— Что? — сипло переспросила мать. — Что ты сказал?
— Ты и папа — предатели, — повторил Клемент.
Пощёчину мать не дала, отец перехватил руку.
— Ты что, сука, охренела? Товарный вид испортишь.
— Ты слышал, что сказал этот гадёныш? Мы его растим, кормим, а он…
— Уймись, падла! — оборвал отец. — Теперь его поганство — не наша забота. Пусть Латер сам засранцу объясняет, как и что надо говорить.
Мать кивнула и потащила сына в гостиную, где ждал элегантно одетый беркан средних лет.
+ + +
Патронатор исподтишка бросил на предвозвестника ещё один любопытствующий и цепкий взгляд.
Внешне порученец императора, как и положено теньму, безразличен и бесстрастен словно цементная плита, но патронатор видел, что это не более, чем притворство. Остались-таки у тени крохи обычной людской души. И нашлось нечто, разбередившее их, как живую рану.
= = =
Архонтов, членов ареопага, высшего управляющего органа ВКС, трое — Лиайрик, наурис средних лет, юрист; Тромм, пожилой беркан, бывший генерал десантных войск и Маргарита, двадцатипятилетняя человечица, экономист-международник: синеглазая, белокурая, с фигурой фотомодели. Поверх обычной одежды у архонтов наброшена длинная золотистая мантия с большим отложным воротником и широкими рукавами.
Меблировка в зале Совета ареопага предельно скупая — три кресла, три журнальных столика для документов, видеопанели на стенах. Сквозь большие, от пола до потолка, стрельчатые окна виден Гард — город, в котором расположена главная резиденция ВКС. А до того здесь жил гроссмейстер ордена Белого Света, ещё раньше — председатель Межпланетного Союза. Выстроен Гард ещё до Раскола мастерами Ойкумены для Контролёров — самых первых правителей Иалумета, о которых теперь никому ничего не известно, даже архонтам.
— Вчера опять убит координатор, — сказала Маргарита. — На этот раз в Стиллфорте.
— Государство богатое, успешное, — хмуро сказал Лиайрик. — Если даже там начинается противодействие, то ВКС теряет позиции стремительней, чем оценивают наши аналитики. Нас ненавидят настолько, что от ненависти перестают бояться. Точно такая же ситуация складывалась с орденом незадолго до его свержения.
— К кислородному кризису скоро добавится водный, — сказал Тромм. — А генераторы сделать сможем только мы. Собственно, их производство уже поставлено на конвейер. Главы государств внедряют новую технологию охотно, поскольку генераторная вода лучше и дешевле природной. К тому же оборудование предоставляется и устанавливается бесплатно, обучение персонала тоже дармовое. Деньги взымаются только за использование водогенераторных станций — пока чисто символические, чтобы народ успел привыкнуть к тому, что вода обязательно должна быть платной. Попутно демонтируются местные водозаборные установки и уничтожается не только техника, но и линии по её производству. Они переводятся на выработку другой продукции, причём так, что обратная перенастройка невозможна. Все расходы — за счёт ВКС.
— А когда генераторная вода станет неотъемлемым условием существования планеты, — продолжил Лиайрик, — цены за использование станций можно будет поднимать хоть вдесятеро. Все расходы оправдаются не позднее, чем за год, и станции начнут приносить чистый доход. — Он немного помолчал и добавил хмуро: — Когда мы начнём контролировать ещё и воду, ненависть к ВКС возрастёт стократно.
— Мы достаточно сильны, чтобы не обращать внимания на врагов, — ответил Тромм. — Ни одного хоть сколько-нибудь значимого противника у нас нет.
— На одной силе власть не удержишь. Не нужно повторять ошибки светозарных, это глупо. Если мы не хотим разделить судьбу их гроссмейстера, то должны добиться того, чтобы иалуметцы искренне симпатизировали ВКС.
— Мысль хорошая, только как это будет выглядеть в конкретике?
— Не знаю, — сказал Лиайрик. — Думать надо, пиарщиков трясти — пусть работают, привлекают внимание публики к нашим благотворительным акциям.
— Этого мало, — ответил Тромм. — Нужно что-то ещё. Что-то яркое и необычное, чтобы не забывалось, не терялось, как благотворительность, на фоне бытовых мелочей. Причём это должно быть нечто такое, чем может осчастливить мир только ВКС.
Лиайрик задумчиво поигрывал хвостом.
— Это означает подарить людям бесконечную сказку, одновременно и близкую, и недоступную. Задачка посложнее, чем выйти из капсулы в Ойкумену. Маргарита, есть какие-нибудь предложения? Марго?! О чём ты думаешь?
— Об Ойкумене, — отстранённо сказала та. — За стенами капсулы действительно безвоздушное пространство и невесомость?
— Только в открытом космосе, за пределами планетарной линии Галанина, — пояснил Тромм. — У нас там зона слабого воздуха, которым, пусть и плохо, но дышать можно. На планетах Ойкумены зона слабого воздуха начинается значительно раньше, а в космосе нет ни ветров, ни воздушных рек. Все звездолёты Ойкумены были снабжены генераторами силы тяжести и антигравитационными установками, чтобы снизить чудовищные перегрузки при взлёте с поверхности планет.
— Трудно в такое поверить.
— Мне тоже. Но именно так написано в ойкуменских учебниках для космолётчиков и механиков.
— И тем не менее, — всё так же отстранённо проговорила Маргарита, — там нет ни кислородных, ни продовольственных, ни водных кризисов. Ни даже проблемы перенаселения.
— На Земле Изначальной были, — сказал Лиайрик. — Но если верить уцелевшим со времён Единства учебникам истории, то земляне решили все эти задачи ещё до того, как перешли от орбитальных полётов к освоению своей звёздной системы. В дальнейшем, при освоении уже глубокого космоса, когда земляне обнаружили цивилизации наурисов и берканов, которые только ещё начинали орбитальные полёты, земной опыт решения продовольственных и кислородных кризисов пригодился и нашим народам. Во всяком случае, так говорят ойкуменские книги.
— Вот именно, что книги, — ответила Маргарита. — В нашем случае учебники истории — не доказательство. Тем более, что опыт Земли Изначальной для Иалумета не подходит, в капсуле другие условия.
— Ты всё это к чему? — насторожился Тромм.
— Рано или поздно какой-нибудь иалуметец изыщет способ выбраться из капсулы. И здесь вновь появятся ойкуменские Контролёры. Что тогда будет с нами?
— Тем более, — добавил Лиайрик, — что вся эта планетарная шушера сочтёт Контролёров едва ли не богами и с восторгом ринется под их руку.
Тромм помрачнел. Маргаритиной интуиции позавидует любой пророк, сколько их ни есть за всю историю таниарства и лаоранства. Если Марго начала задумываться об Ойкумене, значит дела складываются так, что вскоре Иалумет встретится со своей прародиной нос к носу. Последствия такой встречи понятны даже идиоту — если ареопаг сохранит хотя бы десятую часть нынешней власти, это будет крупной удачей.
— Люди верят в благодать Ойкумены, — сказал Тромм. — Даже большинство координаторов разделяют эту веру. А мы до сих про не можем экранировать Иалумет от картин, которые нам посылает Ойкумена, не говоря уже о том, чтобы сменить завлекательные картинки на пугающие. Это правда, что демонстрировать небесные картины начали задолго до Раскола?
— Да, — ответил Лиайрик. — Мечтой о возвращении из капсулы в Ойкумену люди жили со времён первого поселения. Не забывайте, коллеги, — Иалумет основали вахтовики. Это для них были придуманы небесные картины как привет из дома. Ведь люди прилетали сюда не жить, а лишь побыстрее заработать деньжат и как можно скорее вернуться домой, в Ойкумену. Так были настроены все — и простые работяги, и выпускники университетов. На постоянное жительство оставалась лишь десятая часть поселенцев. Этим на Ойкумену было плевать, хоть пропади она совсем. А для девяти десятых Раскол стал трагедией, крушением всей судьбы и жизни. Всё, что им оставалось — это смотреть на небесные картины и надеяться, что Ойкумена сама о них вспомнит и заберёт домой. Мечта о возвращении лежит в основе всей иалуметской культуры — от религиозных писаний до эстрадных песенок-однодневок.
— Отсюда же и яростное неприятие любого калечества или уродства, как врождённого, так и приобретённого, — сказала вдруг Маргарита. — Если вахтовик получал мало-мальски серьёзную травму, его тут же отправляли домой, — и прощай все надежды разбогатеть за короткий срок. Зачастую увечье и увольнение одного работника резко снижали заработки всей бригады. Производственный травматизм в первое десятилетние освоения капсулы был огромным, поэтому стали появляться разного рода суеверия о том, что встреча с калекой приносит несчастье. Люди даже краешком боялись соприкоснуться со всем, что напоминало об увечьях. Неудивительно, что со временем, особенно после Раскола, это превратилось в настоящую антиинвалидную истерию.
