Теперь, подведя основу, полковник переходит к добиванию:
Совершенно ясно то, что по сравнению с титанической битвой под Курском ограниченный успех англо-американских сил в Средиземноморье не имел серьёзного влияния на ход Второй мировой войны. На средиземноморском театре операции и действия англо-американских сил не отвлекли существенных германских сил. Генерал Дуайт Эйзенхауэр, Верховный командующий союзными войсками, признал (снова признал! — М.К.), что боевые действия в Средиземноморье свелись к вспомогательной операции. Основные операции, как указывал Уинстон Черчилль, проходили на советско-германском фронте, где три гигантских сражения — Курское, Орловское и Харьковское, прошедшие в течение всего двух месяцев, — предопределили коллапс немецкой армии. Эти признания (М.К.) выдающихся американского и британского государственных деятелей полностью вскрывают банкротство тех фальсификаторов истории Второй мировой войны, которые пытаются свести к нулю вклад советского народа в разгром гитлеровской Германии — ударного отряда мирового империализма.
Неужели мы в действительности так плохи? В замечаниях Секистова есть доля правды, особенно в отношении исторических исследований, которые пытаются исказить картину Второй мировой войны и которые фактически представляют искажённое видение масштаба операций различных союзнических сил. Не является секретом то, что большая часть истории русского фронта не доходит до писателей, редакторов и издателей исторических книг.
Но есть одна проблема. Плохо, что Секистов тоже находится по эту сторону забора. Плохо, что он не проводит годы, подобно "буржуазным историкам", в попытках заполучить достоверную информацию от Советского Союза. Неудивительно, что информации об огромной роли Советского Союза в Победе над Германией столько, сколько есть. Есть масса стен, которые необходимо пробивать, и куча лабиринтов, через которые нужно пробраться, чтобы получить помощь и содействие от советских инстанций, только для того, чтобы рассказать наконец русскую историю войны.
А когда контакт наконец установлен, начинается топкое болото, через которое нужно продираться шаг за шагом, под яростные крики о линии партии, которые, при всей их важности для русских, представляют мало интереса для исследователей реальных фактов. Это делает попытки представить точку зрения русских разочаровывающим занятием.
Из протестов Секистова можно сделать вывод, что советские официальные лица всегда готовы сделать шаг навстречу в предоставлении точных данных о привлечённых силах, понесённых и причинённых противнику потерях. Такой вывод будет в высшей степени ошибочным, поскольку в их многолетних попытках привлечь внимание к их доблести и достижениям русские редко приводили точные цифры вместо грубой и не заслуживающей доверия пропаганды.
Вот одно подтверждение этого. Во время и вскоре после Курской битвы русские заявили, что за 18 дней, с 5 по 23 июля, их авиацией, поддерживающей войска в районе Курска, были сбиты в воздушных боях не менее 1392 немецких самолётов. Это составляет до 70 % всех немецких самолётов первой линии под Курском. Заявка была настолько явно смехотворной, что русские предпочли просто удалить эти цифры из дальнейшей истории Великой Отечественной войны.
Они их не поправили. Они их просто удалили.
За тот же самый период в восемнадцать дней русское командование подтвердило уничтожение 2900 немецких танков. Не "повреждение и уничтожение", а именно "уничтожение".
Интересная цифра — если посчитать все немецкие танковые силы, вовлечённые в события под Курском, их окажется всего 2700.
Решение проблемы попытки описания такой гигантской битвы, как Курская, — в том, что мы нуждаемся в правде, а не в фальшивых заявлениях или в гневных указаниях советских историков, одержимых идеей о существовании гигантского разветвлённого заговора, направленного на лишение русских их монументальных заслуг в уничтожении немецкой военной машины.
Часть 2
ОПЕРАЦИЯ "ЦИТАДЕЛЬ"
РАЗНОГЛАСИЯ В ВЫСШЕМ НЕМЕЦКОМ КОМАНДОВАНИИ
Как и многие другие операции, "Цитадель" была детищем различных планов, директив, манипуляций и махинаций многих высокопоставленных чиновников и офицеров нацистской Германии. Но бой, ставший впоследствии величайшим танковым столкновением в истории, сильно отличался в плане командования от остальных сражений.
Только один человек был полностью ознакомлен со всеми важнейшими частями плана. Только один человек имел право отменять приказы, менять их и вообще управлять всем в его поле зрения. Этот человек был абсолютным лидером Третьего рейха — это был Адольф Гитлер. Таким образом, любая оценка Курской битвы, особенно со стороны Германии, должна учитывать личное участие (или вмешательство) этого человека. Это та ситуация, в которой быстро развиваются разногласия, точки зрения доходят до прямо противоположных, и это было как раз то, что случилось. Высшее командование Германии разделилось на два дома.
Есть старая аксиома — то, о чём ты не знаешь, тебе не вредит. Но стоило бы ввести ещё одну аксиому о том, что первая аксиома — наихудшее когда-либо сделанное утверждение и особенно это относится к военному делу.
В чём угодно столь грандиозном, как крупномасштабное сражение, неизвестные факторы играют большую роль, чем то, что, казалось бы, ясно видно непосредственным участникам.
Сражение, которое должно было разыграться в районе Курска летом 1943 года, неизбежно должно было проходить с учётом опыта, извлечённого из предыдущих боевых действий. Люди руководствуются аксиомами, и одна из них гласит, что история повторяется. Есть ещё небольшое дополнение, что история может повторяться, но не буквально.
Если рассмотреть начало немецкого наступления 1941 года и события, произошедшие в районе Курска в Центральной России в 1943 году, можно заметить повторение некоторых элементов в этих сражениях. Сэр Бэзил Лиддел Гарт (Basil Liddell Hart), один из наиболее наблюдательных историков, пишущих о Второй мировой войне, замечает на странице 174 своей книги "По ту сторону холма" ("The Other Side of the Hill"), что проблема снабжения армии стала одной из самых значимых проблем во вторжении в Россию. Недостаточно, чтобы ударная армия углубилась глубоко во вражеский фронт, если эта армия не снабжается достаточно топливом, боеприпасами и запасными частями, необходимыми для поддержания её силы и мобильности. Немцы очень гордились своими танками, и небезосновательно: они вдребезги разгромили укрепления русских.
Но они входили в страну с плохими и старыми коммуникациями, с дорогами, сделанными из рук вон плохо, с дорогами, которые становились непроходимыми болотами, когда небо становилось тёмным и на землю начинал капать дождь.
Бронетехника была способна передвигаться по таким дорогам, разумеется: это же были танки, самоходные установки и так далее. Но транспорт, доставлявший припасы и
"Фердинанд" по пути на фронт. Июнь 1943 года
бензин, был моторизованным. А это означало невозможность дальнего вторжения. Лиддел Гарт отмечает:
"Если бы советский режим обеспечил бы её (Россию. — М.К.) системой дорог, сравнимой с таковой на Западе, он, вероятно, был бы побеждён в короткий срок. Германские механизированные части были остановлены плохими дорогами.
Но это заключение имеет и другую сторону. Немцы упустили победу, поскольку основой их мобильности были колёса, а не гусеницы. Транспорт застревал на этих грязных дорогах, хотя танки ещё могли двигаться.
Танковые войска с гусеничным транспортом могли бы захватить жизненные центры русских задолго до осени, невзирая на плохие дороги".
Ранее мы отметили, что операция "Цитадель" не просто родилась в уме Гитлера и его генералов. Она складывалась постепенно, рывками и частями, и с самого начала на её подготовке сказывались изменения планов, вызванные многочисленными факторами, которые, казалось, менялись от недели к неделе. Один из факторов, бывший полностью на стороне Германии, — время, — был растрачен по мелочам, на маленькие задержки, и это впоследствии дало преимущество русским.
Мы также видели, что в марте 1943 года русские были вынуждены уже в третий раз оставить важный город — Харьков. И даже вмешательство в последний момент блистательного Жукова не смогло предотвратить потерю. Харьков был оставлен, и это стало причиной того, что продолжение немецких операций против России начало увязать в германской нерешительности и конфликтах среди военного окружения Гитлера.
Фельдмаршал Эрих фон Манштейн руководил битвой за Харьков. Один из лучших генералов нацистской Германии, он требовал не только не ослаблять натиск на русских, но и одновременно продолжать продвигаться вперёд. Но были и другие факторы. Манштейн мог бы достичь того, чего хотел, если бы фельдмаршал Понтер фон Клюге, командовавший немецкими силами на севере, также оказал бы сильное давление на русских. Иначе русские бросили бы свои резервы против Манштейна. Без этого давления шансы Манштейна на удачное наступление сильно уменьшились бы. Но вне зависимости от этих соображений задержка была непозволительной.
