Меня дернули за ногу, но я даже не нашла в себе силы, чтобы протестующе пискнуть.
— И туфли твои дрянь! — с разочарованием вынес вердикт грабитель. — Разве ж в таких туфлях зимой ходить? Ей-богу, ноги отморозишь, да и только. Жаль, размерчик маловат — подарил бы крошке Марте, ну той, рыжей…
От отчаяния и страха я заплакала, размазывая по лицу кровь. Вот тебе и побег, вот и приключения. Ну почему в книгах не пишут, что не успеешь ты от дома отойти, как тебя тут же ограбят, разуют, да еще и посмеются…
Тут меня снова ухватили за шкирку и встряхнули. Я зашморгала носом с удвоенной силой.
— А сколько тебе годков, барышня? — с затаенной надеждой осведомился грабитель, видимо так и не сумев разобраться в этом сложном вопросе из-за моей перепачканной физиономии.
— Тринадцать, — едва слышно ответила я.
— Тьфу ты! — с досадой сплюнул он. — И тут не повезло. Было б тебе ну хоть четырнадцать… Хотя, такая дохлая да тощая и в двадцать не сгодится. Ладно, снимай свой плащ — я так вижу, он с меховой оторочкой — и платье тоже снимай.
— Я же замерзну, — замирая от ужаса, прошептала я.
— Ты и так замерзнешь, — тоном, не допускающим сомнения в сказанном, сообщил мне грабитель и практически вытряхнул меня из платья. — А теперь дуй отсюда со всех ног!
И новый подзатыльник отправил меня прямиком в глубокий сугроб. Я распласталась в снегу, жалко взвизгнув. Из одежды на мне осталась только нательная рубашка и чулки, оттого снег ожег меня всю, от макушки до пяток. Мои пальцы вдруг наткнулись на что-то гладкое и округлое и машинально сжали его.
Из сугроба я выбралась, дрожа и всхлипывая. Теперь я по-настоящему почувствовала, что такое мороз! Ох, как же мне было холодно! Воздух словно обжигал.
Босая, в одной рубашке я бежала из последних сил, затем шла, затем ползла. И сейчас при одном воспоминании о той ночи меня начинает бить дрожь. Даже мозг в моих костях, казалось, превратился в лед и морозил меня изнутри. Вскоре я не могла даже ползти, потому что руки и ноги отказывались мне повиноваться.
В какой-то момент я вдруг отчетливо поняла, что умру. Умру непременно. И от этой мысли мне вдруг стало легче. Я почувствовала, что холод не такой уж лютый, вот только в сон клонит…
"Да, именно так знаменитый путешественник Норберт Гиндтский описывал, как едва не замерз насмерть в горах Каммероля." — пришла мне в голову ясная и четкая мысль, перед тем, как сознание мое погасло.
Если бы бабушка узнала об этом, то была бы довольна. Я подошла к порогу смерти достаточно начитанной.
Следующее, что я помню — грязная ругань у меня над головой. Ох, как костерил кто-то кого-то по матушке! Изобретательная брань лилась непрекращающимся потоком, свидетельствуя о незаурядном чувстве слова у произносившего ее человека. Лишь некоторое время спустя я сумела разобрать хоть что-то из этих сплошных проклятий.
— Ты, такой-сякой, какого-такого-сякого, неси сюда этот такой-сякой самогон!!! Надо немедленно растереть ее!
Сквозь звон в ушах я слышала топот, грохот падающих и разбивающихся бутылок, чьи-то испуганные восклицания… Потом меня терли, было очень больно, я пыталась протестовать, но мне влили в рот самогона, подействоваший на меня, как хороший подзатыльник, так что я притихла.
А как мне было плохо, когда я наконец-то пришла в себя! Все предыдущее показалось мне сущими пустяками, в сравнении с той болью, которую я почувствовала, когда начали отходить окоченевшие руки и ноги. Все вокруг плыло и качалось, кто-то что-то у меня спрашивал, но я не понимала, чего от меня хотят, и только мотала головой.
Потом все-таки я начала что-то понимать. Постепенно я осознала, что сижу за столом в какой-то харчевне, замотанная в плащ по самые глаза, и спрашивают у меня всего лишь мое имя.
— Каррен Брогардиус, — прохрипела я.
И снова наступила темнота.
— Вот какого дьявола вы бродили по городу в исподнем? — сердито спрашивал у меня магистр Каспар, размашисто шагая чуть впереди меня.
Я покорно брела за ним по бесконечному коридору, чувствуя, как на меня накатывают одна за другой волны дурноты. Платье, которое мне отдала одна из дочерей трактирщика, было велико, и я уже несколько раз наступила на подол. Магистр же не обращал ни малейшего внимания на мои спотыкания и не сбавлял скорости.
— Есть ли у вас хоть какой-то ум?!! Ночью, зимой шляться по трущобам Изгарда! Приличный человек туда ногой не ступит! Там обретается одно отребье, воры и грабители! Сроду ничего глупее не слыхивал!
— Я заблудилась! — под нос себе пробурчала я.
— Да что вы там вообще делали?!!
Я пожала плечами. Задавать встречный вопрос было бы невежливо — это я понимала. Во-первых, он был старше, во-вторых, он был магистром I степени, в третьих, он спас мне жизнь, как ни крути.
На момент нашего знакомства магистр Каспар был очень молод для мага — лет тридцати, но мне в ту пору, конечно же, показался древним стариком. Да и запоминающейся внешностью он похвастаться не мог — не слишком высокий, тонкий в кости, словно эльф, с породистым, ехидным лицом. Песочно-серые его волосы были собраны в небольшой хвостик, изящные руки затянуты в замшевые перчатки. Обычно такие господа встречаются на картинах знаменитых художников с подписью "Портрет неизвестного дворянина" и не производят никакого впечатления на тринадцатилетних девчонок.
— Я выхожу из трактира, э-э-э, хорошо погуляв, думаю про себя — холод собачий, и тут же спотыкаюсь об ваше окоченевшее тело! И знаете, что мне в этот момент пришло в голову? — говорил между тем "неизвестный дворянин", оглядываясь на меня.
— Ну почему об нее не споткнулся кто-то другой? — хмуро предположила я.
Магистр Каспар надрывно кашлянул, из чего я сделала вывод, что была недалека от истины, а если бы добавила еще пару непечатных междометий, то и вовсе угодила бы в самое яблочко.
— А потом, — сказал магистр, — я подумал, что теперь, как честный человек, должен как-то о вас позаботиться. Все-таки зимние праздники. Хотя этот нежданный приступ честности вовсе меня не порадовал, ранее за мной такого не замечалось… Откуда вы свалились на мою голову?
— Я сирота. — с вызовом сказала я, и тут же подумала, что больно угрожающе это прозвучало. Жалостливей надо было говорить, с потерянностью…
— Ага. Это многое объясняет. И что же мы с вами, многострадальная сирота, должны делать дальше, а? Вот уж правду говорят, что добрые дела наказуемы. Если бы я аккуратно переступил бы ваше тело, и пошел бы по своим делам, то сейчас бы был свободен. А вот поди ж ты! Спас! И разве на этом все? Нет, это только начало… Вас надо пристроить, обеспечить жильем, столом и одеждой! Замуж вас не выдать, нет? Ох уж эти зимние праздники! Помоги ближнему своему…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
