Как он говорит - понимать людей, их желания и поступки. Ну и учить новые языки, как же без этого вести разговоры. Но сейчас, судя по необычному виду дядьки Добрыни, меня ждало что-то новое. Ладья приближалась к Румону, столице нашего царства, и вид у моего наставника был какой-то торжественный и одухотворённый, как у человека, благополучно завершившего долгую и трудную дорогу.
- Дядька Добрыня, скажи, что меня ждёт. По твоему виду я понимаю, что пройдена ещё одна дорога, а какой будет следующая?
- Не знаю, Славен. Могу только сказать, что твоё обучение закончено, и теперь перед тобой лежит дорога будущего правителя царства Русского. Честно скажу, подготовить тебя к подобному, как мы понимали это с твоим отцом, нам удалось хорошо. Ты видел многое, научился справляться с любыми неожиданностями, ладить с разными людьми и не склонять покорно голову перед ударами судьбы.
Ты, по моим понятиям, имеешь возможность стать такой же памятной в народе личностью, как Румон. А что тебе будет поручено - решит царь.
- Скажешь же такое, дядька. Сравнил меня с Румоном!
-Румоном ты конечно не будешь, ты всегда останешься Славеном. Но надеюсь, твои дела не уступят деяниям нашего предка. А сейчас смотри, как красив наш город, поди, рад увидеть его после долгой отлучки.
А он был действительно прекрасен. За эти годы я успел повидать много самых разных городов и селищ, Румону не сравниться с Константинополем и многими другими, старше его по возрасту. Но у нашего города была своя, ни с чем не сравнимая красота. Он стоял на высоком берегу реки, обрыв в тридцать метров высотой делал его практически неприступным с этой стороны.
А с городских башен и стен можно было простреливать всю поверхность реки, не давая врагу возможности даже близко подойти к берегу. Сила и мощь отпугивали любого, как вставший на дыбы медведь показывает неразумному, что тому лучше бы уйти подальше.
Немного ниже города располагался небольшой залив, где причаливали, разгружались и загружались многочисленные ладьи. Только здесь, на всём длинном берегу, можно было к нему пристать. От залива вверх поднималась дорога, выводившая на ровное место, но город и с этой стороны демонстрировал свою силу и неприступность. Самым наглядным свидетельством служила каменная стена высотой в семь метров, да ещё перед ней располагался ров глубиной в два и шириной в пять метров.
А перед рвом было пустое пространство, где никому не позволяли селиться. Все дома стояли гораздо дальше, они создавали своеобразное обрамление, только оттеняющее силу и мощь города. За каменной стеной, внутри города, стояла вторая, земляная, укреплённая поверху рублеными клетями, наполненными глиной и камнями. Расстояние между стенами определялось шириной оврага, который использовался в качестве рва. Его постоянно поддерживали в порядке и чистоте, откосы были обсажены травой и кустами, не дававшими им размываться и оседать при весенних паводках и дождях.
А за вторым рядом стен располагался и третий, также составленный из рубленых клетей, наполненных землёй. И все эти стены стояли на склонах холма, на вершине которого и находился сам город, где проживал царь, размещалась часть армии, обеспечивающей его защиту, и хранились припасы и казна. Там же жили ближайшие советники и священники, стояла церковь, а также необходимые мастерские.
Дома в городе были небольшие, места оказалось мало, и поэтому они имели по два-три этажа. Все сооружения возводились из дерева, камень как-то не прижился, хотя предпринималось несколько попыток построить и такие. Гораздо больших размеров достигали жилища вокруг города, там встречались и полуземлянки, обычное сооружение для этих мест. По сути дела, это была неглубокая яма, над которой возводилась деревянная крыша, а изнутри все стены обшивались досками.
При установке внутри печки-каменки или глинобитной печи, в таком доме можно было спокойно зимовать в любые морозы. Вокруг жилища располагались амбары, загоны для скотины и подсобные помещения. Однако кроме полуземлянок строили и рубленые деревянные дома, всё определялось доходами и привычками их хозяев. Большая часть жителей города была достаточно богата, в праздник глаза разбегались от ярких цветов шелковых и других иноземных тканей, пошедших на различные одежды.
И постоянно посверкивали бусы у девиц, у кого стеклянные, у кого серебряные и золотые. И у каждой височные серьги и прочие украшения, а сама идёт легкой, скользящей походкой, будто плывёт над землёй. Красота, одно слово!
Так что здравствуй, город Румон, город славы и доблести предков, я к тебе вернулся. Надолго ли, ещё не знаю. Что будет впереди - неизвестно, но я приложу все силы, чтобы ты стоял не одну сотню лет.
После того, как ладья встала и разгрузилась у причала, я отправился в отчий дом. Там меня сначала заселили в новые хоромы, а потом мне предстояло провести несколько встреч, самая главная из них с отцом. Она произошла вечером, перед пиром, который был устроен по поводу возвращения нашей ладьи.
- Здравствуй, сын, - сказал царь, направляясь ко мне. Обняв и немного помяв меня, он продолжил. - Я рад, что ты сумел пройти обучение. Не удивляйся, этот подход придумал не я, так всегда поступают с теми, кто должен впоследствии управлять нашим народом. Если правитель не может сделать то, что выполняет обыкновенный дружинник, пахарь или конюх, то он недостоин править ими.
Так поступали ещё наши предки, и поверь мне, далеко не всем удалось закончить обучение. Два моих брата не смогли этого сделать, один получил тяжёлую рану в схватке с врагами и потом умер, другой сгинул в дальнем походе и никто не знает, что там произошло. Никто не говорит, что дальше тебе будет легко, но теперь ты уже не мальчик, и знаешь почти всё, что может произойти в этой жизни. Я надеюсь на твою помощь, садись, поговорим.
Отец собирался мне доверить войска, стоявшие вдоль северо-западных, северных и северо-восточных границ, то есть мне поручали обеспечить безопасность со стороны севера. Правда, там никто не ожидал каких-либо нападений, соседи - вятичи, северяне, кривичи относились к нам хорошо и с выгодой для себя торговали. Но армию там держать приходилось всё равно, так что мне предстояло научиться ей управлять, пока на таком небольшом участке.
Выехать мне в те места предстояло через две недели, с собой я хотел взять Вышату, Добрыню и кое-кого из учителей и мастеров. А потом начался пир, где предлагалось много еды, вина и медов, но меня это как-то не очень интересовало, видимо сказывалось ставшее привычным ограничение в еде и питье. Так что я побыл на нём не очень долго, и сославшись на усталость с дороги, с разрешения отца покинул трапезную. При этом договорился с Вышатой об охоте на завтра, просто для того, чтобы размяться, и отправился в свои покои отдыхать.
Охота как-то не задалась. Каждый раз зверь, которого удавалось поднять, уходил. То в чащу, где лошадям было не пробиться, то через овраги и заросли кустов, то сами охотники теряли след. Рога бестолково звучали со всех сторон, больше пугая зверя и заставляя его идти в другие, спокойные места. Вот одного оленя, уходящего от непривычных и резких звуков, мы сейчас и пытались догнать, но раз не задалось с самого начала, так оно и продолжалось.
Выскочив из леса, олень быстро преодолел небольшую полянку и умчался в лес. Так что появившиеся там охотники зверя уже не видели. На самом краю полянки, спрятавшись под тенью мощного вяза, располагалась небольшая полуземлянка. Вышата немного опередил меня, и подскакав к жилью неведомого отшельника, закричал:
- Эй, старик, ты не видел, куда олень убежал?
Дверь землянки распахнулась, и по ступенькам поднялась девица. Девица как девица, две руки, две ноги, одна голова. Но почему так заныло сердце, остававшееся спокойным в самых жестоких сечах и безумных скачках через чащобу и буераки, выматывающих часах гребли в погоне за врагом или на волнах, каждая из которых готова была целиком поглотить ладью? На меня смотрели синие-синие глаза, вобравшие в себя, казалось, всю синеву неба, и в ней проскакивали еле заметные искорки солнца.
А за спину свешивалась коса пшеничного цвета толщиной с руку. Рост небольшой, пожалуй на голову меньше меня, щупленькая, но не худая, просто тоненькая, словно тростиночка. Одета незнакомка была в понёву, на голове венчик, в руках держала поднос с кубком, наполненным какой-то жидкостью. Она безошибочно определила во мне старшего, и с поклоном протягивая поднос, проговорила:
- Испей взвару медового с лесными ягодами, добрый молодец. И повернувшись к Вышате, добавила. - А олешка оставь в покое, воин, не догнать тебе его.
- Кто ты такая и что тут делаешь? - спросил я, приняв и выпив очень вкусный холодный напиток.
