Рейтинговые книги
Читем онлайн Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 119
поданных на открытый конкурс, 24 поступили от иностранных архитекторов, причем некоторые из них были приглашены к участию советской стороной и позднее им выдали за конкурсные проекты денежные призы в иностранной валюте[87]. Участие в конкурсе ряда именитых зарубежных зодчих придавало Дворцу Советов дополнительный престиж и привлекало международное внимание. И еще повышало градус ожидания.

Многие из зарубежных архитекторов, принявших участие в открытом конкурсе, принадлежали к модернистскому движению. Когда стало известно, что проекты всех трех лауреатов первой премии в открытом туре были выдержаны в неоклассическом стиле, модернисты пришли в ярость. В апреле 1932 года по инициативе Ле Корбюзье, тоже лично участвовавшего в конкурсе, от имени Международных конгрессов современной архитектуры (Congrès Internationaux d’Architecture Moderne – сокращенно CIAM) Сталину была отправлена телеграмма. В ней итоги конкурса названы «прямым оскорблением духа русской революции и духа пятилетнего плана». По словам авторов послания, «Дворец Советов в том виде, в котором он был одобрен Советом строительства, воплощает собой все ушедшие в прошлое режимы и демонстрирует полное безразличие к гигантским культурным усилиям нашей современности». Вся эта история в тексте представлена как «полное драматизма предательство», также от имени CIAM сообщалось, что для 4-го съезда организации, который ранее планировалось провести в следующем году в Москве, будет найдено другое место[88]. В итоге 4-й съезд CIAM действительно состоялся не в Москве, а на океанском лайнере, направлявшемся из Марселя в Афины, и между идеологом архитектурного модернизма и государством победившей революции, в котором прежде модернисты видели «землю обетованную», произошел окончательный разрыв[89].

Когда Бориса Иофана, главного архитектора Дворца Советов, спустя два года спросили о том, почему Ле Корбюзье уехал из СССР, тот ответил, что «советская архитектура уже переросла эру конструктивизма и функционализма»[90]. Колкий ответ Иофана, намекавший на то, что, пока Ле Корбюзье топтался на месте, Советский Союз успел шагнуть гораздо дальше, возможно, отчасти выражал личное отношение главного архитектора (он не разделял взглядов и подходов всемирно известного модерниста, который, по выражению Иофана, «приезжал в Москву эпизодически»[91]), но еще в нем отразились и перемены, постигшие судьбу модернизма в СССР.

В апреле 1932 года, в том же месяце, когда Сталину была отправлена гневная телеграмма, все независимые культурные организации в СССР были распущены и советским художникам всех направлений было предписано объединиться в новые творческие союзы. Пока в новом Союзе советских архитекторов и в новой Академии архитектуры велись споры о роли истории и о наследии модернизма, понятия «конструктивизм» и «функционализм» все чаще использовались как неодобрительные и ассоциировались с ушедшим периодом революционного развития – хаотичным и идеалистичным. Хотя многие продолжали отстаивать мнение, что советская архитектура еще многое могла бы почерпнуть у модернизма, в 1930-е годы большинство архитекторов решительно развернулись в сторону исторических образцов и неоклассических форм[92]. Пытаясь сформулировать догматы нового соцреалистического подхода к проектированию, советские архитекторы пришли к тому, что красота и счастье должны быть главными ценностями, которые необходимо выражать в архитектурных формах[93]. Этот ценностно-ориентированный подход к проектированию получал официальное одобрение. На одном из выступлений 1933 года Каганович заявил:

Некоторые считают, что упрощенное, грубое оформление – это стиль пролетарской архитектуры. Нет уж, извините, пролетариат хочет не только иметь дома, не только удобно в них жить, но также иметь дома красивые. И он добьется того, чтобы его города, его дома, его архитектура были более красивыми, чем в других городах Европы и Америки[94].

В московских архитектурных мастерских опытные архитекторы и их молодые коллеги формулировали новый подход к своему ремеслу: «Наша архитектура должна стать по-настоящему человечной: забота о человеке, наилучшем удовлетворении его нужд и потребностей, в том числе и потребностей эстетических…»[95] Архитекторы предостерегали друг друга от слепого копирования форм прошлого, но утверждали, что опираясь на лучшие образцы можно нащупать верный путь к новой архитектуре.

Хорошей экспериментальной площадкой для этих архитектурных дискуссий послужил открытый конкурс на проект Дворца Советов[96]. Весной 1932 года все 160 конкурсных проектов были выставлены на публичное обозрение в Музее изящных искусств, выбранном из-за его близости к строительной площадке будущего Дворца Советов (илл. 2.2)[97]. Известный писатель Алексей Толстой посетил эту выставку, и в конце февраля 1932 года в «Известиях» вышла его статья «Поиски монументальности», посвященная увиденным проектам. Толстой писал: «Выставка проектов Дворца Советов необыкновенно важна и значительна именно по постановке важнейшего вопроса: пролетариат, овладевающий историей, должен выдвинуть свои монументальные формы в архитектуре»[98]. Устроив читателю воображаемую экскурсию по архитектурным стилям разных исторических эпох и дойдя до современности, Толстой вопрошал: «По каким путям пойдет творчество новых форм? И что из прошлого наследства будет воспринято и переработано и что – отброшено как чужое и невыразительное?»[99] И сам же отвечал: этот путь не приведет ни к готике, ни к американским небоскребам, ни к «корбюзионизму». Ближе всего к тому, что нам нужно, утверждал Толстой, – классическая архитектура Древнего Рима с ее открытостью и функциональностью[100]. И пояснял: «Заимствование – не значит подражание, ведущее к эклектике, заимствование – творческий процесс трамплинирования от высот культуры к высшим достижениям»[101]. Были ли на выставке конкурсных проектов такие работы, которые полностью отвечали требованиям, предъявляемым к столь важным зданиям, как Дворец Советов? Нет, считал Толстой. Однако проведенный конкурс ознаменовал первый шаг в верном направлении.

Илл. 2.2. Карта центра Москвы в 1930-е годы. Сох Cartographic Ltd.

Познакомившись с новым направлением архитектуры, которое проступило в конкурсных работах, не все посетители выставки пришли в такой же восторг, как Алексей Толстой. В начале февраля 1932 года в кабинет партийного руководителя Авеля Енукидзе, возглавлявшего государственный специальный Совет по строительству Дворца Советов, поступила записка на печатном бланке Отдела изобразительных искусств Наркомпроса, написанная известнейшим советским художником-авангардистом Владимиром Татлиным. «Многоуважаемый Авель Сафронович, тов. Енукидзе, – писал Татлин, тогдашний глава Отдела ИЗО Наркомпроса. – Ознакомившись с работами, представленными на конкурсе Дворца Советов, должен с сожалением сказать, что впечатление получил очень тяжелое. Представленные проекты несут лишь западные формы и поэтому являются агитаторами за буржуазную идеологию». Более того, сетовал Татлин, «нашей советской формы нет». Сам Татлин, загруженный другой работой, не смог принять участие в конкурсе, но был убежден, что Дворец – это здание, которое «должно характеризовать советское мышление». Далее Татлин (спроектировавший в 1919 году знаменитую башню – памятник III Интернационалу) вызывался изготовить за полтора месяца большой макет, а также

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 119
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович бесплатно.
Похожие на Москва монументальная. Высотки и городская жизнь в эпоху сталинизма - Кэтрин Зубович книги

Оставить комментарий