Конечно, что мне оставалось ещё делать? Я играл свою роль до конца. Я — Арс из Эниона, как меня назвали воины барона. Я — студент Университета. Моя мать — актриса, отец умер. Как я оказался здесь, я не мог вспомнить, просто заблудился. Этот Отец Иллар добивался от меня, с какого я факультета? Что я мог ему сказать? Сказал, что с медицинского, я знаю, что даже в Средневековье были медицинские факультеты. Он мне поверил, но долго крутил таблетки валидола, посматривая на меня с подозрением. Спрашивал, что за лекарство и от чего оно помогает? Какой дотошный попался, ей-богу, тоска.
Мне не понравилось, как он сказал:
— Ладно, мы всё проверим…
Что он собирался проверять? Есть ли Энион? И живёт ли в нём моя мать-актриса? Да и как он мог всё это проверить? Говорили, что Энион — это маленький городок на севере. Как они могли там что-нибудь проверить? Во времена нашего Средневековья, я знал, дорога от Парижа до Лондона казалась путём в Тмутаракань, неделями добирались. Как он собирался что-то там проверить?
Они тут что ли, как тайная полиция? Работники Смерша, чекисты, кэгэбэшники чёртовы. Я думал, они просто жрецы. Ну и молитесь себе на здоровье этому своему Свету, а я тут при чём? Проверят они ишь ты.
Я невольно улыбнулся. Хорошо ещё, что этот Отец Иллар не видел меня в той одежде, в которой я сюда попал. Хорошо, люди барона переодели меня в местное. Если бы он увидел мою флисовую толстовку, джинсы и кроссовки, его бы, наверное, хватил удар, и мой валидол бы ему не помог, это точно.
Уж как подозрительно он смотрел на меня, да и сейчас смотрит при случае. И всё время крутит, крутит в пальцах свой амулет, будто нервничает, будто меня боится.
Я заметил, тут все эти свидетели носят на груди такие амулеты, как у наших священников неотъемлемые кресты, а у них же эти. Мне кажется, они похожи на символы солнца — диск и лучи, только диск странный, как будто зеркальный, и поэтому светится. Ну, всё правильно, они же верят в свет, а какой свет без солнца?
Всё здесь не так. Это чужой мир, и я в нём чужой. Целый месяц я уже тут, а всё никак не могу привыкнуть, да и вряд ли смогу.
— Ладно, пойдём, — это Эварт поднялся со скамьи, — я хотел зайти на конюшню, узнать, перековали ли мою лошадь после вчерашней прогулки.
Да, я помнил это, я же был с ним вчера. Ну, на конюшню, так на конюшню.
Пока Эварт разговаривал с конюхом, я смотрел, как подъезжала молодая графиня Агнес. Наверное, она возвращалась с прогулки, и с ней была одна камеристка и мальчишка-паж. Никакой охраны! Она же заложница! А если она сбежит? Почему они позволяют ей вот так вот свободно разгуливать?
Агнес подъехала почти вплотную ко мне, и я опередил грума, поймал лошадь за уздечку. Подоспевший паж помог графине спуститься с седла. Она и сама всё умела, я видел, как здорово она держалась в седле и сидела по-мужски. Может быть, у них в этом мире женщины не знают дамских сёдел, а может быть, они появятся позднее.
Я смотрел, как девушка рывком расправила свои юбки и принялась снимать перчатки, она смотрела мимо меня скользящим взглядом.
— И как это вам доверяют ездить без охраны? — не выдержал я. Она смерила меня пренебрежительным взглядом и скривила губы с усмешкой:
— Сразу видно, какого вы происхождения. Что вы там говорили, ваша мать из менестрелей? Жонглёрка? Певичка? — Усмехнулась.
Ничего себе. Это моя мать её не слышит, она бы повыдёргивала из её причёски шпильки и перья, уж я-то знаю.
— Она — актриса, и, между прочим, её труппа бывает даже в других странах.
— Да? Это в каких же?
Я прикусил язык, вот уж точно «Язык мой — враг мой, друг Сатаны и помощник Дьявола». Лучше бы молчал.
— Если она такая хорошая актриса, может быть, она бывала и в Лоранде, может, я и видела её. Кто знает?
— Вряд ли… — Я поглаживал лошадь по мягкому носу и наблюдал за графиней. Она симпатичная, держится только высокомерно, смотрит свысока.
Конечно, кто я перед ней? Но выглядит она потрясно, в своём бордовом бархате, с беретом и перьями. Она младше меня, от силы ей лет восемнадцать, как наши школьницы-одиннадцатиклассницы, но мне она не кажется малолеткой. В своём мире я бы позвал её в кино или в кафешку поесть мороженое, или в ночной клуб, а здесь даже не знал, о чём поговорить.
Она — заложница, она здесь такая же чужая, как и я.
— Вы не соскучились по своим родным? Я же знаю, что вы давно здесь…
Она нахмурилась и сделала ко мне навстречу два шага, приблизилась и шепнула в лицо:
— Очень… Очень, но я скоро… — Вдруг осеклась и замолчала, понимая, что должна молчать.
Я нахмурился. Что она имела в виду? Тоже проболталась? Что значит это «скоро»? Но Агнес потеряла ко мне интерес и отошла в сторону, громко подзывая мальчика-пажа. Грум взял у меня лошадь, а потом подошёл и Эварт.
— Она что, даже поговорила с тобой? Ничего себе… Наверное, ты ей понравился.
— Я? — Я засмеялся. Это Агнес-то этой? Да ну. Кто ей вообще может нравиться?
Её слова только не давали мне покоя до самого вечера, я думал о них перед сном. Что всё это значит? Она готовит побег? Или скоро начнётся война, и свои отобьют её у нас? Что это может значить?
Глава 4
После этого момента я стал как-то невольно наблюдать за ней, за этой странной Агнес — дочерью графа Берната из Лоранда. Но мы с ней — птицы разного полёта: я не мог быть там, где была она, я и за столом-то с ней сидеть не имел права, не то что… Вот был бы я оруженосцем — другое дело, а так… Так, я — просто слуга, как говорится «подай-принеси».
