А потом купец нам сказал, что по пограничной тропе пойдет караул. Караул весь из верных Валенсе казаков, их немного, но есть. Казаки в основном графа ненавидят, он им поперек горла стоит. В карауле будет двое доверенных людей графа. Караулу приказано нас взять с собой, зачем он не знает. Казаки должны нам предъявить ультиматум. Если мы его не примем, то в долину придет сотня казаков.
В карауле двое было не русских один поляк, другой немец. На привале я подслушал их разговор. Все дороги в долину перекрыты казаками. За поимку, пытающихся пройти, обещана награда. Немец спросил у поляка, а зачем графу эта долина нужна. А тот ему ответил, что графу известно, что там есть золото и люди которых он туда направил, должны ему платить дань, как и те беглые с Урала. А потом немец спросил, а зачем всё это графу нужно. Он уже стар, сидит безвылазно в Сибири столько лет. Поляк говорит ему, у Валенсы в Китае братья есть. Он хочет отторгнуть от России часть Сибири и со своими братьями что-то там в Китае сделать.
Немец вскорости с двумя казаками пошел обратно, как только он ушел нас начали бить, раздели и разули. Вот и весь мой рассказ.
Казимир замолчал, я посмотрел на Харитона.
— Добавить есть что? — Харитон отрицательно покачал головой.
— Отец Серафим сказал мне, что этот поляк иезуит. Он несколько лет назад случайно узнал об этом в Тобольске, — рассказ графа помог мне выстроить картину происшедшего. — Несколько лет назад, в 1772 или 1773 году римский папа распустил орден иезуитов. Но в некатолических странах, точно в Пруссии и России, где папская власть не была признана, его указ проигнорировали. И мало того, русская императрица разрешила иезуитам и дальше действовать на территории империи. В Китае тоже сохранилось несколько миссий иезуитов. Вот вам и разгадка всех тайн. Публика эта страшная, мстительная, у них много секретных агентов. Граф Валенса иезуит. Каким-то образом они узнали о богатствах нашего края и возможно решили создать здесь свое государство, такой фокус им удался в Америке, в Парагвае.
Ванча вернулся следующим вечером, он с егерями прошел по пограничной тропе на север и верстах в двадцати от Хаин Дабана наша разведка наткнулась на казачий караул. Сержанту Пуле приказ о разведки Мирской тропы я послал проезжая Усинск и к возвращению Ванчи вернулись и его разведчики. Казачий караул они обнаружили на Казыр-Суке, там где тропа сворачивает на Табель-Сук.
Ерофей чувствовал себя хорошо, признаков воспаления не было и я решил ввести его в курс дела. Выслушав меня, капитан спросил:
— Долго меня мариновать тут будут твои, как их звать-то,… эскулапы?
— А что ты уже здоров? — я не удержался и спросил ехидным тоном.
— Как бык, ваша светлость. Да мне от лежания еще хуже. Тут такое твориться, а я.
— Лежи и не ворчи, ранение ты серьезное получил. Я к тебе за советом пришел. Вот смотри что получается. Наш враг в России граф Валенса. Воду здесь он мутит. Государыня уже гнев на милость сменила, — увидев удивление Ерофея, я спросил его. — В каком году ты из-за Урала сюда пришел?
— В 1775-ом.
— Про казнь Пугачева знаешь? — Ерофей молча кивнул. — Так вот, друг мой рассказываю как дело было. Судьи решили колесовать и четвертовать самозванца. 10 января 1775 года на Болотной площади в Москве Пугачев был казнен. Перед этим его и других осужденных на смерть священник отлучил от церкви. Емельян взошел по лестнице, его положили на эшафот, и «по ошибке» палач отрубил ему сначала голову, и только потом руки и ноги. Голову самозванца насадили на железный шпиль. Казнили пятерых ближайших соратников Пугачева, еще часть били кнутом, рвали ноздри, клеймили, везли в ссылку и на каторгу. С семьей Пугачева обошлись жестоко, двух его жен и детей сослали в Кексгольм и заключили в крепость. Дом Емельяна сожгли, а родную станицу Зимовейскую перенесли в другое место и переименовали. Реку Яик переименовал в Урал, восставших яицких казаков в уральских, их столицу — в Уральск. Но уже 17 марта 1775 года Екатерина объявила об амнистии всех повстанцев и приказала предать «все прошедшее вечному забвению и глубокому молчанию». Вскоре был восстановлен и запрет смертной казни, — я как на уроке истории рассказал всё это Ерофею и сделал многозначительную паузу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Но до царя далеко, а до Бога высоко. И здесь, сам знаешь, никаких амнистий нет. А причина этого граф Валенса. Скажи мне честно, мы сможем воевать с Россией?
— Конечно нет. Пободаемся на перевалах и тропах немного, а потом всё равно прихлопнут. Это не с китайцами воевать.
— Правильно, — я поставил указательным пальцем в воздухе точку, — я то же так считаю. И нам надо договариваться с российскими властями.
— А мешает это сделать этот самый граф, — закончил мою мысль капитан.
— Вот именно. Сепаратизм в Сибири был всегда. Даже первого губернатора Сибири — князя Матвея Петровича Гагарина в этом обвиняли. И золото тут всегда искали и находили. Первыми русскими в наших краях были «бугровщики», русские поселенцы промышлявшие вскрытием «бугров» — курганов и других захоронений, оставленных прежними обитателями края. Целыми деревнями уходили на раскопки. И это не легенды, у царя Петра была целая сибирская золотая коллекция.
— И как нам от этого графа избавиться? — капитан закончил и эту мою мысль.
— Пока плана нет, — честно признался я.
— А у меня есть. Это у вас забот полон рот, а я лежу и думаю, — Ерофей хитро прищурился. –. Я, вы уж не обессудьте, ваша светлость, своей властью призвал Ванчу и расспросил его. Вот что я предлагаю сделать. Казачий караул севернее Хаин Дабана, наверное ждет известий от тех, кто пошел в долину. Про разгром пограничного караула они не знают. Надо срочно взять их всех в плен, всех до одного, ни один не должен уйти. Кто-то из них на связи с графом и знает где его логово.
Я ухмыльнулся, план капитана был понятен.
— А кто пойдет в самое логово? — у меня все похолодело внутри от одной мысли об этом. Посылать других на верную смерть надо еще уметь.
— А почему на верную смерть? — Ерофей как прочитал мои мысли. — Я так не считаю. Во-первых, мы не знаем, как поступят пленные. Скорее всего они не в восторге от своей службы и кто-то согласиться нам помогать. Во-вторых, у нас есть огромное преимущество, дальнобойное и скорострельное оружие. Сколько у Валенсы может быть людей под рукой? Десяток, ну два. Не больше. Ванча вдвоем с егерем положили полтора десятка на раз-два.
— Хорошо, и кто пойдет с Ванчей?
— Твои тувинцы и граф Казимир. Ванча уже обучил их стрелять из винтовок. А граф для опознания. Они смогут, как нож в масле, быстро и незаметно пройти по лесам. Казимир отпустит бороденку и при необходимости за тувинца сойдет. Приоденем соответственно.
Капитан говорил жестко и решительно. Глаза его были неприятно колючими. Я заметил, они всегда становятся у него такими, когда он отдает боевые приказы.
— И ты уже все решил и поговорил со всеми?
–– Да, нужно только твое согласие.
— Хорошо.
— Тогда позови Казимира, Ванчу и Серафима Стрельцова и отдай им приказ лично и проинструктируй Казимира.
Через час граф Казимир, Ванча с тувинцами и Серафим Стрельцов со своими гвардейцами выступили в очередной боевой поход. Товарищ Настрадамус не подавал никаких плохих сигналов, но настроение у меня было отвратительное.
Через трое суток благополучно вернулся Серафим Стрельцов со своими гвардейцами, приведя пятерых пленных казаков. Со слов Серафима все произошло быстро и буднично. К спящему лагерю казаков вышли на рассвете, казаки не успели и слова сказать, как их всех повязали. В одном из казаков граф Казимир признал знакомого, немца шедшего с пограничным караулом. Появление нашего поляка живым и здоровым, да еще и с такой свитой, потрясло его и он честно ответил на все заданные вопросы. Немца звали Отто Шольц.
Он согласился провести наших доморощенных диверсантов в Красноярск, на одной из окраин которого был дом графа Валенсы. Шольц рассказал, что у графа с десяток людей, русских среди них нет. Все католики и иезуиты. Он приехал из Пруссии год назад и привез тайное письмо генерала ордена иезуитов Лоренцо Риччи, заточенного в Риме в замок Святого Ангела с тринадцатью видными иезуитами, среди которых были его секретарь и пять помощников, ведавших делами ордена в Италии, Польше, Испании, Португалии и Германии. Письмо Лоренцо Риччи написал незадолго до своей смерти в ноябре 1775 года.
