- Ваше предложение?
- А черт его знает, что делать! - раздраженно бросил Корней Савельич, уже понявший шаткость своих позиций. - Сыщиком я не был. Таланта такого не имею.
- Мы тоже не сыщики, - обиделся Кочемасов. - Приходится вот...
- Искать надо, - упрямо повторил Корней Савельич. - В каютах, на полубаке, в машинном...
- Нечего искать в машинном! - запальчиво возразил Кочемасов. - За своих людей я ручаюсь.
- Я тоже готов поручиться за наших людей, - не уступал Корней Савельич. - Но продовольствие... украдено. Давайте обшарим все судно, вместо того чтобы брать кого-то под подозрение.
- Отберем честных и крепких на язык матросов, - подхватил сочувственно слушавший его Анциферов. - Чтобы все осталось в тайне. Прочешем судно. От кормы до форштевня. Спустимся в трюмы...
- Называйте людей. - Иван Кузьмич придвинул к себе блокнот. - Кого вы предлагаете?
- Пишите, - диктовал Корней Савельич: - "Быков, Матвеичев, Паша, засольщик..."
В дверь постучали.
- Нельзя! - крикнул Иван Кузьмич. - Занят!
Фатьяныч зашел без разрешения.
Иван Кузьмич знал, что делал, когда приказал Анциферову никому не говорить о краже. Не знал он другого. Пока старший штурман докладывал ему о хищении аварийного запаса, потрясенный гнусным преступлением боцман не выдержал, поделился с кем-то из матросов. Весть о краже быстро разнеслась по траулеру. Страсти накалялись. Фатьяныч не стал спорить с возбужденными матросами и ворвался к капитану.
Слушая взволнованного тралмейстера, Иван Кузьмич машинально перечеркнул карандашом ненужный больше список надежных и крепких на язык матросов и, уже не советуясь ни с кем, принял новое решение.
Спустя полчаса Кочемасов с десятком матросов спустился в машинное отделение. Остальные с Анциферовым и Корнеем Савельичем поднялись на полубак. Серыми тенями двигались они в густом тумане, внимательно осматривая бухты троса, бочки, ящик, где хранились якорные цепи.
Поиски на полубаке ничего не дали. Корней Савельич и Анциферов разбили своих людей на две группы. Одна отправилась с Анциферовым обыскивать каюты. Вторая с Корнеем Савельичем - осматривать палубу.
Матросы внимательно проверяли привязанные к бортам по-походному замерзшие тралы, обшарили узкое пространство между планширом и паропроводными трубами, идущими по борту в жилые помещения под полубаком. Фатьяныч с помощниками занялся осмотром лебедки и барабана с ваерами...
Пропажу обнаружили неожиданно просто. В подпоротом с угла тюфяке Малыша лежали завернутые в старую газету сухари, две банки сгущенного молока и большой кусок корейки.
Немедленно вызвали в каюту капитана и помполита. Привели Малыша. Он стоял у дверей, уставясь в пол остекленевшими глазами, и упорно бормотал:
- Не знаю ничего... Ничего не знаю.
- Вспомнишь, - угрюмо пообещал Анциферов. - Вспомнишь, когда станешь перед командой. Заговоришь.
- Пройдемте в салон, - резко сказал капитан.
Иван Кузьмич толчком раскрыл дверь. Стоявший в салоне гул сразу прекратился. Матросы потеснились, пропуская капитана и старшего помощника. Между ними старчески шаркал не по росту большими сапогами Малыш.
Командиры заняли привычные места. Малыш остался стоять перед столом.
- Внимание, товарищи! - Корней Савельич выждал, пока в салоне стихли голоса. - У нас на судне совершено преступление. Чудовищное преступление! Если оставить его нераскрытым, на каждого из нас ляжет позорное пятно. Куда бы мы ни пошли, нам скажут: "Это с "Ялты". Там украли аварийный запас. Оставили товарищей... раненых оставили голодными!"
- Пришибить такого... - злобно произнес кто-то.
Малыш вздрогнул и еще ниже опустил голову.
- Расскажите, как вы произвели хищение? - обратился к нему капитан.
Малыш, не поднимая головы, что-то невнятно начал бормотать.
- Громче! - закричали с мест. - Не слышно!
И снова Малыш, не поднимая головы, с трудом выдавил из себя:
- Не знаю ничего.
- Что ж! - Иван Кузьмич не отводил тяжелого взгляда от поникшего Малыша. - Так и будем в молчанку играть?
- Упирается, гаденыш! - зашумели матросы. - Колосник ему на шею - да в воду!
И вдруг Малыш выпрямился и, задыхаясь, крикнул:
- Топите!
- Позвольте мне,- обернулся к капитану Корней Савельич и обратился к команде: - Послушаем матросов первой вахты. Жили они с Малышевым в одной каюте. У них и найдена часть похищенного...
- Дайте мне сказать, - протолкался вперед Оська. - Утопить человека очень просто. Так? Поставил его на планшир. Дал пинка. И нет человека. А если тут недоразумение? Ошибка?..
Оську слушали внимательно. Подавленный вид Малыша, его отчаянный выкрик несколько смягчили озлобление матросов. Но стоило им услышать слово "ошибка", и еле тлеющая искорка сочувствия погасла. Негодующие возгласы заглушили Оську.
И тогда Малыш впервые поднял глаза. Глядя исподлобья на окружающих, он хрипло произнес:
- Не ломал!.. Не брал ничего.
- Прикройся там! - гневно крикнул Марушко. - Не брал!
- Выйдите к столу, товарищ Марушко, - предложил Корней Савельич. Скажите, что вы знаете или думаете о вашем товарище по вахте?
- Чего говорить? - Марушко не шелохнулся. - Вон он... весь на виду. Пацан!
- Вы жили рядом, - настаивал Корней Савельич. - Должны знать его!
- Капать на человека не мое дело, - с достоинством произнес Марушко.
- О чем толковать? - закричали с мест. - В канатный ящик его. Трибунал разберет.
Корней Савельич поднял руку, требуя тишины.
- Имеется предложение: арестовать Малышева и передать дело о хищении аварийного запаса в трибунал. Другие предложения есть? Нет. Голосую... Кто за предложение арестовать Малышева и сдать под трибунал?
Дружно взметнулись руки.
- Против есть? - спросил Корней Савельич.
Он внимательно всматривался в полутемное помещение. Одна рука поднялась. Вторая. Зоя и Глаша. К ним несмело присоединилась еще рука. На ней и задержался взгляд Корнея Савельича.
- Почему вы, товарищ Баштан, идете против воли коллектива? - спросил он.
- Добрячок! - негромко прозвучало из темноты.
Оська узнал голос. Он повернулся лицом к матросам, разыскивая взглядом Марушко.
- Добрячок, говоришь? Выйди сюда. Поговорим. - Он тяжело передохнул. Выйди послушай, что я тебе скажу. Персонально!
- Ну, вот... - Марушко, раздвигая плечом рыбаков, пробился к Оське. Вышел.
- Слушай, ты... - Оська запнулся от возмущения. - Я давно уже не босяк, давно не хулиган. Но во мне еще осталось достаточно хулигана, чтобы сделать из тебя, гада, человека.
- А что я из тебя сделаю? - негромко спросил Марушко.
- Спрятался за чужие спины и кричишь? Топишь парнишку? - почти кричал Оська. - Подойди к капитану и скажи, что знаешь. Скажи!
- Оська! - В тихом окрике Марушко звучала угроза.
- Что?! Что "Оська"?! - закричал Баштан. - Разве не ты мне предлагал на пару "ошманать" шлюпку? Не ты манил меня спиртом?
- Я?! - Марушко рванулся к нему. - Я из заключения. Меня легко утопить.
- Трудно! Дерьмо не тонет!
- Человек сидел... Вали на него! - В голосе Марушко дрожала слеза. Вали. Поверят. Клейменый-меченый. Пускай гниет в лагерях!
Несколько голосов неуверенно вступились за Марушко:
- Не болтай, Оська!
- Доказать надо!..
- Доказать?! - Оська снял со стола "летучую мышь" и поднес ее к лицу Марушко. - Смотрите на эту гладкую рожу! - сказал он. - А теперь поглядите друг на друга...
Дальнейшее произошло так быстро и неожиданно, что окружающие не сразу даже поняли, что случилось. В руке Марушко блеснул нож. Короткий, почти без замаха удар. Оська выпустил фонарь и повалился навзничь. Кто-то подхватил его.
Марушко бросил нож и закричал:
- Вяжите! За убийство отвечу. Девять грамм свинца приму за правду...
Оборвал его бессвязные выкрики тяжелый кулак Паши.
Пока командиры вырвали Марушко из рук разъяренных матросов, пока зажгли погасший фонарь, глаз преступника уже залила темная опухоль, а окровавленный рот казался огромным, черным.
- Бейте! - истерически кричал Марушко. - Убивайте! Все равно мне не жить. Нет доверия бывшему заключенному. До ножа довели!..
- Кончайте базар, - неожиданно спокойно прозвучал в общем гомоне голос капитана. - Боцман! Возьми двух человек и запри Марушко в надежное место... Анциферов! Поставьте охрану к арестованному.
Марушко скрутили и вывели из салона. Мельком увидел он, как укладывали на постеленный на полу матрац Оську. Над ним стоял, склонившись, Корней Савельич и готовил инструменты.
МАЛЫШ
Оська лежал с напряженно сведенными к переносью бровями и приоткрытым ртом, и оттого казалось, что он силится и никак не может понять: что же такое с ним произошло?
Матросы растерянно сгрудились вокруг раненого. Их тела словно слились в одно большое тело с единым горем и ищущей исхода ненавистью.
- Воды! - бросил, не оборачиваясь, Корней Савельич. - Быстро!
Бережно передаваемый из рук в руки ковш проплыл в воздухе от камбуза до постели раненого. И снова салон заполнило тяжелое молчание.
