Если мы примем зависть к пенису как эмпирический факт, возражение, которое при этом сразу возникает, трудно опровергнуть в свете рационального мышления. Суть этого возражения такова: с какой стати девочка должна завидовать мальчику? Ее способность к материнству дает ей неоспоримые биологические преимущества, которые никто не может отрицать. Уж скорее мальчики должны ей завидовать. Такое явление действительно существует, и эта зависть является для взрослых мужчин мощным творческим стимулом[52]. Но в раннем возрасте девочка еще не понимает, что в перспективе у нее имеются преимущества перед мальчиками, и чувствует, что находится в невыгодном положении. Тем не менее, в упомянутой выше критике есть рациональное зерно. Зависть к пенису действительно переоценивается. Комплекс маскулинности с его зачастую катастрофическими для женщины последствиями не вырастает из этого раннего периода развития прямо, а только совершив сложный "обходной маневр". Для того, чтобы осознать это обстоятельство, надо понимать, что сама зависть девочек к пенису нарциссична по своей природе и направлена на собственное Эго, а не на объект. В случае благоприятного развития эта нарциссическая зависть в последующем почти полностью "растворяется" в объектно-либидном желании мужчины и ребенка[53].
Это подтверждается нашими наблюдениями пациенток, которые чувствовали себя абсолютно комфортно в роли женщины
У них не отмечалось никаких признаков маскулинных потребностей. Однако, с точки зрения психоаналитика, чтобы гарантировать нормальное психосексуальное развитие требуется множество дополнительных условий и одновременно существует масса возможностей этому развитию помешать или даже "блокировать" его. Решающей стадией всего последующего психосексуального развития женщины является тот период, когда складываются первые объектные отношения в семье[54]. В течение этой фазы, пик которой наступает между третьим и пятым годами жизни, могут возникнуть различные обстоятельства, заставляющие девочку "отказаться" от женской роли. Например, явное предпочтение, оказываемое родителями ее брату, часто способствует появлению у девочки сильных стремлений к маскулинности. Ранние сексуальные впечатления также надолго оставляют неблагоприятный след. Это особенно характерно для семей, где все, связанное с сексом, так или иначе скрывают от ребенка. Поэтому случайно увиденное кажется чем-то жутким и запретным. Половой акт между родителями, свидетелями которого дети так часто становятся в первые годы жизни, как правило принимается за избиение матери, изнасилование или издевательство над ней.
Случайно увиденные следы менструальной крови нередко подкрепляют догадку, что с мамой делают что-то страшное, ее режут, уродуют, отчего она больна. Пока еще нередкие проявления жестокости отца по отношению к матери также, как и ее болезненность, еще более укрепляют убеждение, что положение женщины — неприятное и опасное. Все это сильно действует на маленькую девочку, особенно если происходит на первой фазе ее сексуального развития, когда она неосознанно отождествляет свои инстинктивные запросы с материнскими. От этих бессознательных инстинктивных запросов произрастают новые, которые могут действовать в том же направлении. Так, чем сильнее детская любовь девочки к отцу, тем сильнее опасность, что это чувство потерпит крах из-за разочарования в нем или из-за чувства вины перед матерью. Более того: эта вина оказывается неразрывно связанной с женской ролью. Связь женской роли с чувством вины нередко может быть следствием страха наказания за мастурбацию, которая, как мы знаем, является естественным физическим выражением потребности в сексуальной стимуляции в этот период. Из-за своих тревог и чувства вины девочка может совершенно "отвернуться" от роли женщины и найти убежище в фиктивной маскулинности.
Маскулинные желания, первоначально возникающие из наивной зависти (которая, учитывая ее природу, обречена быстро исчезнуть) теперь закрепляются тревогой и виной, а две эти могущественные силы уже вполне могут привести к вышеописанным последствиям. Неаналитики склонны объяснять нарушения психосексуального развития более поздним разочарованием в любви. Нам случалось наблюдать, как разочарованный в женщине мужчина избирает гомосексуальный объект любви. Конечно же, возможность такого варианта не следует недооценивать, но наш опыт свидетельствует, что сама несчастная любовь взрослого человека может быть лишь результатом особой установки, приобретенной им в детстве. А, значит, те же последствия могут наступить и без всякой несчастной любви. Стоит бессознательным претензиям на масулинность однажды взять верх, и женщина оказывается в "порочном круге". Раз уж она отошла от роли женщины в сторону фиктивной роли мужчины, этот первый шаг требует от нее дальнейшего отказа от проявлений женственности — даже с оттенком презрения к ней. Женщине, которая построила свою жизнь на таких бессознательных претензиях, с самого начала угрожает опасность с двух сторон. С одной стороны, это ее маскулинные желания, постоянно дестабилизирующие ее чувство самоидентификации, а с другой стороны — это ее подавленная женственность, неизбежно о себе напоминающая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Художественная литература дает немало примеров судеб женщин, разрываемых этим конфликтом. Мы узнаем их в Орлеанской Деве Шиллера, захваченной и унесенной водоворотом истории. Романтически освещая исторические события, Шиллер рисует нам героиню, терзаемую виной за краткое чувство любви к врагу ее страны. Такое глубокое чувство вины и такие жестокие терзания кажутся чрезмерными, несоответствующими "преступлению". Но глубокий психологический смысл сюжета открывается нам, если мы допустим, что силой поэтической интуиции автора в нем отражен подсознательный конфликт. Такая интерпретация драмы естественно вытекает из ее пролога, в котором Дева слышит Глас Господень, запрещающий ей все женские переживания, обещая взамен славу, достойную мужчины:
Страшись надежд, не знай любви земныя
Венчальных свеч тебе не зажигать
Не быть тебе душой семьи родныя
Цветущего младенца не ласкать…
Но в битвах я главу твою прославлю
Всех выше дев земных тебя поставлю
(Превод В. А. Жуковского)
Допустим, что Глас Господень — это психологический эквивалент отцовского голоса[55] (эта гипотеза подтверждается множеством примеров).
Таким образом, базисной ситуацией драмы является запрет всех женских переживаний, в основе которого лежат чувства героини к ее отцу
И такой запрет, якобы данный отцом, толкает героиню к роли мужчины. Поэтому она терзается не из-за того, что любит врага страны, а из-за того, что любит вообще, что прорвалось ее подавленная женственность и принесла с собой чувство вины. Отметим, и это очень характерно, что конфликт приводит не только к эмоциональной депрессии героини, но и к краху ее "мужских" достижений. Довольно часто в медицинской психологии мы наблюдаем клинические случаи, подобные (хотя и в малом масштабе) ситуации, описанные интуитивным гением поэта. Это женщины, ставшие невротиками или претерпевшие изменение характера после первого сексуального опыта, порой независимо от того, было ли это только теоретическим знакомством с сексом или реальным физическим переживанием. Суммируя, можно сказать, что речь идет о тех случаях, когда дорога к специфически женской роли оказалась перекрыта барьером бессознательного чувства вины или тревоги. Это еще не обязательно ведет к фригидности.
Весь вопрос в том, какое сопротивление придется преодолеть, чтобы разблокировать феминные ощущения и переживания. В нашей практике мы наблюдаем все варианты непрерывной последовательности симптомов фригидности: от полного отвергания самой мысли о сексуальных переживаниях до тех случаев, где сопротивление проявляется только на языке тела. Если такое сопротивление незначительно, фригидность обычно не является устойчивой или постоянной формой реагирования. Она может пройти при определенных, большей частью неосознаваемых самой женщиной условиях. Например, некоторым женщинам в качестве такого условия необходимо, чтобы секс был окружен атмосферой запретности, другим нужно страдание и даже немного насилия, третьим — полное отсутствие эмоциональной вовлеченности. В последнем случае женщина может быть холодной с любимым и одновременно способной к полному физическому слиянию с нелюбимым человеком, к которому она испытывает только чувственное влечение. Учитывая специфику проявлений фригидности, можно сделать совершенно справедливый вывод о ее психогенной природе. Более того, анализ ее развития помогает нам понять, что наличие или отсутствие холодности в определенных психологических ситуациях прямо определяется историей индивидуального развития личности. Утверждение Штекеля[56], что "нечувственная женщина — это та женщина, которая не нашла нужной ей формы удовлетворения своих чувств", с такой точки зрения оказывается некорректным, поскольку "нужная форма" может быть задана неосознаваемыми условиями[57] таким образом, что является нереализуемой или неприемлемой для сознательного Эго.
