Я почесал его за ухом и снова сел. Гильф улегся рядом, положив массивную голову мне на колено.
– Мне нужно объяснить кое-какие вещи, – сказал я. – В особенности – объяснить Баки, почему я не мог помочь ей, хотя она столько сделала для меня. Я не люблю объяснять и потому намерен заставить вас самих сделать это насколько возможно.
– Мне непонятно, как Гильф проделывает такие штуки, господин, – тихо промолвила Баки.
– Думаю, Гильф сам не понимает. Правда, Гильф?
Гильф кивнул, почти незаметно.
– Он не понимает, поэтому насчет него объясню я. Но ты понимаешь многое из того, чего не понимают другие, Баки. Ты должна объяснить сейчас.
– Мне надо рассказать про Сетра, господин?
– И не только.
Я подождал, когда она заговорит, но Баки молчала.
– Кто все эти люди, о которых вы говорите? Сетр, Кулили и еще один? – спросил Тауг.
– Кажется, мы не упомянули Гренгарма, – сказал я, – но его тоже вполне можно включить в данный перечень.
– Я отрекаюсь от него, господин.
Я пожал плечами:
– Знаю, но он мертв, так что это не имеет значения. Кто сотворил тебя?
– Кулили.
– Кулили сотворила ее?! – воскликнул Тауг.
Я взглянул на Баки, и она кивнула.
– Ну, этого я совсем не понимаю.
– И Мани тоже сотворила его прежняя хозяйка. Во всяком случае, я так думаю. Не хочешь рассказать нам об этом, Мани?
– Я бы рассказал, кабы мог, – заявил Мани, – но не могу. Я помню себя котенком, лакающим молоко из блюдечка, но вряд ли это поможет.
– Ты тогда умел говорить?
После продолжительной паузы Мани наконец ответил:
– Конечно умел.
Я кивнул:
– Существуют так называемые первосущности – духи, похожие на призраков, хотя они никогда не обладали телесной оболочкой и не умирали. Ты можешь их видеть?
– Разумеется.
В моем уме раздался голос Облака: Я тоже, Всадник. Люди, которые недавно ушли отсюда, возвращаются с факелами. Вас это интересует?
Нет.
Вслух я сказал:
– Кулили есть коллективное сознание первосущностей, почти не сознающих свое индивидуальное существование. Тебе это кажется странным, Тауг?
– Я даже не понимаю, что это значит.
– Ладно, не важно. Ты тоже коллективное сознание, и потому тебе лучше не задумываться об этом. Кулили являлась тысячами первосущностей одновременно, но у нее не было друзей. Чтобы не скучать в одиночестве, она сотворила эльфов, создав тела из растительных и животных организмов и заключив в них духов природы, чтобы они обрели способность говорить и мыслить. Эльфы – долгожители.
Тауг неохотно кивнул.
– Они живут гораздо дольше людей. Но зато мы бессмертны, пусть и живем недолго. Наши души не умирают. У эльфов не так. У них вместе с телами умирают и души. – Я повернулся к Баки: – Ты поэтому встала на путь ереси?
– Нет, – ответила она.
– Тогда почему? Ты должна объяснить мне. Я не понимаю.
Баки набрала воздуха в грудь, но тут Тауг сказал:
– Я по-прежнему не понимаю насчет Гильфа, а хотелось бы.
– Поймешь. Наверное, ты знаешь, что всего существует семь миров. Этот – четвертый.
– Митгартр, – кивнул Тауг.
– Верно. Баки, начни с сотворения миров.
– Вы действительно считаете нужным?… Хорошо. Они сотворены Верховным Богом. Сначала Он создал слуг для Себя, как позже сделала Кулили. Потом Он сотворил для них отдельный мир – в награду за все, что они для Него сделали. В нем существовало зло. Не знаю почему.
– Новый мир должен был отличаться от Него. Верховный Бог совершенен, и все, от него отличное, должно иметь изъяны. Продолжай.
– Слугам Верховного Бога это не понравилось, и потому они собрали все зло, какое только сумели, и отослали в мир, который Он сотворил ниже. Сейчас мы называем второй мир Клеосом, Миром благой вести, поскольку он поистине прекрасен. А под ним находится Скай.
– Где вы и были? – спросил меня Тауг. – По вашим описаниям, в нем нет ничего плохого. Послушать вас, так он просто чудесен.
– Я же говорил про Великанов зимы и древней ночи.
– Я употребила слово «зло», – продолжала Баки, – но мне следовало пояснить, что я имела в виду всего лишь недостатки, несовершенство. Сначала они воплощались лишь в одном существе – великане по имени Имир, одиноком, неистовом и несчастном. Несколько слуг Верховного Бога оставили свои замки в Клеосе и спустились в Скай, чтобы убить его. И убили, но уже не смогли вернуться обратно.
Наверное, с полминуты все мы молчали. Снизу доносились голоса погонщиков, фырканье лошадей и мулов. Неверный свет фонарей внизу проникал в открытый люк и пробивался сквозь щели пола. Я поднялся на ноги и подошел к люку.
– Вас встревожил шум, поднятый животными! – крикнул я. – Не надо тревожиться. Они уже успокоились, и больше такого не повторится.
– Я не понимаю, – сказал Тауг, когда я снова сел. – Какое отношение имеет убийство великана к ее исцелению.
– Баки?
– Слуги Верховного Бога общаются с Ним в Клеосе.
Поймав на себе выжидательный взгляд, Тауг промямлил:
– Ну, ясно.
– Покинувшие Клеос утратили связь с Ним. Теперь им приходилось сообщаться с Верховным Богом через посредничество соплеменников. Они размножились, и их дети уже не знали иного мира, помимо Ская. Бывшие соплеменники стали для них богами.
Мани осторожно дотронулся лапой до моей руки:
– А что насчет великанов, обитающих в Скае? Откуда они появились?
– Из тела Имира. Когда он умер, части его существа остались жить. Природа Имира много выше нашего понимания.
– Верховный Бог сотворил еще один мир, под Скаем, – сказала Баки Таугу. – Мир, в котором мы сейчас находимся, – Митгартр, Пространство легенд и сказаний.
– Видишь ли, оверкинам, под которыми мы разумеем наших богов, обитающих в Скае, – продолжил я, – нужно было избавиться от останков Имира. И они обратились с мольбой к своим соплеменникам, которые сказали, что они очистят свой мир от зла, коли сбросят все зло в Митгартр, вместе с гниющей плотью Имира, с кровью и костями. Кости Имира ныне мы называем камнем, плоть – землей, а кровь – морем.
– Какой кошмар!
Я потряс головой:
– Живой великан был ужасен, и частицы его существа, продолжающие жить, по-прежнему ужасны. Любой мертвец ужасен. Ты когда-нибудь видел мертвеца? Не тело недавно умершего человека, а труп, уже начавший разлагаться?
Тауг медленно кивнул.
– Но мертвый человек возвращается в виде деревьев, травы и кустов. Так и с Имиром. Сейчас бессмысленно осуждать все зло, которое он воплощал в себе. Оно ушло. Ныне остается только благо, в которое он претворился. Коли мы не восхваляем его на словах, мы должны восхвалять его в сердце своем всякий раз, когда видим рассвет или цветущий луг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
