– Ума не приложу, куда он делся! – шепнула Ольге Галка, оглядывая присутствующих в зале.
– Ты про Катаняна? – уточнила Ларионова.
– Ну да…
– Наверняка они с Телевизором видеокамерой занимаются. Договорились же, что они по очереди будут снимать наш вечер, – попыталась успокоить ее Ольга, но Галка, смешно вытянув шею, продолжала озираться по сторонам. Ольга тоже стала обводить взглядом зал и тут же наткнулась на Добровольских. Оба смотрели в их сторону.
– Оля, – ткнула ее в бок Маша, – вижу, что ваши близнецы разные. По крайней мере сейчас они думают о совершенно разных вещах. Ты присмотрись внимательней. У одного в глазах любопытство – он разглядывает нас с Александрой и, возможно, тоже пытается отличить, где кто. А второму мы совершенно неинтересны. У него в глазах тревога, и глядит он, по-моему, только на тебя.
Ольга перевела взгляд на Добровольских и вздрогнула. Маша была права. Один Доброволец смотрел прямо на нее и нервным движением потирал щеку. У Ольги сладко замерло сердце, но она тут же взяла себя в руки. Не раскисать! Она очень хорошо помнит разговор братьев в зимнем саду Аничкова дворца. Им надо утрясти с ней какой-то вопрос, и в этом все дело. Видимо, москвички правы. Сашка – не математик и боится, что Ольга его выдаст Нине Петровне. Если она это сделает, то сгорят синим пламенем Сашкины четверки по математике в аттестате, а на исправление всего полгода осталось. Если Пашка всю жизнь решает за брата задачки, то у Сашки ничего вообще не выйдет. Есть отчего прийти в нервное состояние. Ольга показала Добровольцу язык и отвернулась от него.
Ребята на сцене наконец закончили устанавливать аппаратуру и выключили верхний свет. В полной темноте к микрофону прошла какая-то фигура, и прозвучал голос Сергея Павловича, завуча по внеклассной работе:
– Я, конечно, понимаю, что вам очень нравится сгустившаяся темнота…
Зал одобрительно зашумел, а завуч продолжил:
– Но хочу напомнить, что только-только начался новый год и мы еще находимся в состоянии новогодних праздников. Поэтому предлагаю зажечь елочку. Не забыли еще, как это обычно делается на детских утренниках?
– Елочка, зажгись! – выкрикнул кто-то из глубины зала.
– Совершенно верно! – обрадовался завуч, в школьном просторечье именуемый Палычем. – Только эту замечательную фразу крикнуть нужно всем вместе и громко! Итак, три, четыре…
– Елочка, зажгись! – нестройно и вразнобой откликнулся зал.
– Стыдно! – по-прежнему из темноты донесся голос Палыча. – А еще девятиклассники! Первачки так кричали, что стены дрожали, а вы… Ну-ка, еще раз: три, четыре…
– Елочка, зажгись! – прозвучало уже гораздо стройнее.
– Нет! Так дело не пойдет! – притворно рассердился Палыч. – Если вы сейчас не соберетесь с силами и не рявкнете, елка не зажжется и Новый год у вас пойдет наперекосяк. Незажженная елка – очень плохая примета! Последний раз предлагаю: кричите как следует или… я закрываю эту дистрофичную дискотеку. Итак! Приготовились! Три, четыре…
– Елочка, зажгись! – взревел зал, и тут же зажглись разноцветные лампочки на елке, переливающиеся гирлянды на стенах и сцене, а на потолке закрутился зеркальный шар, разбрасывая вокруг себя световые искры. Из колонок полилась красивая мелодия, и центр зала начал заполняться танцующими парами.
– Все-таки я не понимаю, куда делся Катанян, – по-прежнему вслух переживала Галка.
Ольга хотела еще раз сказать ей что-нибудь ободряющее, но перед ней неожиданно возник Доброволец.
– Можно тебя пригласить? – спросил он.
Чуть помедлив, Ольга все же подала ему руку.
– Мне так и не удалось тогда, во дворце, потанцевать с тобой, – с упреком заговорил этот «из ларца». – Скажи, почему ты ушла? Почему так со мной поступила?
– Противно быть в дураках, правда, Сашенька? – ответила Ольга. – Или ты Пашенька?
– Ты прекрасно знаешь, что я не Пашка! – раздраженно ответил Добровольский. – А в дураках любому быть неприятно.
– Неужели ты это понимаешь? Зачем же вы с братцем из меня дуру делаете?
Добровольский помолчал немного, а потом тихо сказал:
– Прости… Я тогда не знал, что ты мне так понравишься…
Ольге в лицо бросилась краска, и у нее вдруг совершенно ослабли ноги. Неужели… Неужели это правда? Но как же тогда… тот разговор в зимнем саду?
– Почему ты молчишь? – спросил Добровольский.
– Свежо преданьице, да верится с трудом, – заставила себя произнести Ольга.
Добровольский хотел что-то возразить, но музыка кончилась, и Ольга, тут же отвернувшись от него, протиснулась сквозь толпу к Галке, Оксане и близняшке Александре. Ей не хотелось поддаваться магии его прозрачных глаз и тихому проникновенному голосу. Она расслабится, а потом выяснится, что с ней разговаривал не Саша, а Паша и что конечной целью этого разговора по-прежнему является поездка в Москву и приличный аттестат с хорошими отметками по точным наукам для гуманитария Сашки.
Москвичку Машу к подругам подвел второй Добровольский и поблагодарил за танец. К своему месту братья возвращались вдвоем, и Ольга услышала, как тот, что танцевал с Машей, спросил другого:
– Ну что, выяснил?
Ответа Ольга не расслышала, но злостью на Добровольских опять налилась по самую макушку.
– Ну, наконец-то! – услышала она удовлетворенный голос Калинкиной. – Где ты, Саня, пропадал?
Ольга отвлеклась от собственных отвратительных размышлений и увидела взъерошенного Катаняна и рядом с ним Телевизора с видеокамерой.
– Да вот… это… пришлось опоздать… Жаль, вашего выступления не видел, – ответил Саня.
– Это ничего. Увидишь. Я все снял, – успокоил его Телевизор.
Как в Аничковом дворце, Казбеков был одет в строгий темный костюм с искрой, который ему очень шел. Ольга поискала глазами Оксану Панасюк. Та, слившись со стендом о патриотической работе, с полной безнадежностью и тоской смотрела на танцующих из-под свисающих на глаза тонких прядей темных волос.
– Петр, дай-ка мне… – решительно заявила Ольга и протянула руку к видеокамере.
Телевизор, как всегда, ослушаться не посмел и тут же протянул ее Ларионовой. Она взяла камеру в одну руку, а другой рукой подтащила Казбекова к Панасюк.
– Петр, познакомься: это Оксана. Она, как и ты, очень интересуется художниками и всякими там… направлениями с периодами в искусстве. И вообще… Я думаю, вам будет о чем поговорить. Пригласи-ка ее, Петр, на танец! – Ольга подтолкнула Телевизора к Оксане, удостоверилась, что они направились в центр зала, и вернулась к Галке и Катаняну.
– А где москвички? – спросила она Калинкину.
– Где надо! – раздраженно ответила Галка. – С Добровольскими танцуют! Я тебя, между прочим, предупреждала, что надо быть все время рядом, а ты шляешься где-то… И что дальше? – без всякого перехода она обратилась к Катаняну, видимо продолжая прерванный Ольгой разговор.
