– Что-то новое для меня.
– Старейшая ночлежка в Мускаунти. Там подают двенадцатиунциевые чизбургеры с беконом и картофель фри. Что-то фантастическое!
Роджер Макгилеврэй, чья шотландская фамилия импонировала Квиллеру, приехал под вечер. Это был весьма самоуверенный молодой человек с чёрной стриженой бородкой. Он разразился удивлёнными восклицаниями, отдавая должное размеру комнат, количеству окон, высоте потолков и размерам особняка.
– Чтобы содержать всё в порядке, не хватит никакого здоровья, – предсказал он. – Кто будет мыть все эти окна и вытирать пыль со всех этих книг?
– Услуги садовников стоят больше, чем я зарабатывал в «Дневном прибое», – проинформировал Квиллер. – На подъездной дорожке вечно торчит зелёный грузовичок, и парень в зёленом комбинезоне вечно разъезжает тут на маленьком зелёном тракторе.
Он налил скотча гостю и белого виноградного соку себе, они расположились в солярии в плетёных креслах.
Роджер уставился на бокал с длинной ножкой в руке Квиллера:
– Что вы пьете?
– Виноградный сок из Катобы. Коко любит его, вот я и купил ящик.
– Балуете вы его. А где он? Я плохо лажу с котами. Коко, услышав свое имя, лениво прошествовал в солярий и уселся неподалеку от Роджера.
– Он вас не побеспокоит, – успокоил Квиллер. -Ему просто нравится слушать наш разговор. Ему пришёлся по душе тембр вашего голоса.
Коко придвинулся немного ближе.
– Кто ухаживает за этими каучуконосами, Квилл? Они выглядят здоровее, чем я.
– Зелёный комбинезон приходит, вставляет в землю измерительные приборы, читает показания. Садоводство для меня что-то запредельное. Я всю жизнь прожил в квартирах и отелях.
– Думаю, вашего садовника зовут Кевин Дун. Мой бывший ученик. Зимой он учится в Принстоне, на каникулах же подрабатывает садовником. У вас большой участок.
– Полквартала шириной и полмили длиной, я полагаю. Позади дома имеется сад и старый амбар, из которого получился бы недурной летний театр.
Роджер крепко сжал ручки кресла.
– Почему он так на меня смотрит?
– Коко хочет подружиться с вами. Скажите что-нибудь ему.
– Привет, Коко, – слабым голосом проговорил Роджер.
Кот зажмурил глаза ниспустил ласковое поскрипывание: «Ик, ик, ик».
– Он смеётся, – пояснил Квиллер, – Вы ему нравитесь… Как ваша теща?
– Прекрасно. У неё новая идея: создавать вещи с мотивами Мускаунти и продавать их в магазине Шарон. Доски под посуду, игрушки и прочее. Ручной работы. Суть идеи в том, чтобы женщины Димсдейла могли работать на дому. Она хотела добиться пособия от штата, но наткнулась на бюрократические препоны. Кроме того, жители Димсдейла не желают работать. Вы знаете это место?
– Я видел останки шахты «Димсдейл», обедал в разваливающемся ресторанчике на переезде, но само это место показалось мне совершеннейшим городом-призраком.
– Официально Димсдейл не существует, но в лесу полно хибар… незаконная застройка. Думаю, эти земли принадлежали Клингеншоенам, то есть теперь это ваша собственность. Вы не поверите, Квилл, но сотню лет назад Димсдейл был процветающим городом с гостиницами, лесопилками, магазинами, домами для шахтеров; имелся даже врач.
– А вы неплохо знаете историю здешнего края, Роджер.
– Я должен знать! Этому учу… Послушайте, а он красавец. И очень хорошо себя ведёт.
– Его настоящее имя Као Ко Кун. Назван в честь китайского художника, жившего в тринадцатом веке.
Зная, что речь идёт о нём, Коко вспрыгнул на ручку кресла Роджера.
– Если вы никогда не гладили сиамского кота, то не знаете, что такое мех.
Роджер осторожно протянул руку и потрогал шелковую спинку животного.
– Хороший мальчик, – сказал он. – Хороший мальчик!
Кот, медленно закрыв один глаз, другим смотрел на Квиллера. Тот подумал, что счёт опять в пользу Коко.
Отдав должное напиткам, двое мужчин сменили царственное великолепие особняка К. на вялое уродство отеля «Буз». Это каменное трехэтажное строение походило на обувную коробку – архитектуру решение, типичное для отелей времен первопроходцев. Надпись с отель величиной обещала ночлег, выпивку и закуску.
– Когда-то, – вздохнул Роджер, – в этой гостинице за двадцать пять центов шахтер мог поесть от пуза и переночевать на полу, положив под голову вместо подушки свои сапоги или торбу для овса, если повезёт.
Тусклый свет в баре скрадывал обветшалость стен, древность линолеума на полу и изношенность пластиковых столов. Несмотря на это убожество, комната гудела от разговоров клиентов в потёртых кепках, уминающих бургеры под пиво.
Квиллер осмотрел три стула, прежде чем нашёл целый.
– Мне особый с низким содержанием холестерина, – обратился он к выглядевшей по-домашнему женщине в линялом платье.
– Сделайте два, Тельма, – добавил Роджер.
Бургер оказался настолько огромным, что официантке приходилось придерживать верхнюю половинку булочки большим пальцем.
– Мы зовем её Тельма Большой Палец, – шепнул Роджер.
Квиллер отметил, что бургер действительно оказался необыкновенно вкусным и картофель фри имел вполне натуральный вкус.
– Ладно, Роджер. Как насчёт урока истории, дабы отвлечься от поглощаемых калорий? Расскажите мне о покинутых шахтах в здешних местах.
– В старые времена их было десять. Стволы уходили на глубину в тысячу футов, и шахтерам приходилось спускаться по веревочным лестницам! После долгого пребывания под землей, где вода капала отовсюду, они тратили не менее получаса, чтобы выбраться на поверхность.
– Словно влезать на стоэтажный небоскреб! Они, вероятно, отчаянно нуждались в работе.
– Большинство из них приезжали из Европы, оставляли семьи, надеясь заработать и послать денег домой. Но салуны, покупка в кредит товаров в магазине компании – они всегда ходили в долгах.
Тельма принесла кофе, и Роджер без особого труда уговорил Квиллера попробовать пирог с дикой чёрной малиной.
– Сама утром ягоду собирала, – сообщила официантка.
Сотрапезники наслаждались каждым кусочком пирога в благоговейном молчании, отдавая дань замечательному вкусу, и заказали ещё по чашке кофе.
Квиллер заметил:
– Насколько я знаю, в старых салунах имелись специальные комнаты для азартных игр, а наверху проживали девицы.
– Всё правильно! Добавьте весьма своеобразные забавы. Когда посетитель напивался и валился с ног, друзья выносили его на улицу и прибивали его сапоги к деревянному тротуару. И всегда находился пропойца, который за выпивку мог сделать что угодно. Один из них ел ядовитый плющ, а другой откусывал голову у живого бурундука.
– Это не для застольной беседы, Роджер.
– Что было, то было. «К. салун» пользовался особенно дурной славой.
– И об этом вы рассказываете своим ученикам?
– Их захватывают подобные истории. Они глотают их, словно птенцы!
Квиллер некоторое время помолчал, а затем спросил:
– Была ли у вас ученица по имени Дейзи Малл?
– Нет, она окончила прежде, чем я начал преподавать, но моя свекровь учила её рисованию. Она говорила, что Дейзи – единственная из Маллов, кто мог бы чего-то достичь… если бы стремилась… Она была без царя в голове.
Квиллер поведал о граффити, о своих планах оборудовать студию в гараже, о поисках домоправительницы.
– Вас не смущает, что экономка будет жить в доме? – спросил Роджер. – Ведь это всё равно что иметь жену без сопутствующих выгод.
– Не беспокойтесь, Роджер.
– Как складываются отношения с юридической фирмой «Гудвинтер и Гудвинтер»?
– Пока хорошо. Пенелопа одна занимается имуществом. Я до сих пор не разобрался в ней.
– Она большая умница – гордость семьи. Что вы думаете о её брате?
– Александр не часто бывает здесь. Сейчас он в Вашингтоне.
Роджер понизил голос
– Ходят слухи, что у него там женщина. Если так оно и есть, это интересная новость. Алекс всегда слыл убежденным холостяком.
– А у Пенелопы есть кто-нибудь?
– Вы что, заинтересовались ею?
– Да нет.
– Её мужчины не интересуют – только карьера. И это скверно. Умеет держать себя в руках.
Квиллер взял чек и оплатил его при выходе. Кассирша была в цветастом гавайском платье-муму. сплошь усыпанном огромными бордово-желтыми, с тёмной сердцевиной, чашечками рудбекии, которые ещё называют «черноглазая сьюзан». Квиллер и сам не заметил, как стал насвистывать «Дейзи, Дейэи».
Внезапно в баре наступила тишина. Кассирша указала пальцем поверх головы Квиллера:
– Этого делать нельзя.
Плакат над кассой гласил; «Никакого кредита. Никаких чеков. Не плеваться. Не свистеть».
