Княгиня. Трагедия счастливца, осчастливливающего несчастное человечество. Мир, в котором мы живем, дорогой мой Саэтан, это бессмысленная схватка диких чудовищ. Если бы все на земле взаимно не пожиралось, то бактерии, микробы и бациллы в три дня покрыли бы ее поверхность слоем толщиной в шестьдесят километров.
Саэтан. Опять то же самое по кругу, как дрессированный попугай. Знаем, знаем. Только здесь, моя дорогая, уже нет времени на всякие популярные лекции – здесь настоящая трагедия. Когда же наконец, ну когда индивидуум забудет о себе, став частью совершенной общественной машины?! Когда же прекратятся наши страдания, вечно выпяченные из-за своей своеобычности в никуда, как какая-то трансцендентальная задница?! Остаются только наркотики, ей-богу!
1-й подмастерье. Я терпеливо слушал вас – из уважения к вашему возрасту, но больше уже не могу.
2-й подмастерье. Я тоже не могу больше слушать эту чертову куклу!
1-й подмастерье. Хватит! (Обращаясь к Саэтану.) Вы, мастер, несмотря на все ваши заслуги, человек старой закалки, и что вам наша молодая жизнь? Мы не навоз, как вы, мы – сердцевина будущего. Я нескладно выражаюсь, потому что нет что-то никакого вдохновения, пусть же речь сама из меня льется как хочет. Вот шо б мине хотелось: вы тильки у нас не отбивайте ни к чему охоты вашей устаревшей, ненужной уже сегодня аналитикой, основы которой были заложены еще буржуйскими лакеями Кантом и Лейбницем. Настало время сбросить одного и другого с корабля современности за борт!
Саэтан. Заткнитесь, вы, ангелы небесные! Довольно этой десятой воды от киселя диалектики! Я слушаю все это с чувством глубокого удивления! Значит, я, по-вашему, гожусь только на выброс, как стертая гайка от винта, как буржуйский пуфик из будуара, как разбитый унитаз или биде? А? Что?
2-й подмастерье. Нате вам пожалуйста. Ваш язык сделался гнусным от произношения всяких буржуйских мерзостей. Вы уж даже сказать ничего не можете как нужно. Компрометируете только революцию.
Саэтан. Люди всей земли! Почему я должен все это выносить?!
1-й подмастерье. Молчать! Мне как раз сейчас моя интуиция вот этот золотой топор ausgerechnet подсунула. Зарубим вас как жертвенную корову, как пережиток прошлого. Раскромсаю! Разорву! Юзек, подержи мундир! (Сбрасывает пижамную куртку.)
Княгиня (исключительно аристократическим тоном). Браво, браво, Юзек! Вот эта идея мне нравится, как собаке кошачий волос из верблюжьего мешка. Не думала я, что смогу здесь так позабавиться. Только когда будете издыхать, Саэтан, помучайтесь подольше – мне так больше нравится. Я вам покажу, куда нужно ударить, чтобы рана была Смертельной, а агония – долгой.
2-й подмастерье. Не возбуждай меня, баба, такими разговорами – они ведь доведут до белого каленья, и тогда…
Княгиня (ласково). Тише, Ендрек, успокойся.
1-й подмастерье. Ну, мастер, готовьтесь к смерти – или как там говорится, я уж забыл, как по-сапожницки выражаться-то нужно. Встать! Смир-р-рно!
Саэтан. Но, Ендречек, дорогой, любимый мой первый подмастерье, это же всем нонсенсам нонсенс, это станет несмываемым пятном на кристально чистом теле нашей революции, зачатой почти непорочно. Я ведь без всяких претензий согласен быть живой мумией, таким, знаете ли, добрым дядюшкой – даже уже не отцом революции. Я ничего не буду говорить – буду сидеть себе в шкафу как забальзамированный символ. Молчать буду, как рыба в домашнем аквариуме, – это я шуткой стараюсь вас развеселить и сделать более добродушными, но что-то мне подсказывает, что не очень-то мне это удается, хотя, господи боже мой, на протяжении скольких же нелегких лет мне удавалось, как мне кажется, снимать напряжение во всем нашем обществе – вот и доснимался. Клянусь всем святым, что я заткнусь навсегда, молчать буду, как чайная роза, только, ради бога, не убивайте!
2-й подмастерье. А что для тебя свято, дедушка, если ты своим длинным языком важнейшие наши заблуждения хотел превратить в иллюзии – то есть, что я говорю, чтоб у меня язык отсох! – ты хотел подрубить под корень основы нашего прогрессивного мировоззрения, проповедуя свою мрачную диалектику чудовищной опустошенности, пригодную лишь для маргинальных слоев общества. Что?
Саэтан. Я холодею от одной только мысли…
1-й подмастерье. Холодей, сколько тебе будет угодно, тебе это все равно не поможет, холодильник какой нашелся. Можешь читать свои буржуйские молитвы. Ты не можешь далее оставаться живым вождем – ты слишком рано скомпрометировал себя этими самыми «папирусами» и совершенно безудержной болтовней, поэтому ты станешь святой мумией, но мертвой, кыска! После этого мы создадим миф о тебе; мы не позволим тебе при жизни разложиться на глазах толпы и превратиться в собачье дерьмо – твоя нынешняя мощь должна быть вовремя законсервирована, ты же должен стать трупом, чтобы не успеть скомпрометировать и нас. Коли ты сам не сумел прожить до конца своих дней как другие великие старцы мировой истории, то необходимо призвать тебя к порядку. Подставляй башку, мастер, и не теряй времени на болтовню.
Саэтан. Откуда он все это знает, сопляк недорезанный? Я уже действительно не буду говорить глупых вещей. Я хотел исповедаться перед вами, одной ногой уже стоя в могиле, а они сразу за топор, голову человеку оторвать готовы.
Сзади кто-то невидимый вешает портьеру, как в первом действии.
Княгиня (распутно, радостно). В саркофаге, Саэтанчик, еще наговоришься, у тебя будет много-много времени. Ах, как мне все это нравится! Рубите его!
2-й подмастерье. И зарубим – чтоб все девки были наши. Это, конечно, не самая симпатичная на свете ругательная присказка, но что делать.
Внезапно с левой стороны слышится звук гармони, за портьерой явно начинается некоторое столпотворение.
1-й подмастерье. Кто это ломится – свихнулись, что ли? Сегодня вечером никто не должен был приходить. Шлюхи из «Эйфориона» для танцев и разврата вызваны на три часа ночи, после напряженного рабочего дня.
Появляются толпящиеся мужики – старый крестьянин и молодой мужик, толкая перед собой огромного Хохола из соломы, за ними – деревенская девка с большим подносом в руках. На всех одежда галицийских крестьян.
Скурви (сквозь сон). И больше никогда уже в бридж не поиграю, никогда больше мне не сказать с напускной важностью «черви козыри», «шлем» или «контра», никогда не попить кофейку в «Италии», не полюбоваться сладенькими девочками и на нее тоже не полюбоваться, не почитать «Вечерний курьер», не лечь в свою постельку и никогда, никогда не заснуть. Как страшно – я не выдержу этого нервного напряжения! Никто меня не хочет понять!
Его никто не слушает, все смотрят на вошедшую группу.
Старый крестьянин (поет).
Ну о чем с ним говорить,С глупым человеком?Ну-ка, мать вашу едрить! —По своим сусекам!
Молодой мужик (подпевает ему).
Коль захочет что от нас —В морду дать, и весь мой сказ!
1-й подмастерье (сжав зубы). Не накаркали бы вы чего-нибудь не того, хамы деревенские, строптивые и консервативные, мужички из народа так называемые. Пересчитать бы вам зубы…
Старый крестьянин («бунтарски»). Несмотря на это, мы глубоко убеждены в своей величайшей миссии: после того как подлинное дворянство окончательно исчезло, а на его месте выросла эта наша новая аристократия – аристократизм которой лишь в том, что шьет себе костюмы в клеточку и носит их на английский манер…
Княгиня. Что за устаревшие шуточки а-ля Бой и Слонимский! От этого, господа, пахнет плесенью, как от рыбки в буфете третьего класса на станции Коцмыжов. За дело, крестьяне, отчаянно и дерзко!
Старый крестьянин. Ох, не пожалела бы, госпожа, что произнесла эти спесивые и надменные слова так некстати.
Княгиня. Заткнись, хамская морда, а то меня стошнит от отвращения. Поэт Лехонь был бы очень недоволен тем, как я выражаюсь, – он ведь знает княгинь только по «файв-о-клокам» в «Эм-эс-зете». А я вот такая, какая есть, и такой и останусь.
Саэтан (властно). Хватит ссориться! Благодаря вам, мужички, лишенные прав аристократами-псевдодворянами, я вернул утраченные вроде бы позиции и теперь хочу заключить с вами прямо-таки княжеский пакт. У меня и в мыслях нет лишать вас свобод, обретенных после отмены крепостного права, вам только необходимо приступить к созданию добровольных объединений – хозколов, с ударением, разумеется, на втором слоге…
Старый крестьянин (разводя руками). Мы не понимаем тебя, господин наш. Мы пришли сюда как люди доброй воли – поговорить как равные с равными, крестьянин в своем огороде при власти любой будет в моде, любая крестьянская морда нужнее английского лорда, создайте крестьянам хозколы – все будут голы, как соколы, и если весь труд из-под плетки – дерьмо будешь жрать и подметки.
