Вокруг девушки лежали семь каменных тел, которые не мерцали, не светились, не сияли.
Нефрит, Гранит и Опал, тёмные и полые, как трухлявые деревья; Гранат, пустая и пересохшая; Сланец и Железняк, бледные, как бумага, да малышка Алмаз – от неё осталась лишь оболочка цикады, хрустальная, чистая и пустая внутри, лишенная даже мёртвых костей.
Заливаясь слезами, девушка рассказала, что под покровом темноты пришли люди Короля. Они знали, какие гостьи постучались к ней днём, сочли это странным и опасным. Пока убивали бедных сестёр, ей заломили руки за спину. Маникарника даже не кричали, когда из них вытекал свет – брызги света, точно кровь, летели во все стороны; на лицо девушки упали тёплые капли, она ощутила их вкус, вкус сладкой воды и клевера. Люди Короля перерезали горло Звёздам и ушли, а девушка пыталась зажимать раны, но их было слишком много, а она была слишком слаба. Разве кто-то мог знать, как исцелить создание, истекающее светом, точно кровью?
Люди племени испугались и не знали, что делать. Они смыли свет с бедной девушки и отнесли семь каменных тел в поле, где росли маки, совершили известные им погребальные обряды.
Так Звёзды узнали, что могут умирать. Это наше самое значительное умение. Последние из нас покинули мир, спрятались в расщелинах и тайных норах, будто испуганные кролики.
Через некоторое время девушка и её черноглазое дитя посмотрели на небо сквозь отверстия во всё ещё мокром потолке шатра и заметили новые звёзды – их было семь, и они прильнули друг к другу, как сёстры.
Сказка Бабушки (продолжение)
Лиульфур Волчица-Звезда не шевельнула ни одним мускулом под золотой шкурой, пока говорила. Её голос не стал ни громче, ни тише. Она просто смотрела куда-то вперёд.
– Мы не знаем, куда они уходят – те, кто умирает. Куда все мы уходим. Тела остаются здесь, и новые звёзды появляются в небе, но где они сами?
Что я могла сказать, чтобы успокоить её?
– Бедная девушка-кочевница чуть не утонула в свете, излившемся из семи тел. Она и ребёнок наглотались света, до них никто не получал его в таком количестве. Свет едва не свёл с ума её детей и внуков, и они один за другим принялись искать нас, хотя в каждом из них сияния Маникарника оставалось всё меньше. Они наступали как упрямый прилив, и вот пришла твоя очередь – ты стоишь в самом конце цепи из внучек, которые словно передают из рук в руки ведро с водой. Всякий раз немного проливается на землю. – Она покачала большой лохматой головой. – Мы больше не избегаем вас. К нам будто возвращаются наши кузины.
Стена из полированного кварца, в которой я впервые увидела свой волчий облик, медленно растворилась, открыв длинный туннель, уходящий в черноту. Волчица вздохнула с усталой покорностью и нежно подтолкнула меня носом, как мать, которая показывает детёнышу дорогу к свежей воде. Наши сияющие тела слились и канули во тьму за стеной.
Лиульфур тихонько шла впереди меня, её лапы ступали уверенно и прямо. Она мерцала, точно медная лампа. Туннель был длиннее предыдущего и такой чёрный, что я едва подавила отчаянный возглас, впервые заглянув в него. В какой-то момент нам пришлось пробираться сквозь скалу на брюхе, чувствуя себя куском хлеба, застрявшим в длинной глотке; наши передние лапы загребали землю, а задние болели от того, что их было невозможно выпрямить.
Наконец скалистая глотка превратилась в комнату с высоким потолком, до самых дальних углов залитую светом – безупречно чистым, ярче дневного, будто кто-то растёр в руках солнце, превратившееся в мыло. Перемена оказалась столь внезапной, что я почти ослепла. В центре свечения находилась звезда, похожая на волка и испускающая нежное сияние.
Пещера оказалась не пустой: семь погребальных носилок были расставлены по кругу, и на каждых лежала женщина, спящая или мёртвая; семь пар тонких рук скрестились на семи бездыханных грудях. Волосы усопших ниспадали с носилок, будто росли тысячу лет; вокруг их тел лежали груды драгоценных камней, точно горы яблок в сезон урожая, превосходящие всё, что мне доводилось видеть ранее. Бесчисленное множество нефритов, гранитных осколков, опалов, ярких как кровь гранатов, кусков сланца и железной руды, а также маленьких алмазов, блестевших как снег.
В Саду
Проснувшись, мальчик начал медленно обкусывать яблочный огрызок, будто зачарованный. Перед его мысленным взором бежали и нюхали ветер грациозные волки. Он потянулся, зевнул и вытащил из мешка роскошное красное одеяло, отделанное золотом и расшитое лилиями; завернулся в него и осторожно придвинулся к девочке, словно к пугливому жеребёнку. Они укрылись в алом шалаше, и девочка опустила ресницы, когда рука мальчика, потянувшись за флягой с водой, чтобы забрать её внутрь, задела девичье колено. Они были очень близко; он вдыхал мускусный аромат её волос, запах кедра и жасмина.
Сквозь тонкий навес из листьев пробились первые лучи рассвета, синеватые и яркие, расцветив кожу детей розовыми и серебряными тенями.
На рассвете мир, укрытый мерцающей сетью тумана, выглядит очень спокойным. Мальчик и девочка, уже почти расставшиеся с детством, прятались в маленькой роще, им было тепло и сухо, а голос девочки сделался тихим, точно поступь кошачьих лап среди сосновых иголок. Юное солнце мерцающей ангельской рукой отбросило волосы со лба мальчика. Он не отодвинулся от девочки. Однако близился восход, и его сестра должна была проснуться – её лицо уподобилось бы буре при виде его пустой постели.
– Мне пора, – проговорил наконец мальчик. – Надо вернуться, пока дома все ещё спят.
Девочка кивнула, и к ней вернулась прежняя робость – она вновь ушла в себя, хотя целую ночь разматывала собственную душу, как кудель, превращая солому в золото.
– Но я вернусь, – заверил он, – как возвращаются на закате стаи речных птиц. Я принесу ужин, и ты расскажешь мне, чем всё закончилось в той пещере.
Мальчик тронул её щёку – прикосновение было мягким, точно заячья лапка. Девочка спрятала улыбку под его ладонью и кивнула. Она обратила на него взгляд блестящих глаз и на миг опустила длинные ресницы, продемонстрировав клубящуюся черноту родимых пятен, покрывающих веки, пугающих и тёмных, словно беззвёздная ночь. Мальчик отметил, что теперь, после короткого знакомства, они не кажутся ему некрасивыми. Он чуть опустил взъерошенную золотую голову, чтобы встретить её взгляд, как только она вновь откроет глаза.
– Я буду приходить каждый вечер, чтобы слушать твои истории. Каждый вечер, – негромко произнес мальчик и убежал туда, где туман полосами стелился по Саду, путаясь в зарослях жасмина и астр, блуждая среди яблонь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
