко развернувшись, направилась обратно.
Ее муж — депутат городской думы Иван Клубнев — был человеком крутого нрава. Это осталось у него с армейских времен, потом он вышел на гражданку в звании полковника. Поэтому в скандалах Клубнев, как правило, жене не уступал. Своенравная по натуре жена, однако, тоже не могла смириться с проявлениями примитивного патриархата.
Горецкая быстро вытащила ключ из кошелька. Но руки почему-то предательски задрожали — ключ не входил в замочную скважину. Она стала сильно тарабанить руками и ногами по двери, как будто торопила судьбу дать ей увидеть худшее.
Дверь открыли не сразу. Стучать ей пришлось минут пять. Горецкая уже истошно кричала, да так, что приоткрылась дверь напротив. Анастасия Николаевна даже угрожала вызвать милицию. Но музыка по-прежнему оглушительно ревела, и истеричные женские голоса кричали что-то нечленораздельное.
Наконец дверь соизволили открыть. Глазам ошеломленной Горецкой предстала впечатляющая картина.
На пороге стояло рыхлое, толстое и высокое существо среднего рода, в комбинации, из-под которой торчали жирные волосатые ляжки, а вместо пышного бюста наружу пробивалась обезьянья щетина.
Лицо существа было под стать телу — оно было похоже на рыльце откормленной свинюшки. Однако от представителей животного мира это лицо отличало обилие безвкусной, вульгарно-яркой косметики. В ушах покачивались огромные клипсы в виде полумесяцев, которые обычно носят уличные женщины.
— Кто вы? — с придыханием спросила Горецкая.
— Я — мама Дашеньки, — ответило существо противным фальцетом.
— Что-о? — Горецкая чуть было не рухнула на пороге.
— Да, ее приемная мама…
— Моя вторая мама, — раздался глумливый голос за спиной неизвестного существа.
И тут Горецкая узнала голос своего сына. Роман стоял в проеме комнаты в одних трусах, причем из них что-то торчало. Из-за спины его обнимала женская рука. Она совершала движения в сторону торчащего в трусах молодого человека «предмета».
— Где ты, мой маленький, дай тебя пощупать, — демонстративно показывая свою страсть, громко говорила владелица руки.
