Как и каждое утро в течение последних четырех месяцев, Нейт подошел к окну и посмотрел на долину Шенандоа, простиравшуюся внизу. Она тоже была белым-бела, и Нейт вспомнил, что скоро Рождество.
К Рождеству он выйдет отсюда. Врачи и Джош Стэффорд обещали ему это. При мысли о Рождестве ему стало грустно. В недалеком прошлом — когда дети были маленькими и жизнь текла своим чередом — этот праздник бывал приятным. Но детей больше нет — они либо выросли, либо их забрали матери, — и теперь Нейту меньше всего на свете хотелось встречать Рождество в баре вместе с другими несчастными пьяницами, орущими рождественские гимны и притворяющимися, что им весело.
Долина была белой и неподвижной, лишь вдалеке, словно муравьи, двигались немногочисленные машины.
Предполагалось, что каждое утро десять минут он посвящает медитации — молится или выполняет упражнения по системе йогов, которым его пытались обучить здесь, в Уолнат-Хилле. Однако Нейт сделал лишь несколько приседаний, а затем отправился плавать.
На завтрак был черный кофе с булочкой, который он пил в обществе Серхио — советника, терапевта и гуру в одном лице. За прошедшие четыре месяца Серхио стал ему и другом. Он знал о никчемной жизни Нейта О'Рейли все.
— У тебя сегодня будет гость, — сказал Серхио.
— Кто?
— Мистер Стэффорд.
— Прекрасно. — Нейт приветствовал любые контакты с внешним миром, прежде всего потому, что они были очень ограниченны. Джош навещал его раз в месяц. Еще двум приятелям из фирмы приходилось проделывать трехчасовой путь на машине из округа Колумбия, чтобы встретиться с ним. Они были очень занятыми людьми, и Нейт ценил их внимание.
Смотреть телевизор в Уолнат-Хилле запрещалось из-за рекламы пива, а также потому, что во множестве фильмов и шоу выпивка и даже наркотики едва ли не прославлялись.
По той же причине сюда не поступало большинство популярных журналов. Но Нейту это было безразлично. После четырех месяцев пребывания в клинике его не волновало, что происходит в Капитолии, на Уолл-стрит или на Ближнем Востоке.
— Когда? — спросил он.
— Ближе к полудню.
— После моей тренировки?
— Разумеется.
Тренировке помешать не могло ничто. Это была двухчасовая эпопея, в течение которой он истекал потом, кряхтел и испускал дикие крики под руководством своего персонального тренера — садистки с пронзительным голосом, которую Нейт втайне обожал.
Прежде чем появился Джош, он успел отдохнуть в своем люксе, пожевать кроваво-красный апельсин и еще раз полюбоваться заснеженной долиной.
— Выглядишь отлично, — сказал Джош. — На сколько ты похудел?
— На четырнадцать фунтов, — ответил Нейт, похлопывая себя по упругому плоскому животу.
— Строен, как молодой олень. Может, и мне стоило бы тут полечиться?
— Очень рекомендую. Еда здесь полностью обезжиренная и лишенная вкуса, ее готовит шеф-повар с каким-то акцентом. Порция занимает полблюдца: пару раз зевнул — и конец. Обед и ужин длятся минут семь, если жевать медленно.
— А ты, конечно, ожидал, что за тысячу долларов в день тебя будут кормить на убой.
— Джош, ты не принес какого-нибудь печенья или чего-нибудь в этом роде? Каких-нибудь чипсов? Наверняка припрятал что-нибудь в портфеле.
— Извини, Нейт. Я чист.
— И даже никаких карамелек?
— Извини.
Нейт съел дольку апельсина. Они сидели рядом, любуясь видом из окна. Тянулись минуты.
— Как ты? — спросил Джош.
— Джош, мне нужно вырваться отсюда. Я становлюсь роботом.
— Твой врач говорит, что надо подождать еще недельку.
— Хорошо. А что потом?
— Посмотрим.
— Что это значит?
— Это значит — посмотрим.
— Ну ладно, Джош, раскалывайся.
— Подождем и посмотрим, что будет.
— Джош, я смогу вернуться на фирму? Замолви за меня словечко.
— Не торопи события, Нейт. У тебя есть враги.
— У кого их нет? Но, черт возьми, это же твоя фирма! Твое слово там решающее.
— У тебя еще есть проблемы.
— У меня миллионы проблем, но ты не можешь выкинуть меня на улицу.
— Ну, с банкротством мы справимся. А вот обвинительный акт — это не так просто.
Да уж, непросто, от этого Нейт не мог отмахнуться. С девяносто второго по девяносто пятый год он не задекларировал около шестидесяти тысяч долларов побочных доходов.
О'Рейли швырнул апельсиновую кожуру в мусорную корзинку и спросил:
— И что же я должен делать? Днями напролет сидеть дома?
— Если повезет.
— Что ты хочешь этим сказать?
Джошу приходилось проявлять деликатность. Его друг только-только выплыл из черной дыры. Потрясений и сюрпризов следовало избегать.
— Ты считаешь, меня могут упечь в тюрьму? — спросил Нейт.
— Трой Филан умер, — вместо ответа сообщил Джош.
Нейту понадобилось несколько секунд, чтобы переключиться.
— А, мистер Филан… — сказал он.
У Нейта в фирме было свое маленькое крыло. Оно находилось в дальнем конце длинного коридора на шестом этаже. Там он вместе с еще одним адвокатом, тремя помощниками и секретарями занимался возбужденными делами против недобросовестных врачей, и до других отделов фирмы им не было дела. Нейт, разумеется, знал, кто такой Трой Филан, но юридические проблемы миллиардера никогда его не касались.
— Очень жаль, — добавил он.
— Значит, ты не слышал?
— Я здесь ничего не слышу. Когда он умер?
— Четыре дня назад. Спрыгнул с балкона.
— Без парашюта?
— Именно!
— Он не умел летать?
— Нет. И не пытался. Это произошло у меня на глазах. Он подписал два завещания: первое — подготовленное мной, второе и последнее — написанное от руки им самим. После чего рванул к балкону и прыгнул.
— Ты сам это видел?
— Угу.
— Вот это да! Должно быть, парень был не в себе. — В голосе Нейта прозвучала ироническая нотка. Четыре месяца назад горничная мотеля нашла его самого без чувств, когда он набил живот таблетками, растворенными в роме.
— Он оставил все своей незаконной дочери, о которой я в жизни не слышал.
— Она замужем? Хорошенькая?
— Я хочу, чтобы ты ее нашел.
— Я?!
— Да.
— А что, она пропала?
— Мы не знаем, где она.
— А сколько он…
— Около одиннадцати миллиардов долларов без вычета налогов.
— Она это знает?
— Нет. Она не знает даже, что он умер.
— Но по крайней мере то, что он ее отец, ей известно?
— Не могу тебе этого сказать.
— И где же она?
— Предполагается, что в Бразилии. Она миссионерка, работает в каком-то индейском племени.
Нейт встал и принялся расхаживать по комнате.
— Когда-то я провел там неделю, — вспомнил он. — Я тогда учился в колледже или уже в юридической академии. Было время карнавала: обнаженные девицы танцевали на улицах Рио, повсюду оркестры играли самбу, ночи напролет на улицах веселились тысячи людей. — Его голос слегка дрогнул при воспоминании о прошлом.
— Ты поедешь не на карнавал.
— Да уж. Не сомневаюсь. Хочешь кофе?
— Да. Черного.
Нейт нажал кнопку на стене и в микрофон переговорного устройства попросил принести кофе. За тысячу долларов в день здесь предоставлялось обслуживание в номерах.
— Сколько мне понадобится времени? — спросил Нейт, снова усаживаясь перед окном.
— Трудно сказать, но думаю, дней десять. Спешки нет, а найти наследницу Филана наверняка будет трудно.
— В какой части страны она находится?
— На западе, возле боливийской границы. Организация, в которой она служит, занимается тем, что посылает людей в джунгли, где они должны нести слово Божие индейцам, живущим в каменном веке. Мы провели предварительное расследование. Похоже, для этих ребят дело чести и гордости — найти самый дикий угол на земле.
— Значит, ты хочешь, чтобы я определил это место в джунглях, потом занялся поисками нужного индейского племени, затем каким-то образом убедил индейцев, что я — дружественный адвокат из Соединенных Штатов и они должны помочь мне найти женщину, которая — не исключено — вовсе не хочет, чтобы ее нашли?
— Нечто в этом роде.
— Это может быть забавно.
— Воспринимай мое задание как приключение.
— Таким образом меня можно будет держать подальше от офиса, так ведь, Джош? В этом все дело? Отвлекающий маневр, пока ты будешь улаживать дела?
— Кто-то ведь должен туда отправиться, Нейт! Адвокат из нашей фирмы обязан встретиться с этой женщиной лично, показать ей копию завещания, растолковать все детали и выяснить, что она собирается предпринять. Ни бразильский адвокат, ни кто-либо из среднего персонала нашей фирмы этого сделать не сможет.
— Но почему именно я?
— Потому что все остальные завалены работой. Ты же знаешь нашу текучку, сам тянул эту лямку больше двадцати лет. Вся жизнь — в офисе, обед — в суде, сон — в поезде. А кроме всего прочего, это может оказаться полезным для тебя самого.