Какая-то необыкновенно полная женщина в очень обтягивающем ее массивные тяжелые формы малиновом платье из тончайшей материи, чуть не задев меня своей большой грудью, прошла мимо нас, и ее огромный зад колыхался, как огромная чашка с желе, которую слегка потряхивают.
Мы сдали пальто, и, после того как гардеробщица подала Жене номерки от наших пальто, к нам подошел метрдотель и повел нас вверх по лестнице. Шустрая официантка, как всегда, в коротенькой юбочке, этакая девочка, лет тридцати пяти (!), поприветствовала нас, подала всем меню и упорхнула. Вид отсюда, то есть с балкона, открывал нам большую половину зала, сцену, где уже играл ансамбль, танцевальную площадку. Музыка уже играла вовсю. Длинные ряды накрытых столов с обеих сторон были обрамлены плотно сидящими обедающими людьми. Как видно, вечер еще только начался, и еще никто не танцевал. Ансамбль пел.
Хочу любить тебя и радовать,
Твои заботы перекладывать
На плечи сильные свои….
В полумраке блестели обнаженные плечи и роскошные туалеты. Красные, синие, желтые, оранжевые лампы светомузыки при кружении зеркального шара создавали световой вихрь на дымно освещенной, пустой пока танцплощадке. При звуках этой песни, в этой так располагающей к любви атмосфере было как-то отчаянно грустно, оттого что любить мне было по-прежнему некого. Танцевать тоже не с кем! Не с кем – жить и быть счастливой! А жизнь могла бы быть такой прекрасной. Не хватало только Его, моего Единственного неповторимого. Престарелый миллионер с бегающими глазами и повадками бандюгана, сидевший с важным видом рядом со мной, при всем моем отчаянном желании любить, на роль любимого не тянул.
Чужой он был, со всеми этими своими домами и купеческой важностью. Не этого мне было нужно, чем он пытался передо мной выпендриться: ни дорогих домов, ни денег, ни ресторанов, а совсем, совсем другого.
– Ну что, ребята, что будем заказывать? – спросила подбежавшая официантка, когда музыка на минутку замолкла.
– Так! – сказал Женя, подняв руку, как бы сохраняя этим жестом право говорить только за собой. – Значит так, нам не нужно меню. Полный банкет на четыре персоны!
Официантка с выражением почтения на лице сделала знак, как бы говоря: «Поняла. Будет!» – и, забрав меню, унеслась в полумрак.
Музыканты что-то заиграли.
Женя обратился к Майклу, что-то говорил ему через стол. Музыка играла так громко, что едва можно было расслышать что-либо. Я смотрела на сцену, где музыканты уже пели «Москва златоглавая», вызывая теперь в душе моей вместо отчаянного желания любить отчаянную ностальгию по Родине. Удивительно, как простая песня может больно трогать душу! Вмиг! Сколько ассоциаций вызывает каждый звук, каждая строка! Гимназистки, девятнадцатый век, снег, свет, зимнее ясное небо… Россия! Любимая моя Родина! Тоска во мне настолько сильна, что, мне кажется, я бы землю головой прорыла, чтобы сейчас оказаться там, у себя дома, где чистый снег и светлое небо, где Чехов и Толстой, где все такое любимое…
Через несколько минут подлетела официантка, обложенная тарелками выше головы, и на столе у нас появились салаты: оливье, из свеклы, из капусты, из творога, из баклажан, из грибов, из крабов. Свежие и маринованные овощи: огурцы, помидоры, капуста, красная капуста, грибы, маслины. Колбасы – ветчина, кровянка, салями, еще какие-то сорта. Копченая рыба: осетрина, балык, семга. Красная икра, сельдь с луком, отварной картофель, посыпанный зеленью. Затем подошел другой официант, как видно, помощник, принес рыбу фаршированную, пончики с мясом, холодец. Не замедлили явиться высокие стеклянные сосуды с прозрачными, темными, светлыми, алыми напитками в них, разбавленными льдом. Шампанское, вино, водка… Через несколько минут стол наш буквально ломился от изобилия ярких, красочно оформленных блюд и напитков.
– И это все на четырех человек? – спросила я, удивляясь Жениной щедрости. Я еще не знала, что в русских ресторанах это просто стандартные банкеты такие щедрые.
– Что ты говоришь? – Женя подставил ухо.
Приблизив губы к его покрытому русой прядью волос уху, я повторила громче:
– Такое количество еды на четырех человек, говорю? Зачем?! Мы же с места не встанем, если все это съедим.
Он посмотрел на меня улыбаясь и сделал знак рукой, означавший: «Не волнуйся, все идет как надо».
Наполнили рюмки.
Женя мне:
– Что ты пьешь?
– Мне все равно! Можно шампанское.
* * *
Пригубив для приличия, я кладу бокал на место: мне не нравится пить, не приносит ровно никакого удовольствия. Зачем же тогда пить? Выпив, Женя приглашает меня на первый танец. Медленный. Положив свои руки ему на плечи и почувствовав его большую грудь так близко от своей, я начинаю испытывать такое сильное чувство неловкости, что даже начинаю жалеть, что приехала. Мне совестно, что я поехала в дорогой ресторан с человеком, который на что-то рассчитывает, который полагает, что раз я здесь, значит, у него есть надежда…
Отдыхать, есть-пить за его счет ты пошла! А танцевать с ним и обнимать его тебе неприятно! Здесь же я понимаю, что уже слишком поздно, и толпа танцующих все теснее и теснее прижимает нас друг к другу. Я не отталкиваю его, боясь, как бы он не прочитал моих мыслей, и продолжаю танцевать, стараясь придать своему лицу и движениям самое естественное дружелюбное выражение.
С этим безукоризненным выражением на лице, я скромно смотрю в сторону, на танцующих, и по мере того как мы медленно топчемся на месте парой, вращаясь вокруг своей оси, проплывают мимо меня томные лица и фигуры в томных позах танцующих в полумраке. Вот девушка-блондинка в парчовом платье, горящем, как золотой огонь, и ее кавалер в токсидо. Вот черненькая с таким разрезом на спине, что едва не виден копчик над попой. Вот леди в ажурных черных чулочках и серебряных туфлях на высоких каблуках.
Мужчины, в основном все в костюмах и выглядят все примерно одинаково, за исключением очень стильно одетых, совсем молодых ребят. Зато туалеты дам представляют собой очень интересные зрелища. Вот, например, девушка в шляпе с перьями. Перья расходятся вверх и в стороны, как павлиний хвост, и внутри каждого пера, помимо того что они окрашены каждое в яркий и другой цвет, – по огромному камню. А вот другая леди: у нее на чулках нарисованы тигры. Вместо глаз у тигров – по два сверкающих камня, очень похожих на бриллиантовые.
Вот танцуют папа с дочкой, похожей на маленькую проституточку. Ну! Что тако-о-е? Папа пьян? Или… это не папа? Ах, как же я раньше не догадалась. Лолита! Набоковская Лолита! Смотри-ка, в жизни тоже, значит, такое бывает! Он пьян. Или обкурен? При всем честном
