в спину, ни на боль, пульсирующую на затылке и распространяющуюся по всему телу. Я позволял ублюдкам вести меня. Не спорил, не дрался. В сопротивлении не было смысла. Мне не за что было сражаться. И незачем жить. Отец бы убил меня за такие мысли. Для него физическая подготовка тела имела второстепенное значение. И он всегда говорил, что настоящая сила в голове, в мыслях, в стремлениях. Он был мудрым и справедливым человеком. Когда я мысленно говорю о нем «был», мне хочется сломать шею одному из недоумков, считающих, что я сдался, и принявших мою покорность за капитуляцию. Но сейчас не время. Необходимо привести мысли в порядок, оценить ситуацию.
Меня спустили на цокольный этаж по металлической лестнице и бросили в комнату с толстой железной дверью, которая захлопнулась с щелчком, как только я оказался внутри.
Мой дядя, похоже, очень гостеприимный человек, а я долгожданный гость в его доме, подумал я с иронией. Почти сразу вспыхнул яркий искусственный свет, и слезящимися прищуренными глазами я смог разглядеть свое временное пристанище. Небольшая квадратная комната с маленьким окном, белыми стенами, отдельным санузлом и ванной. Обстановка спартанская. Ничего лишнего. В то же время есть все необходимое для жизни. Кровать, комод, стулья, стеллажи с книгами, встроенный шкаф. Я прошелся по своим «апартаментам», пытаясь понять, что означает закрытая дверь. Я пленник? Заложник? Приговоренный?
Беспокоит ли меня ответ? Страшно ли мне?
Нет. Абсолютно.
Во мне сейчас преобладает инстинкт самоуничтожения. Я хочу, чтобы они сделали что-то ужасное со мной, хочу повод для мести и еще большей ненависти, хочу злость и ярость. Это то, что поможет мне не сойти с ума от боли потери.
Я подошел к окну, за ним — густая тьма и потоки воды, глухо бьющие в стекло. Я прошелся руками по раме в поисках ручки или замка. Ничего.
Огляделся по сторонам. Выбор пал на стул с металлическими ножками. Он казался крепким и увесистым. То, что надо. Я взял его и ударил по стеклу со всей силы. Ничего.
Еще раз. И еще.
Даже трещины не появились.
Я бил снова и снова, пока не затекли руки, и я не свалился от боли в голове, от которой темнело в глазах. Снова пошла кровь из раны на затылке, и я вытянулся на полу, прижимаясь лицом к прохладным плиткам. Холод облегчал боль. Я слушал, как дождь стучит в окно, и ни о чем не думал. Боль становилась ярче, она пылала за закрытыми веками, у нее был цвет и запах и очень сильный хук справа. И когда она ударила наотмашь, я снова, почти с благодарностью, отключился.
Очнулся уже на кровати. Через бронированное окно проникали солнечные лучи, скудно освещая комнату. Подняв руку, которая ощущалась неправильно, казалась слишком тяжелой и большой, я инстинктивно дотронулся до травмированной головы, и пальцами нащупал повязку. Я попытался приподняться, с удивлением заметив, что почти не чувствую боли. Очертания комнаты поплыли, когда я сел, опираясь на подушки. Возможно, мне вкололи мощное обезболивающее или какие-то транквилизаторы. Мысли путались, в глазах двоилось. Я ощущал себя разбитым, неповоротливым, вялым, равнодушным. Мой расфокусированный взгляд остановился на столике возле кровати, которого ночью не было. На подносе бинты, какие-то пузырьки, таблетки, мази, шприцы и ампулы. Все в ограниченном количестве, видимо на тот случай, если мне взбредет в голову свести счеты с жизнью. А рядом со всей этой аптечкой графин с апельсиновым соком, тосты с сыром и два яблока. Похоже, меня собираются не только лечить, но и кормить. Я бы предпочел другой вариант. Мне не нужна забота от этих ублюдков, решивших, что имеют право распоряжаться чужими жизнями.
Я встал с кровати, борясь с головокружением и, шатаясь, как пьяный, прошел к двери, дернул за ручку несколько раз, потом пнул, грязно выругался, поняв, что мои старания никто не оценит, и отправился обратно. К завтраку не притронулся. Залез на кровать и, отвернувшись лицом к стене, замер. Я пролежал так несколько часов. Или больше. Время остановилось для меня, потеряло свою ценность и значение.
Я не думал о будущем, о том, что мне заготовила новая семейка, не горевал по погибшим, не купался в жалости к себе. Мои мысли деформировались и переместились в совершенно иное пространство, от которого я отгородился толстой стеной. Но в то же время я прекрасно осознавал, что мое отрешенное состояние является результатом медикаментозного воздействия. Оно не было естественным, и я не хотел, чтобы действие лекарств закончилось.
Когда железная дверь со скрежетом открылась, я даже не пошевелился. Не было ни сил, ни желания. И ни малейшего интереса узнать, кого принесли черти и с какой целью. Состояние абсолютного пох*изма. Надо узнать название лекарств.
В комнате раздались шаги сразу нескольких человек. Одна женщина и двое мужчин. Я автоматически и без интереса анализировал слуховые наблюдения. Острожные легкие шаги остановились у моей кровати. Это девушка. Легкая, осторожная. Зашуршала упаковка от шприца, раздался треск стеклянной ампулы. Женщина действовала быстро и профессионально. Возможно, медсестра или ей просто страшно. Я бы на ее месте тоже меня боялся.
— Я должна ввести вам обезболивающее, — на ломанном английском произнес тонкий дрожащий голосок. Я перевернулся на спину и посмотрел на склонившееся надо мной лицо. Молоденькая азиатка смущенно отпрянула назад. — Протяните руку, сэр.
Я чуть не рассмеялся. Сэр? Это она мне? Они тут отмороженные все напрочь? Или издеваются так? Мой взгляд скользнул к двери, и там я ожидаемо обнаружил двоих неподвижных нигеров в неизменных строгих черных костюмах со свирепыми лицами и огромными ручищами.
— Как тебя зовут? — мой взгляд вернулся к девушке. Она была миловидной. Раскосые черные глаза, бледная кожа, темные гладкие блестящие волосы, собранные в пучок на затылке, розовые губы, сложенные в слабую улыбку. Очень худенькая и совершенно безобидная. Ее прислали, потому что только животное способно было бы причинить ей боль.
— Лиен, сэр.
— Не называй меня сэр. Мне семнадцать, я учусь в старшей школе, — зачем-то сообщил я. Она кротко кивнула.
— Протяни руку, пожалуйста. Я сделаю укол, — вздёрнув бровь, я повиновался и не сводил напряженного взгляда с ее сосредоточенного лица во время процедуры. Мне всегда казалось, что уколы делают в задницу, а не в вену. Не то,
