– Понял.
– Тогда поехали по району.
– Район спит, никто ничего не знает. Что мы сейчас увидим?
– До тебя, видно, не доходит. Поехали!
Объехали весь район – тишина. Остановились возле станции метро «Фрунзенская».
На работу Хрущев ехал по Комсомольскому проспекту. У станции метро «Фрунзенская» стояла двадцатипятиметровой высоты конструкция – на панно был изображен улыбающийся Никита Сергеевич со всеми своими наградами.
– Портрет надо немедленно снять, но чтобы об этом никто не знал, – распорядился секретарь райкома.
– Как же снять, чтобы никто не знал? Кран нужен, рабочие нужны.
Секретарь райкома сообразил:
– Вызывай художника. Скажи, что портрет нужно подправить в связи с успешным полетом космического экипажа во главе с Владимиром Комаровым.
Дмитрий Квок вернулся в исполком около четырех часов утра и позвонил начальнику ремонтно-строительного управления Мирону Петровичу Ткачуку, бывшему фронтовику:
– Мирон Петрович, нужно срочно прибыть в райисполком.
Тот, не задавая вопросов, ответил:
– Слушаюсь.
Добирался он до райисполкома пешком. За это время Квоку еще раз позвонил первый секретарь райкома:
– Знаешь, я тут проконсультировался с горкомом. Рекомендовали до опубликования решения пленума портрет не снимать. То, что я тебе сказал, держи пока в тайне.
Тут появился Ткачук в военной форме и отрапортовал:
– По вашему приказанию подполковник запаса Ткачук прибыл.
Что было делать? Квок сказал правду:
– Понимаешь, Мирон, сегодня ночью освободили от должности Хрущева, и я тебя вызвал, чтобы организовать работу по замене его портрета у метро «Фрунзенская». Но пока ты шел, команду отменили.
– А я подумал – опять война, – с облегчением произнес Ткачук…
После того как Хрущев лишился своих должностей, Брежнев, председательствовавший на пленуме, поставил вопрос об избрании первого секретаря ЦК.
Как свидетельствует стенограмма, в зале сразу же раздались голоса:
– Предлагаем избрать первым секретарем ЦК нашей партии товарища Брежнева!
Все зааплодировали.
В председательское кресло пересел Подгорный, чтобы провести голосование:
– Внесено предложение избрать первым секретарем ЦК товарища Брежнева. Других предложений нет? Нет. Будем голосовать. Кто за то, чтобы избрать товарища Брежнева первым секретарем ЦК нашей партии? Членов ЦК прошу поднять руки. Прошу опустить; кто против, воздержался? Предложение принято единогласно.
В зале опять раздались аплодисменты.
Решающий голос имели только члены Центрального комитета. Но Подгорный решил показать полное единодушие всего партийного руководства.
– Давайте, товарищи, проголосуем вместе с кандидатами и членами ревизионной комиссии, – предложил он. – Кто за то, чтобы избрать товарища Брежнева первым секретарем ЦК КПСС, прошу поднять руки. Прошу опустить. Кто против? Кто воздержался? Товарищ Брежнев избран единогласно.
Опять аплодисменты. Все встали.
Леонид Ильич Брежнев был избран не только первым секретарем ЦК КПСС, но и председателем бюро ЦК по РСФСР (через полтора года на партийном съезде созданное Хрущевым бюро упразднили).
Брежнев вернулся на председательское место.
Он сказал несколько положенных в таких случаях слов, которые в стенограмме облагородили и довели до совершенства:
– Я благодарю членов ЦК и кандидатов в члены ЦК, членов ревизионной комиссии, всех вас, товарищи, за высокое доверие, которое вы мне оказали. Я понимаю всю тяжесть и ответственность порученного мне сегодня дела и постараюсь отдать все свои силы, опыт и знания для того, чтобы – безусловно при вашей поддержке – оправдать то высокое доверие и честь, которые вы мне оказали.
И он вновь услышал аплодисменты, которые отныне станут сопровождать каждое его появление на публике.
Окончательный выбор
В годы перестройки историки и политики задались вопросом: а могли быть в октябре 1964 года другие кандидатуры, помимо Брежнева?
В тогдашнем руководстве можно было найти более молодых, образованных и динамичных политиков, но реально выбор ограничивался членами президиума ЦК. Остальные, имевшие меньший партийный ранг, не рассматривались как кандидаты.
В октябре 1964 года в президиум входили (помимо Хрущева): Брежнев, Воронов, Кириленко, Козлов, Косыгин, Микоян, Подгорный, Полянский, Суслов, Шверник.
Фрол Романович Козлов был тяжело болен и работать не мог. Кандидатуры Микояна и Шверника не рассматривались ввиду преклонного возраста, Шверник был даже старше Хрущева. Полянский, напротив, был слишком молод. Кириленко никогда не котировался так высоко, чтобы претендовать на первые роли.
Кого же тогда могли предложить в первые секретари?
Подгорного? Суслова? Косыгина?
Николай Викторович Подгорный с Брежневым были в тот момент на равных: оба секретари ЦК с широкими полномочиями, в отсутствие первого по очереди председательствовали на заседаниях президиума и секретариата.
Гришин и Шелест утверждали потом, что, когда решали, кому быть первым секретарем ЦК, Брежнев предложил кандидатуру Подгорного, но тот отказался:
– Нет, Леня, берись ты за эту работу.
Если этот эпизод и был, то носил ритуальный характер.
Леонид Ильич продемонстрировал партийную скромность, понимая, что Николай Викторович сам откажется. За спиной у Подгорного было руководство украинской, крупнейшей в стране партийной организацией. Он явно жаждал власти и рассчитывал на первые роли. Но у него маловат был опыт работы в Центре, в 1964 году его еще воспринимали как провинциального, украинского партработника. Так что он очевидно уступал Леониду Ильичу, давно занимавшему видные посты в столице.
В отличие от Подгорного Михаил Андреевич Суслов был известен партаппарату всей страны. К нему уже тогда относились с почтением и даже с некоторой опаской. Но он с послевоенных времен шел по идеологической линии. А «идеологи» первыми секретарями не избирались. Считалось, что первому лицу нужен опыт руководства промышленностью или сельским хозяйством.
Такой опыт конечно же был у Алексея Николаевича Косыгина. Но ему мешало другое – за свою жизнь он всего лишь несколько месяцев находился на партийной работе, в 1938 году, когда молодого директора фабрики «Октябрьская» поставили руководить промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома. Но в том же тридцать восьмом Косыгина утвердили председателем Ленинградского горисполкома, на следующий год перевели в Москву наркомом текстильной промышленности, и с той поры он работал в правительстве. В провинции, в республиках его редко видели.
