— Вашего мужа поставить в известность?
— Не надо. Он в отъезде по важным делам.
Беспокоила ее явная истощенность.
— Тогда, может, отвезти вас в больницу?
— Я сейчас только оттуда, — ей удалось выдавить улыбку.
Карлсен вспомнил: действительно, госпиталь «Гора Синай» всего в одном квартале.
— Давайте-ка замерим пульс.
Так как запястья у нее были сплошь залеплены пластырем, пульс пришлось нащупывать над сгибом левой руки. Он был очень замедленный, примерно пятьдесят в минуту, очевидно, пациентку накачали транквилизаторами, в том числе и новым наркотиком НДС, связывающим эмоциональные реакции. Однако контакт с жизненным полем женщины подсказывал, что истощена она не так сильно, как кажется. Сильная жизненная энергетика залегала буквально под поверхностью. А почувстовав это, Карлсен понял и то, что ему по силам ей помочь.
Разговаривать было необязательно, прямой контакт между их жизненными полями был более действенным. Чувствуя кончиками пальцев тоненькое биение ее пульса, он тихо наслаждался прикосновением к ее теплой коже, одновременно передавая свое удовольствие ей. Через несколько секунд почувствовалось, что она расслабилась. Получалось то же самое, что ввести наркотик, только на этот раз тот, что противодействует транквилизатору, Карлсен убрал руку и сел обратно на стул. Интересно, что контакт установился так легко и гладко. Словно ум у нее, как и у Линды Мирелли, синхронизировал с его.
— Хотите чая? — спросила вдруг она.
Карлсен с улыбкой кивнул.
— Зеленого?
— Зеленого? А вам не противопоказано? — он знал, что это мощный стимулятор.
— Безусловно, — отозвалась она с веселым спокойствием (значит, настроение поднялось).
Тут он понял, что заблуждался насчет Ханако Сузуки. Истощенный вид привел Карлсена к мысли, что перед ним женщина с низкой витальностью или — что бывает со многими японками — вековые традиции жизни в обществе, где верховодят мужчины, подточили в ней сколь-либо глубокое ощущение индивидуальности. Теперь до него дошло, что есть в этой женщине некая природная искра, делающая ее редкостно привлекательной в глазах мужчин. Легко понять, как ей удалось пленить крупного начальника. Они молча наблюдали, как девушка на коленях готовит чай, используя маленькую сбивалку для создания пенной поверхности. Карлсен съел пару-тройку конфет, затем принял чайную чашку, которую провернул на полтора оборота против часовой стрелки, одобрительно разглядывая при этом тонкую старинную работу, и медленно втянул губами ароматную вяжущую жидкость, напоминающую вкусом хлорофилловые таблетки. Горничная с легким поклоном вышла. Карлсен, дождавшись, когда закончит свой чай Ханако, произнес:
— Прошу вас, расскажите мне о вампире.
Овальные глаза спокойно его разглядывали.
— Вы разбираетесь в вампирах?
Он кивнул.
— Мой брат говорит, вы внук того капитана Калрсена, — как многим японцам, проговорить это имя далось ей непросто. — Я изучала про капитана Калрсена.
Он ожидал продолжения, но женщина, похоже, предпочитала молчать.
— Как его звать? — спросил он наконец.
— Карло Пасколи.
— Итальянец?
— Корсиканец.
— Где вы его встретили?
— В лифте Китсон Билдинг.
— Когда?
— Полтора месяца назад, восьмого июня. — От Карлсена не укрылась ее точность.
— Месяц после того, как я вышла замуж. — Она опустила глаза, щеки зарумянились.
Карлсен понимал ее неловкость. Легкий акцент, путаница в произношении «л» и «р» — все указывало на то, что воспитывалась она в Японии. Потому и происхождение и культура затрудняли разговор с незнакомым человеком (пусть даже ему можно доверять) о личных проблемах.
— Вы любите своего мужа? — спросил Карлсен.
— А… да. (Так и не поднимая глаз).
— И когда повстречали того человека, все равно любили?
— Конечно.
— Тогда как все это произошло?
Она медленно посмотрела ему в глаза. Понятно: решилась. Вот тот момент, который видишь так часто — когда пациент решает выложить все.
— Я работаю на 392 этаже Манхаттан Билдинг, он — на 393. У него работа начинается с половины десятого, и у меня тоже. Так мы постепенно и стали видеть друг друга каждый день.
Ханако сделала паузу: рассказывать оказалось труднее, чем она ожидала.
— Он стоял возле вас?
— Да. В то первое утро лифт был полон, и мы стояли вплотную.
— Вы что-нибудь почувствовали?
— Тогда еще нет.
— Но и на то, что стоите впритирку, тоже не возражали?
У нее чуть шевельнулись губы. Американка на ее месте пожала бы плечами, бросив что-нибудь вроде: «Что делать? Америка!».
— Вы какое-то внимание на него обратили?
Она покачала головой.
— А он на вас?
— То же самое.
— Так когда вы впервые его заметили?
— На третий день. — Такая точность в очередной раз указывала, что Ханако не раз восстанавливала для себя всю цепочку событий.
— А на второй что было?
— Он был там, но я его не заметила.
— А на третий?
— Мы в лифт вошли последними. Он опять стоял от меня очень близко. — Голос слегка дрогнул. — На этот раз я почувствовала что-то… очень приятное.
— Как именно? — ответ был известен, но надо было принять неискушенный вид.
— Такое… тепло. Тепло, растекается. И даже, когда лифт был уже почти пустой, он так и стоял чуть не вплотную.
— Он что-нибудь говорил?
— Нет. Через секунду я вышла…
Карлсен ждал.
— Назавтра было еще сильнее. В лифте было не так людно, но он все равно стоял почти рядом.
— Вы пытались подвинуться?
— Нет. Стыдно было, из-за мужа, но мне хотелось, чтобы он стоял вплотную. Вы понимаете?
— Да.
— Это был конец пятницы. Вскоре мы в лифте остались одни. Он опять подошел и встал около меня.
— Вы разговаривали?
— Нет.
— Смотрели друг на друга?
— Нет.
— Что вы чувствовали?
Чуть помедлив в нерешительности; она сказала:
— Чувствовала, будто я вообще без одежды.
— Вы были сексуально возбуждены?
Она посмотрела ему в глаза — близко, вплотную.
— Да. — Чувствовалось, что исповедь действует на нее облегчающе.
— И что произошло?
— Я вышла из лифта и пошла не оглядываясь.
— Когда что-то действительно произошло?
— Через два дня, в понедельник. Я специально пришла раньше, но он меня уже дожидался. У меня было странное ощущение. Знала, что что-то должно произойти, и хотела этого. — Ханако как-то разом заговорила свободно, без скованности. — Как только мы оказались вдвоем, он подошел сзади и обнял. Затем повернул меня, и я дала себя поцеловать.
