– Почему?
– Не знаю, - пожал он плечами. – Это их внутренние интриги. И именно в этом случае как нигде к месту поговорка «Меньше знаешь, крепче спишь».
Я кивнул головой. Вот с этим я был абсолютно согласен.
– Хорошо, - махнул он рукой. – Идите, приносите карточку. Только быстрее, пожалуйста. Мало ли что…
– Кстати, – спросил я его на пороге. – Вы тогда спросили меня, верю ли я в духов. А если бы я сказал: «Не верю»?
– Я бы ответил: «Придется поверить», – просто сказал он.
* * *
Я ворвался в подъезд, взлетел вверх по лестнице и чуть не сломал ключ, яростно рвя его в замке.
Уже в коридоре я краем глаза увидел, что диск телефона вырван и висит на жилках проводков – точь-в-точь таких же, как кишки рыбки.
Я вбежал в комнату.
И похолодел.
Ведро было перевернуто.
Фотоаппарата под ним не было.
– Сашка… – дорожащим голосом позвал я. – Сашка!
– ДядьПаш, идите сюда! – весело откликнулась она.
На негнущихся ватных ногах, боясь даже подумать о том, что я могу увидеть, я практически проковылял в ее комнату.
Девчушка стояла напротив стены с ковром и держала в руках фотоаппарат, словно что-то хотела заснять.
– Брось фотик! Брось! – крикнул я.
Мелькнула вспышка. Сашка подняла на меня удивленные глаза.
– Что ты сфотографировала, что? – бросился я к ней, схватил за плечи и начал трясти.
– Собаку… – испуганно пролепетала она.
– Какую собаку?
– Мою…
– Но зачем, зачем?
– Вдруг вы сможете ее увидеть…
Я схватил фотоаппарат и глянул на экран.
На нем на фоне стены с ковром была запечатлена небольшая лохматая собака.
– Смотри, дядьПаш! – торжествующе вскрикнула Сашка. – Вот она, вот она! Это у вас какой-то особенный фотоаппарат, да?
Я молчал.
И больше всего на свете мне сейчас хотелось отшвырнуть технику в сторону, сгрести Сашку в охапку и бежать куда глаза глядят.
Потому что я видел, как справа, из рамки фотографии к собаке тянутся длинные, запачканные чем-то темным, тускло поблескивающие когти. А потом хватают ее и куда-то волочат. Собака беззвучно огрызает и пытается вырваться, но все бестолку. И вот уже только клочок лохматой шерсти мелькает за рамкой…
Сашка вскрикнула.
– Что такое? – опустился я перед ней на колени.
– Живот… - скорчилась она. - Болит…
– Где?
Она указала на правый бок. Аппендицит? Или он слева? Да какая разница, его же ей все равно вырезали в прошлом году!
Я бросился было к телефону – но кроме сломанного диска руки наткнулись на скученную в жгут трубку. Хотя какой телефон… тут же нет скорых, только больница на окраине.
Или же…
Я медленно повернулся к фотоаппарату, который валялся на полу, около всхлипывавшей Сашки.
Или же тут совсем не больница нужна?
* * *
– Что случилось? – обеспокоено спросил карлик.
Я ввалился в его квартиру, прижимая всхлипывающую Сашку к себе, и сбивчиво пересказал все.
– Ясно, – быстро сказал он. – Ясно.
– Что это? Это…как-то связано?
– Собака… – забормотал он, отчасти обращаясь ко мне, отчасти просто разговаривая вслух. – Собака… двойник человека…близнечная пара… говорят, что даже душа… я думал, что такое теперь уже не встречается… какой любопытный случай…ах, какой любопытный случай!
О, я знал этот огонек в глазах, слишком хорошо знал! Мои родственнички с таким огоньком забывали есть и пить, днями просиживая над научными выкладками. И сейчас, в этой ситуации, подобный огонек был явно неуместен.
Я схватил калеку за плечи и сильно тряхнул.
– Какой любопытный? Какой случай?
Он поднял на меня глаза, огонек стал чуть потухать и взгляд начал обретать ясность.
– Собака, – спокойно, даже слишком спокойно пояснил он. – В тюркской мифологии двойник, близнец – в особых случаях даже душа – человека.
– Это чудесно, – заорал я. – Я очень рад за тюрков. Но как это касается нас?
– У меня есть все основания предполагать, – его тон стал приобретать менторский оттенок лектора, – что воображаемая собака вашей племянницы являлась олицетворением ее души. Собственно, бытует предположения, что таковыми являются все воображаемые друзья детей… что это некоторый механизм расщепления…
– К черту других детей и туда же расщепление, - заорал я. – Сейчас в чем дело?
– А сейчас жезтырнак забрала душу вашей племянницы, вот и все, - пожал он плечами, словно ему стало интересно.
– И?
– Что «и»?
– И что дальше?
– Я же сказал: «вот и все» - терпеливо пояснил он. – Умрет она, разве непонятно.
Я судорожно сглотнул.
– К-как это?
– Ну я не знаю, как… - покачал он головой. – Подобные случаи, конечно, описывались в фольклоре, но…
Я заскрежетал зубами.
– Но все равно общего знаменателя нет, - поняв намек, заторопился он. – Есть такие понятия, как кут и сюр…
Я сжал кулаки.
– Хорошо, – обреченно проговорил профессор. – Хорошо, я попробую.
* * *
Сашка уже не всхлипывала, а плакала навзрыд. Я же скептически смотрел на пучки трав, которые калека раскладывал на письменном столе.
– Это лекарство? – спросил я.
– Можно сказать и так, - уклончиво ответил он.
– А как это на самом деле?
– А на самом деле это то, что поможет вам перейти к жезтырнак.
– Что-что сделать?
– Перейти к ней, - терпеливо повторил он.
– Мне?
– А больше некому.
– А вы?
– Во-первых, я не шаман.
– Но к вам ходят духи! И этот.. как его… лысый Таз!
– Потому что им больше не к кому ходить! Потому что половина шаманов – самозванцы, шарлатаны, жулики, собравшие свой костюм из тряпок с ближайшей барахолки, а свои молитвы – из огрызков слов, значений которых они не понимают, да и нет уже давно этих значений! Они приходят ко мне, потому что им больше не к кому прийти!
Профессор поджег пучки. В комнате потянуло терпким, но сладковатым запахом.
– А какие-то еще варианты есть? – спросил я, наблюдая за дымом и чувствуя, как у меня слипаются глаза.
– Есть, – кивнул он.
– Какие?
– Отвезти вашу племянницу в больницу.
– И?
– И думать, как объяснить родителям ее смерть.
Реальность начала плыть.
Его голос доносился до меня откуда-то издалека, как через плотное полотно.
– Но вы же меня оттуда заберете?
– Как-нибудь да извлеку, – уклончиво ответил он.
– Это как понимать?
– Так, что, может быть, вы явитесь суда по кусочкам.
– А потом вы меня соберете, польете живой водой и я оживу? – попытался пошутить я. Что мне еще оставалось?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
