людям стоит только пальцем шевельнуть… — заметил Картузов.
— Они и шевелят. Но иногда лучше действовать в самом низу, чем через Генерального прокурора. От Генерального или первого нашего заместителя пустячком не отделаешься. «Мерседесом» пахнет…
Авгуров незаметно перешел к технической части:
— Как я понимаю, дело Гийо построено на оговорах взяткодателей, которые за это освобождены от ответственности…
— Обычная история, — осторожно заметил Картузов.
Авгурова интересовала возможность разрушения дела.
— Стоит кому–нибудь отказаться от своих слов, и все падет. Если официанты не отстегивали, значит, и мэтр не отдавал наверх…
— Ну как! — Картузов не согласился. — А конверт с деньгами? «Взятка» на конвертах!
— Конверт ему в руки не дали. Сунули в халат.
— У любовницы на даче тоже нашли меченые деньги.
— «Подсунули!» — Авгуров судил свободно и широко. С пониманием тайных рифов в делах такого рода. — Он ничего не знал… «Золото и драгоценности?» — «Жены и ее родителей. Все подтверждено справками». «Злоупотребления по службе…» — «У кого их нет? А вот медали, дипломы, кубки — это не у всякого. Первенства дружественных армий, полицейских, динамовцев. Честь национального флага страны…» — Он помолчал, продолжил уже заинтересованно: — В деле наверняка есть несколько свидетелей, настроенных наиболее агрессивно. Это наверняка женщины… Так?
— Да.
— Защита докажет, что, по меньшей мере, одна была его любовницей либо хотела затащить к себе в постель, а он отказывался.
Картузов кивнул.
— Такая есть. Мэтр ресторана Шишкинская. Второй свидетель — официантка, ее подруга.
— Хорошо бы на время их куда–нибудь сплавить. — Авгуров рассуждал, как о давно решённом. — Ну, это я возьму на себя. Позвонит мой опер Слава, дай их адреса.
Картузов пожал плечами. Его волновало другое:
— Скубилин надолго останется?
— Вопрос двух–трех дней.
— За это время не наломает дров?
— Достать тебя он может только через укрытые заявления… — Картузов и сам это знал. — Через начальника розыска. Как он?
— Игумнов? Парень вроде надежный.
— С КГБ хорошо живешь?
— А их разве узнаешь?!
— Сейчас от них переводят большую группу в наши подразделения. На пять лет. Будут порядок у нас наводить.
— На транспорте?
— И в городе.
— Лучших–то не отдадут…
— Вот именно. — Авгуров взглянул на часы. Разговор был закончен.
— Я тут собираю нескольких близких друзей. — Они двинулись назад к дежурке. — Ильин будет. Еще человек пять–шесть. Тебя приглашаю… Я позвоню, как только определюсь.
— Буду рад.
Они уже пришли.
— Надеюсь, будет вкусный стол и мы сможем обо всем поговорить…
Авгуров простился. Картузов не спеша пошел к себе.
«Если Жернакова попрут, Скубилину не выстоять. А на Жернакова давно зубы точат — с утра он, как приедет, на службе поправляет голову, а после обеда идти к нему снова бесполезно…»
— Товарищ подполковник! — Егерь, дежурный, догнал его. — Пока вы с начальником ОБХСС разговаривали, его опер там вам ящик оставил в дежурке. Я сказал младшему, чтобы отнес в канцелярию.
— Что в нем?
— Сказал «сюрприз».
Егерь отстал.
В канцелярии уже стоял ящик, завернутый в газету. Начканцелярии поймала его взгляд, улыбнулась:
— Кофе гранулированный… Фабричная упаковка. Пятьдесят банок…
— Деньги отдали?
— Отдала. Взяла из кассы… — По совместительству она вела кассу взаимопомощи. — А он вернул. Может, переслать с нарочным?
— Подумаем. Звонил кто–нибудь?
— Генерал. Я сказала, что вы вышли. С кем, не сказала:..
Трудность заключалась в том, что Игумнов не мог сказать катале о том, что именно он хочет от него услышать.
Катала мог рассказать о гаишнике, о «Белом аисте» и кольце, отобранном в милиции всего один раз — в камере, и тогда Игумнов допустил бы прокол. Обо всем картежник должен был начать разговор сам — по собственной инициативе.
— Где мы раньше с тобой встречались? — разыгрывал Игумнов. — Ну, скажи! И по–хорошему разойдемся.
— Отпустишь, начальник?
— Отпущу. Только заедем в пятьдесят третье, я договорюсь, и все. Итак!
— В «Арагви»! — Картежник включился со всем азартом игрока.
— Нет.
— «Баку»? «Арарат»?
— Нет.
— Я знаю: в «Иверии»!
— Не был.
— «Баку»!
— Ты говорил! А не в магазине? — ввернул Игумнов. — Конечно! Неделю назад. Ты коньяк покупал? — Он не упомянул «Белый аист».
— Нет, — задержанный покачал головой.
— Коньяк не пьешь?
— Пью. Но в магазине не помню, когда был!
— Домой приносят? — Цуканов колыхнул продолговатым животом–гробиком.
— Почему домой? — Катала засмеялся. — В ресторане.
— «Армянский»? — Сантиметр за сантиметром подвигали они его в нужном направлении.
— Почему «Армянский»? — Для него это была неопасная забавная игра, в которой он не замечал смысла.
— А какой?
Где–то десятым по счету назвал он «Белый аист».
— Хороший коньяк… — заметил Цуканов. — Только нигде не достать!
— Я тебе достану. — Катала вывернул не в ту сторону — с большим трудом его снова удалось направить в нужном направлении.
Еще через несколько минут он сказал, смеясь:
— Одну бутылку мы даже гаишнику подарили…
— Да ну! Где?
— В Домодедове. У поста.
Цуканов, будто бы знал всех гаишников, обрадовался:
— Черный, среднего роста. Витька!..
— Здоровый, килограмм на сто двадцать… Хотел еще записать фамилию водителя.
— Записал?
— Нет, кажется. С нами еще старик был, земляк… Мы его подвозили.
Игумнов прояснил для себя ситуацию. Картежники ехали на двух машинах со случайными таксистами, занаряженными на один–единственный раз.
— Водителя помнишь?
— Я сзади сидел. Со мной один друг был — он сейчас уехал. И старик.
— А с шофером кто сидел?
— Его друг.
— Какой он из себя? — пристал Цуканов. — Моложе тебя?
— Не знаю. Лет двадцать шесть. Тридцать.
— А одет?
— Не помню…
— Да, ладно. «Не помню»… — Оперуполномоченный гостиницы круто подключился к разговору.
— Вроде в серой куртке. И брюки, по–моему, тоже серые. В полоску. Нет, в клетку.
— Почему он оказался в такси?
— Вроде тоже таксист. Кого–то встречал…
— Говорил что–нибудь?
Эдик вспомнил:
— В милицию он попал! Неделю назад, там у него золотое кольцо уплыло…
Они тянули в правом ряду. Их то и дело обгоняли. Игумнов, оставаясь в душе гонщиком, переживал плачевное состояние милицейского транспорта.
«На всё деньги находят! На всё есть — только не на нас, ментов!»
Сзади, между Качаном и Цукановым, качался Эдик. Цуканов шуршал газетой.
«Если мы изымем кольцо, придется предъявлять его отцу Мылиной. Бедный старик!»
Игумнов взглянул на часы.
В школе уже готовились к традиционному сбору выпускников.
«Даже если все пойдет быстро, я все равно опоздаю. Даже если впереди нас не ждет еще один пистолет–пулемет…»
«Будь осторожен, начальник! — писала жена, не видя его по нескольку дней и оставляя на видном месте свои записки. — Береги себя!»
Простые эти фразы заставляли терять чувство осторожности и страха.
Их опыт и прошлая жизнь были совсем разными. «Гонщик», «мент» — он казался ей вначале экзотической фигурой.
— Как скажешь, начальник… — сияя, заканчивала она тогда каждый
