закрыл глаза.
— Жареную колбасу будешь? Еще лук есть и хлеб…
— Буду, — ответил тихо, не открывая глаз.
После сытной еды клонило в сон. Потрескивали дрова в очаге.
— Давай я тебе имя придумаю?
— Давай.
—Лешек нравится?!
— Ага. Лешек — значит лесной?
— Наверное. Огня уже не боишься?
— Такого — нет. А ты Леса не боишься?
Ядвига вздохнула, плотнее кутаясь в пушистый мех. Она наконец-то согрелась. Страх ушел, растаял в тепле очага, сытном духе свежего хлеба, серых глазах найденыша.
— Не боюсь. Вчера жуть как страшно было. Лесные твари вокруг дома бродили.
Она замолчала, прислушиваясь к голосам ночи. Снова завыл волк. Девочка поежилась, вспоминая следы когтистых лап за чертой.
— Это Старый воет. Меня гулять зовёт. Только я спать хочу, — Лешек зевнул и, устраиваясь поудобней, положил лохматую голову на плечо подружке.
—Эй, — она толкнула его локтем в бок, — а кто прошлой ночью вокруг дома бродил? Тоже твой пёс?
— Неа, — сонно пробормотал мальчик, — оборотники шастали. У них недавно щенки вывелись. Жратвы много нужно. Вот они сюда и сунулись. Не бойся, спи. Нас стая охраняет.
Она ещё хотела расспросить, что за бабуля такая, у которой внук без имени растет, а в предзимье шатается босым да в чудной одёжке, — но Лешек спал. Ядвига, привыкшая к домашним перинам, покрутилась на твердой лавке, тихонько всхлипнула и заснула.
Тихо падал снег. Трое снежников чутко дремали под дверью старой избушки. Спали в логове оборотники, спали водяницы под тонким ноябрьским льдом, лесные духи притихли в лунных тенях. Лес спал. Ему было тепло и спокойно. Он видел сон, и в его сне двое детей спали, обнявшись, в самом сердце заповедной чащи. И до самого утра в очаге, согревая маленьких хозяев, горел огонь.
Глава третья
Мельница
— Доброго вечора, пане мельник. Як ся маетэ?!
— Добре, дякую. И вам не хворать.
— А шо, Михась, мои собачки туточки след взяли?
— Так на то они и собачки. А шо за след?
— Панянка пропала. Второй день шукаем, с ног валимся. Панна Юстина в замке рыдает! Найдите, говорит, мне сестрицу любимую. Так шо, Михась, была тут девка?
Мельник задумался. Дело нешуточное, гости с собаками, да при оружии. Дочка воеводы — не селянка какая! Рыскать будут днём и ночью. Если и вправду псы возле его дома след унюхали…
— Мы, пан Лукаш, с сыном в село ездили, муку старосте возили. И ночевали там же. Дома только бабы с дитями оставались, — он кивнул в сторону хаты.
Дородная мельничиха застыла в дверях, из-за ее плеча выглядывала невестка с ребенком на руках.
— Хозяйство у тебя справное, — похвалил егерь. — Не боишься без присмотра оставлять?
— Так лихих людишек в наших краях почитай лет десять, как не было. Опять же, работники при мельнице завсегда живут. А семью мою… Богородица охраняет.
Мельник истово перекрестился, поднес к губам ладанку.
— Ну да, — хмыкнул егерь, оглянулся по сторонам, добавил с ухмылкой. — Колесо по морозу тоже святая дева крутит?! Возле поместья река льдом берется до весны, а у тебя вода чистая, хоть гусей выпускай! А? Что скажешь, брат мельник?
Хозяйка испуганно прикрыла рот пухлой ладонью, ее невестка крепче прижала годовалую дочку.
— А то, брат егерь, что и ты в лесу не пречистой молишься, — ответил хозяин, исподлобья зыркнув на незваного гостя.
Лукаш и Михась молча смотрели друг другу в глаза. Егерь вздохнул, примиряюще улыбнулся, панибратски хлопнул мельника по плечу.
— Может, в дом пройдем, посидим, повечеряем. А?!
— А и пойдем. Что ж мы с тобой в потемках гутарим, — обрадовался хозяин перемене настроения, — копченый шпик у моей Ганнуси — пальчики оближешь. И хлопцев своих зови, ничего им за тыном топтаться!
В хате было натоплено, пахло свежим хлебом и кашей со шкварками. Уставшие от поисков помощники рассаживались по лавкам, отогреваясь.
— Ганна, — мельник подозвал жену, — слыхала, дочка пана пропала? По всей округе второй день ищут. С ног сбились.
Мельничиха замерла, испуганно таращась на мужа.
— Говори, если знаешь. Собаки след взяли возле нашей хаты. Видела кого?
— Так это… Сегодня после полудня я у курей, а тут грохот страшенный! Такой переляк, у меня ажно в грудях захолонуло, — она осеклась, поймав хмурый взгляд гостя.
— Девка тикала от дома. Торбу мою утащила, хлебов пару, кровяной колбасы кругляш добрячий, сала шмат, да не простого, а с червоным перчиком и чесноком, крынку меда, цыбулин пяток, не меньше. Може, ещё чего…
— Как выглядела девка? — перебил егерь болтливую бабу.
— Ну, — она задумалась. — Коса темная, глазищи — во!
— Одета в чем?
— Так ведь…тулуп добрый такой, юбка кажись синяя, богатая, токмо замызганная малость, шапка лисья, сапоги. Добрячи сапоги.
Ганна нервно теребила в руках рушник.
— Да кабы я знала, шо то панянка! А и знала бы?! Она ж скажена! Схватила торбу, горшки повалила и тикать. Я и слова сказать не успела. Вот те крест!
— Куда она убежала?
— Так до леса!
Мельничиха испуганно косилась то на мужа, то на гостя.
— Так-таки слова не сказала?! А невестку спрошу?!
Ганна грузно бухнулась на колени, запричитала.
— Бес попутал, пан егерь! Собак спустила. Так я ж не знала, шо то панянка! Думала, воровка ледащая…
Лукаш поморщился, растер ладонями уставшее лицо.
— Что псы? Быстро вернулись? Ну!
Ганна подвывала, не слыша вопроса.
— Они быстро вернулись, — подала голос невестка из угла хаты. — Я на горище была, оттуда видела. До леса добежали, покрутились малость у опушки и назад приплелись. Морды виноватые, глаза отводят — не, не догнали. Ушла от них девка.
— От Грызли и Хвата ушла?! — Мельник присвистнул.
— Они в лес и не сунулись. Как учуяли кого. До дому неслись вдвое быстрее, чем за…панночкой.
Мельничиха затихла, картинно вытирая рушником
