у тебя, да является вдобавок родственником. Между прочим, Филип Клифф-Макгрейв… я полагаю, он на твоей стороне? Если спросишь моего мнения, он был в отношениях с врагом.
– Это неизбежно в сложившихся обстоятельствах. – Тут появился Альфред, и мы направились в столовую.
Следующее утро прошло в стараниях выйти на связь с парижскими друзьями Дэви из старых времен. Кажется, он потерял свою записную книжку с адресами иностранцев. Я послала за Филипом, чтобы он помог. Тот внимательно посмотрел на имена и сказал, что не слышал ни об одном из них, несмотря на то что четыре года жил интенсивной светской жизнью по всей Франции. Ни одного из имен не было и в телефонной книге.
– Это ничего не значит, – произнес Филип. – Вы не поверите, как многих здешних людей в ней нет. Для срочных сообщений есть пневматическая почта.
Они с Дэви сели на мою кровать, обложившись справочниками.
– Начнем с того, – заметил Филип, – что нам лучше проконсультироваться у Кэти. – Кэти, мисс Фриман, с телефонного коммутатора посольства, большая умница, которой вскоре предстояло стать ключевой фигурой в нашей жизни. Он взял телефонную трубку и сказал: – Загляните в свой список, Кэти, будьте добры, нет ли в нем кого-то из этих людей, и перезвоните мне. – И Филип зачитал ей имена знакомых Дэви. Несколько минут спустя раздался звонок, и он снял трубку. – Никого? Даже в списке ТПС? Спасибо, Кэти.
– Что такое ТПС? – спросила я.
– «Только прием в саду». Список насчитывает тысячи человек. Если их там нет, это означает, что они никогда не переступали этот порог. Сейчас нам следует взяться за эти адресные справочники.
Дэви забрал свой список и вычеркнул несколько таинственных имен, объяснив, что знает их не так уж хорошо и не так уж любит. Он вполне сможет умереть счастливым, даже если никогда с ними не увидится. Но он буквально вцепился в троих, кого надо было найти любой ценой. Это были некий маркиз, некий академик и некий врач. Мы начали с маркиза, которого не было ни в ежегодном телефонном «Справочнике видных аристократов», ни в «Черных тетрадях ложного дворянства», ни в «Справочнике современников». Два маркиза, кому позвонил Филип, тоже никогда о нем не слышали (хотя заметили, что, конечно, имя принадлежит знаменитому семейству), как и Жорж из бара отеля «Ритц».
– Какие у него увлечения? – спросил Филип.
– Он был самым известным из ныне живущих экспертов по русским родословным.
– Попробуйте кладбище Пер-Лашез.
– Он жив, только на днях прислал мне faire part [29]на свадьбу своей внучки.
– Что за адрес был на faire part?
– Я помню только церковь – Сен-Франсуа-Ксавье.
Филип позвонил священнику, который дал ему адрес в Пикардии. Туда была в должном порядке отправлена телеграмма.
– Это один, – произнес Филип. – Так, теперь что насчет этого сомнительного академика?
– Вы хотите сказать, что его имя вам ни о чем не говорит?
– Нет, и, более того, спорю на крупную сумму, что он не состоит во Французской академии. Я наизусть знаю имена этих сорока старичков и, боже, как же я их презираю! Посмотрите на них, они якобы следят за чистотой языка, а пошевельнут ли они хотя бы пальцем, чтобы воспрепятствовать жутким примерам его неправильного употребления? Французское радио начало рассказывать о Бургиба-младшем – младшем! – почему бы не о Бургиба-сыне?[30]
– Это ужасно, но что могут сделать эти сорок академиков?
– Поднять шум. Их престиж велик. Но им безразлично. Так или иначе, как я уже сказал…
– У меня есть его фото в униформе – я знаю, что он член Академии.
– Чем он занимается?
– Он самый известный из ныне живущих экспертов по мавританским рукописям.
– Ага! – воскликнул Филип. – Тогда он член Академии надписей и изящной словесности. Англичане всегда забывают, что под одной крышей существуют пять академий, и вечно путают их.
Дэви не понравилось, что его смешали в одну кучу с невежественными англичанами, но Филип был совершенно прав. В Институт Франции был отправлен запрос по пневматической почте.
Что же касается врача, то тот, похоже, нашел себе идеальное тайное убежище.
– Доктор Лекер, – нетерпеливо произнес Дэви, – величайший из ныне живущих экспертов по vésicule bilière[31].
Я поинтересовалась, что это такое.
– Это французская болезнь, у нас в Англии ее нет, – ответил Филип.
Дэви бросил на него неприязненный взгляд.
– Это вовсе не болезнь, а орган. У всех он есть. Вам следует посмотреть на камни, которые удалили из моего организма.
Филип неприятно захихикал. Затем обзвонил несколько знаменитых докторов и даже связался с Медицинским институтом. Никто никогда не слышал об этом величайшем из ныне живущих эксперте.
– Он раньше жил на улице Нев-де-Пти-Шан.
– Такой больше не существует.
– А те прелестные дома? Их снесли?
– Пока нет, слава богу. Только переименовали.
– А как насчет «Баллады о буйабесе»?[32]
О «Новой улице» наслышан,
О той, что с «Малых», бишь, «Полей»,
Французское «Рю-Нев-де-Пти-Шан»
Не всяк срифмует, ей-же-ей![33]
Как жестоко дать ей новое имя! Академики вполне могли бы воспротивиться этому.
– Только не они!
– Интересно, может, доктора Лекера уже там нет? Я схожу и посмотрю – мне все равно нужна небольшая прогулка. Где тут лучшая аптека?
И он удалился с некоторой обидой. Филип сказал:
– Я заметил, что англичане часто имеют каких-то непонятных французских друзей. Коллаборационисты, все до единого, помяните мое слово. И, кстати, вам не приходило в голову, что ваш дядя не вполне нормален? Уж слишком активно он общается с Полиной в ее мезонине.
– Единственный человек в Париже, который не в себе, – это я, – усмехнулась я. – Чувствую себя совершенно выбитой из колеи.
Филип выглядел виноватым.
– Что ж, – вздохнул он, – целое утро пропало. Как я буду рад, когда приедет мисс Макинтош.
Мне было жаль, что они с Дэви не очень поладили. Своего дядю я потом не видела весь день. Нам с Альфредом пришлось пообедать с американским послом, который проезжал через Париж в промежутке между двумя каникулами, а мой вечер был опять занят общением с женами послов из неправдоподобных стран, каких я определенно не нашла бы на глобусе. Обсуждая с ними исчезновение лакеев как вида, я снова слышала те самые пронзительные визги, которые, без сомнения, означали, что Дэви все так же горячо общается с Полиной в мезонине. Я начинала впадать в уныние.
Вдобавок к моим испытаниям утренняя почта принесла новость, что добрая, умная, невзрачная Джин Макинтош, не привлекательная для мужчин и не имеющая шансов выйти замуж, чья разумная поддержка
