пальцы впиваются в подушку.
— Я хочу этого, — хрипло говорит она. — Я хочу почувствовать тебя там.
Из моей груди вырывается стон.
— Стоит ли удивляться, что папочка не может оставаться в стороне? — Я плюю на ее сморщенную дырочку и толкаюсь бедрами вперед, втискивая свой член между ее ягодиц и двигаясь, двигаясь, толкаясь в ее тугую плоть, которую я собираюсь объявить своей. — Я, наверное, войду на три или четыре дюйма и кончу, детка, ты такая чертовски узкая.
Однако моя зависимость заключается в том, чтобы доставить ей удовольствие, поэтому я тянусь к прикроватному столику и достаю две вещи. Массажер-бабочка, который был у нее с тех пор, как я встретил ее, но с тех пор она им не пользовалась. И маленький флакончик лубриканта, который ей тоже был не нужен. Я включаю массажер и провожу им под ее бедром, двигаясь внутрь, пока не смогу плотно прижать его к месту соединения ее бедер.
Все тело Джоли содрогается, ее бедра опускаются, чтобы вжаться в вибратор.
— Ох!
— К черту, кричи, это все для твоего папочки, — прохрипел я ей в ухо. — К черту это, пока я оскверняю тебя.
Джоли всхлипывает, ее бедра раздвигаются немного шире, давая мне больше доступа туда, куда мне нужно. Я принимаю это с рычанием, используя свои колени, чтобы раздвинуть ее еще больше. Если бы она могла видеть мое лицо прямо сейчас, она бы испугалась до смерти. В этот момент я полностью ее сумасшедший преследователь. Я волк в овечьей шкуре. Я мужчина, который крадет ее трусики и нюхает их, облизывает край ее кофейной кружки, прежде чем отправить ее в посудомоечную машину. Я одержимый преступник, который нападает на мужчин, которые пытаются заговорить с ней. Я чертовски сумасшедший. И я двигаю двумя пальцами внутри ее киски, пока толкаюсь в ее тугую задницу. Мечта, ставшая явью. Воплощенная в жизнь фантазия. Она понятия не имеет, какую битву я веду, чтобы не удержать ее, не проникнуть в нее и не рычать до хрипоты обо всем, что делает ее неотразимой. Увлекательно.
Моя.
Я снова плюю на ее вход, затем убираю пальцы и снова медленно вхожу внутрь ее попки с низким, неровным звуком побежденного мужчины. Мужчины на грани взрыва. Или сошедшего с ума. Или и то, и другое.
— Давай посмотрим, как глубоко я смогу войти, — рычу я ей в шею, проталкивая свой член сквозь влажное, растягивающееся сопротивление. — Давай посмотрим, какая ты хорошая маленькая девочка. Прими своего папочку.
Холмики ее задницы так мягко прижимаются к моему животу, ее спина — такой красивый изгиб, разделенный пополам женственным хребтом позвоночника. Ее щека прижата к подушке, так что я вижу ее открытый рот, неглубокое дыхание, входящее и выходящее. Черный веер ее ресниц. Она — настоящее откровение. Богиня, ходящая по земле. И такая тугая. Так чертовски плотно обхватывает мой член, что я издаю хриплые задыхающиеся звуки, капля пота скатывается по моему виску.
— Папочка, — шепчет она, когда я погружаюсь еще на дюйм. — Я вся твоя.
Я выдыхаю ее имя, и меня пробирает дрожь.
— Бл*ть, бл*ть, бл*ть.
Мой оргазм, кажется, вырывается из глубокой, неиспользованной части меня, и я толкаюсь до упора в ее маленькую попку, выкрикивая проклятия, когда заполняю ее своей спермой, белые струйки скатываются по склонам ее ягодиц, выплескиваясь на мой живот, потому что в какой-то момент я начал снова толкаться в нее. Она лишь хныкала и повторяла «да, да, да». Я обхватываю рукой шлепающую спинку кровати и безудержно трахаю ее сжимающуюся дырочку, выпуская все внутри себя. Каждую каплю.
— Моя, черт возьми. Моя навсегда.
— Твоя.
Я падаю на нее, сильно дрожа, и, не используя свой обычный щит, я поднимаю ее, как будто она может исчезнуть, и обхватываю ее своим телом, как будто на нас напали. Я потираюсь своим носом о ее, зарываюсь в волосы, прижимая ее так крепко, что она задыхается. Я должен проявлять больше контроля, чем сейчас, но страх внутри меня не позволяет проявлять осторожность.
— Никогда не покидай меня, — шепчу я ей на ухо. — Не смей.
— Я не буду. — Наши поцелуи быстрые, неистовые, повсюду. — Не буду.
На мгновение я успокаиваюсь.
Но в глубине моей головы есть голос, говорящий, что мы посмотрим.
Мы это еще посмотрим.
Глава 6
Джоли
Я стою в душе, наблюдая, как вода стекает по белому кафелю, не зная, сколько времени прошло с тех пор, как я начала жить полной жизнью. Что-то беспокоит меня, пробирается под кожу, но мой мозг хочет игнорировать это. И мое сердце тоже.
С Кристофером занятия любовью всегда интенсивны. Эмоциональный, полноконтактный вид спорта. Но прошлой ночью было что-то другое. Отчаяние, которое все еще цепляется за мою кожу, как будто он оставил его случайно. Каким бы приятным это ни было, это… что-то встряхнуло внутри меня. Вызвало пробуждение.
Чувствуя себя так, словно я просыпаюсь от транса, я намыливаю тело и ополаскиваюсь, повторяя движения, даже несмотря на то, что где-то глубоко внутри меня поселяется какое-то чувство.
По какой-то причине мои мысли возвращаются на два дня назад. Когда Кристофер пришел домой и, казалось, прочитал мои мысли, играя свою роль так, как будто он предвидел это. Как будто он знал, что произойдет, в тот момент, когда вошел в дверь. Знал, что мне нужно.
Я думаю о том, как он избегает любых разговоров о своем прошлом. Черт возьми, я не знаю ничего о его семье.
Я даже не знаю, где находится его работа.
Мое сердце начинает биться быстрее. Я прокручиваю в голове события последнего месяца. Я была блаженно счастлива. Я добилась личного прогресса, отдельно от Кристофера, и он был там, болел за меня, подталкивал меня. Дома мы были заперты в постоянном состоянии похоти, но наши разговоры всегда были обо мне. О случившейся трагедии. Или они были веселыми и беззаботными.
Или расплывчатыми.
Как обрывки чего-то более глубокого, во что мы никогда не вникали.
Общение, не вдаваясь в более мелкие детали.
Этот мужчина, за которого я вышла замуж, заботливый, веселый, умный, поддерживающий, милый.
Он также первобытный, сильный, таинственный и доминирующий.
Однако есть часть Кристофера, которую я не вижу, не так ли?
Стоя здесь, в душе, это кажется таким очевидным, в то время как раньше меня отвлекал туман желания, любви и возбуждения. Часть меня хочет отступить в туман и забыть кусочки, которые внезапно становятся четкими и собираются воедино, но я не могу.
С трудом сглотнув, я
