Томми Бартоломео оказывала на Ти Джея Рейли удивительное воздействие. Он словно живой огонь подержал в ладонях, но не обжегся, а согрелся.
Женщина-загадка, сотканная из противоречий. Ходячая тайна.
Воплощенное милосердие, практически святая – и подозреваемая в двойном убийстве. Училась на врача – стала автослесарем. Нежная, хрупкая, женственная – и прячется в толстом коконе бесформенной мужской одежды, напускной грубости и замкнутости.
Она не доверяет Ти Джею, боится его – и, тем не менее, чуть ли не насильно оставляет его в городе, хотя само выгодное для нее – отправить его поскорее с глаз долой. А еще... А еще она потрясающая. Великолепная. Чувственная. Сексуальная. От нее буквально исходит сияние – так она хороша. И это вовсе не конфетная красота с обложки модного журнала, о нет. Томми Бартоломео вряд ли доберется даже до отборочного тура конкурса красоток Монтаны. Здесь совсем другое. То, о чем ТАНЦЕВАЛ Аль Пачино в «Запахе женщины». То, что называют феромонами.
От Томми Бартоломео исходит сильнейший заряд сексуальности. Она женственна и потому желанна. И это очень плохо, потому что это будет мешать... уже мешает Ти Джею выполнять то, зачем он приехал сюда, в Дриминг-Уотерфоллс.
В городок, где погиб Фрэнсис Сомервилль, молодой врач из Тиссулы.
Родной брат Томаса Джефферсона Рейли.
5Мать овдовела, когда Ти Джею было полгода. Отец был летчиком-испытателем, разбился во время тренировочного полета.
Еще через год лучший друг погибшего, Дик Сомервилль, предложил вдове выйти за него замуж. Она долго раздумывала – но маленький Ти Джей однажды назвал Дика «папой», и решение было принято. Еще через два года на свет появился Фрэнки. Фрэнсис Ричард Сомервилль.
До шестнадцати лет Ти Джей носил фамилию отчима и понятия не имел, что Дик ему не родной отец. У него была счастливая и дружная семья, у него был младший брат, а то, что все в этой семье, кроме Ти Джея, были сероглазы и темноволосы – ну мало ли, как выглядел, например, прадедушка?
Правду ему рассказали на шестнадцатый день рождения, потому что Дик Сомервилль был хорошим человеком и искренне любил своего покойного друга, Джеффри Рейли. Дик считал, что Ти Джей должен знать имя своего отца и гордиться им.
К сожалению, в шестнадцать лет многие вещи видятся совсем по-другому, и потому в тот день мир Ти Джея рухнул. О нет, он не стал биться в истерике, хамить, курить марихуану и пропадать на улице. Он просто стал отдаляться от семьи, которая оказалась не совсем его семьей. Так он тогда считал.
В семнадцать Ти Джей ушел из дома навсегда. Фрэнку было тринадцать с небольшим, и он плакал, провожая любимого старшего брата, так непонятно и стремительно охладевшего к нему.
Потом была армия, потом – работа, самая разнообразная и не всегда престижная, потом учеба, снова работа, сотрудничество с полицией, первые литературные опыты... Ти Джей жил своей жизнью, почти не встречаясь с родными, редко созваниваясь с ними и практически не интересуясь судьбой младшего брата. Он привык к одиночеству.
От матери он узнал, что Фрэнки поступил на медицинский. Равнодушно попросил передать поздравления. В год, когда Фрэнк окончил университет, умер Дик Сомервилль. Ти Джей не поехал на похороны, надо было срочно сдавать книгу...
А потом был случайно увиденный репортаж по телевизору, и диктор рассказал о молодом враче, героически сражающемся с эпидемией лихорадки в какой-то африканской стране. Ти Джей лениво пялился на экран – а на экране вдруг появился Фрэнки... и Ти Джея словно по голове шарахнуло.
С экрана ему улыбался своей детской, застенчивой улыбкой малыш Фрэнки, тот самый, который в детстве хвостиком ходил за Ти Джеем, выгораживал его перед мамой, донашивал его джинсы и хвастался сверстникам в школе своим старшим братом, который всегда придет ему на помощь... Кстати, приходил, было дело. Фрэнки совсем не умел драться – просто не мог ударить человека. Никак. Даже в шутку. Ти Джей отдувался за двоих.
Зато Фрэнки вечно тащил в дом подбитых птиц, искусанных собаками кошек, сбитых машинами собак... Даже в детстве он умел облегчить чужую боль, не боялся ни крови, ни грязи, и его маленькие пальчики никогда не укусила ни одна страдающая тварь, потому что Фрэнки был добр ко всем.
Передача закончилась, и у Ти Джея впервые в жизни заболело сердце. Он мерил шагами комнату, курил одну сигарету за другой и ругал себя такими словами, которые вряд ли знала даже многоопытный редактор миссис Касл.
И впервые за шестнадцать лет он приехал домой, к матери, и увидел, как она постарела, а потом хлопнула дверь, и простучали быстрые шаги, и знакомая застенчивая улыбка полыхнула на загорелом, обветренном лице молодого красивого мужчины – его младшего брата Фрэнки...
Это было два года назад.
Они очень старались наверстать упущенное, особенно Ти Джей, ощущавший громадный груз вины, но это, к сожалению, было уже невозможно. Год назад умерла мать. А месяц с небольшим назад Ти Джею позвонили из полиции и сообщили о смерти его младшего брата, Фрэнсиса Сомервилля.
Никогда не откладывайте любовь к своим близким на «потом»!
Никакого «потом» не бывает. Есть только «сейчас» – и еще «вчера».
Спешите любить и говорить о своей любви. Говорите о ней непрестанно, все время, звоните ночью, поднимайте с кровати – и кричите в трубку, скорее, пока не испугали до смерти ночным звонком: я люблю вас! Я так люблю вас, дорогие мои! Я не могу жить без вас!
Никогда не откладывайте любовь к своим близким на «потом»...
Ти Джей сошел с дороги, зачерпнул пригоршню снега и с силой растер лицо и покрасневшие от слез глаза. Макфарланам принадлежало несколько лесопилок к северу от городка. Их большой дом стоял примерно там же, на отшибе, так сказать. Ти Джей разузнал дорогу у Джо Блэка, и старый рокер немедленно вызвался подбросить его, раз уж Ти Джей пока «безлошадный».
Ехали они ровно четыре минуты, так что у Ти Джея появились серьезные подозрения, что Джо Блэк состоит при нем в роли не столько извозчика, сколько соглядатая. Что ж, пусть Томми Бартоломео знает, куда он поехал и с кем собирается говорить. Пусть понервничает, в конце концов. Она оставила его в городке, да еще и без машины – теперь ход за ним.
Лесопилка Макфарланов являла собой прямо-таки идиллическое зрелище. Солнце, сверкающие в его лучах сугробы, синее небо, мощные стволы сосен вокруг – и желтый мягкий ковер опилок под ногами. Мешал только шум – из-под навеса доносился мощный визг и гул циркулярных пил, трудолюбиво превращавших огромные стволы деревьев в гладкие золотистые доски. Пахло смолой и хвоей, мазутом и снегом. Удивительное и приятное сочетание.