приближающегося возмездия? Она легко представляла себе Хельмута в военной форме или даже в черном мундире СС. Но никак не могла представить его пытающим пленных или отдающим приказы убивать женщин, детей и стариков. Она еще раз взглянула на Хельмута. Что же он делал с момента своего призыва в армию в сорок третьем году до января сорок пятого? Что? Почему он служил в Берлине? В сорок третьем году война была далеко от столицы рейха. Что же он делал в Берлине? Не на передовой? Не где-нибудь в окопах Белоруссии. Не на подступах к Вене. В Берлине. Значит, он действительно служил в гестапо. Или в центральном аппарате СС. «Ну почему сразу гестапо или СС? – убеждала себя Дана. – Разве мало в военном городе должностей для восемнадцатилетнего парня? Интендант. Адъютант какого-нибудь тыловика-генерала. Пожарный, в конце концов». Но убедить себя не получалось. Проходящий мимо Габриэль заметил, как изменилось ее настроение.
– Что? – встревоженно спросил он. – Что-нибудь не так?
– Все так, – отмахнулась Дана. – Все нормально.
Когда-нибудь ей придется провести этот разговор. С Хельмутом. Или в крайнем случае с Габриэлем. Когда-нибудь ей придется прояснить ситуацию и поставить все точки над «i». Но не сегодня. Только не сегодня. Этот разговор может испортить не только настроение. Он может в корне изменить ее отношение к Старому Хельмуту. А сегодня допустить такое она не может. Она не станет портить Алине день ее восемнадцатилетия. «Как-нибудь потом, потом», – думала Дана, понимая, что она откладывает этот разговор на потом последние двадцать лет.
10
Первым заметил Мишу моторист Логан Давенпорт. Он стоял на верхней палубе, держался за поручни и внимательно вглядывался в морскую гладь, водя головой вправо и влево. Если он замечал что-нибудь необычное, поднимал к глазам бинокль, который висел у него на груди. Он уже трижды поднимал бинокль. Но в первый раз замеченный им предмет оказался пальмовой веткой. Во второй раз пенным следом, а в третий – каким-то непонятным цилиндром, который он идентифицировал как кусок пластика.
После того как члены команды не нашли Мишу Орлова ни в одном из помещений яхты, капитан приказал совершить разворот и отправиться в точку, в которой яхта «Мария» была полчаса назад. Боцман расставил членов команды по палубам и приказал смотреть в оба. Пассажиры присоединились к команде и тоже распределились по палубам. Все, кроме Маши Славиной, у которой от волнения начали отниматься ноги, и Веры Шварц, которая сидела рядом с сестрой в ее каюте и, держа за руку, уговаривала, что все в конце концов будет хорошо. Доктор Теппер дал Марии Борисовне капли и каждые несколько минут оставлял отведенное ему для наблюдения место на нижней палубе, чтобы зайти в каюту и проверить, как дела. Дела были не очень. Несмотря на попытки сестры успокоить Марию Борисовну, та лежала с закрытыми глазами, тяжело дышала и поминутно повторяла: «Это конец. Конец. Конец. Миши больше нет», – и мотала головой, когда сестра пыталась с ней спорить. Доктор переглядывался с Верой и выходил, осторожно прикрыв дверь.
Яхта самым медленным ходом двигалась по волнам. Небольшой ветер поднял легкое волнение, яхта раскачивалась от носа к корме, заставляя стоящих у бортов хвататься за поручни.
Логан Давенпорт в очередной раз заметил что-то необычное среди волн. Он поднял бинокль и поднес его к глазам. На этот раз это была не ветка и не пенный след. Он ясно рассмотрел бело-голубое пятно, которое то появлялось на поверхности моря, то уходило под воду. Логан помедлил несколько мгновений, вспомнил, что Миша был в голубом свитере и белых брюках, и крикнул:
– Человек за бортом!
Дверь ходовой рубки за его спиной распахнулась, и на палубе появился помощник капитана Оливер Жервиль.
– Где? – выкрикнул он.
Не отрывая глаз от бинокля, рулевой указал в сторону бело-голубого пятна. Помощник капитана вгляделся в направлении протянутой руки, охнул, на мгновение скрылся в рубке и тут же вышел, держа в руках бинокль.
– Да, это похоже на человека, – сказал он, поднеся бинокль к глазам, и бросился к консоли управления.
Быстрым движением Оливер Жервиль нажал на кнопку отключения двигателя, а затем на клавишу громкой связи. Над яхтой зазвучал его голос, усиленный динамиками:
– Человек за бортом. По курсу судна, десять градусов норд-вест. Прошу капитана яхты подняться в ходовую рубку.
Бело-голубое пятно заметили и на средней палубе. Боцман Арчер Перриш разглядел его с высоты своего роста и уже показывал на него капитану, прижавшему к глазам свой бинокль. Капитан бросился к трапу, ведущему наверх. Когда он добрался до ходовой рубки, яхта по широкому кругу поворачивала направо.
– Вы маневрируете, Оливер? – выпалил капитан, тяжело дыша после быстрого подъема по трапу.
– Так точно, сэр, – кивнул Жервиль. – Я отключил двигатель. Пока идем по инерции.
Он стоял у большого окна рубки, не сводил глаз с бело-голубого пятна и короткими движениями поворачивал штурвал, приближая к нему яхту. Капитан нажал на кнопку громкой связи.
– Боцман, приготовьте резиновую шлюпку по правому борту.
Боцман, стоящий на средней палубе, сделал знак тренеру Виктору Мильману, и они побежали на нижнюю палубу, где в специальном ящике на корме хранились две большие надувные шлюпки. Боцман открыл ящик. Вдвоем они не без труда вытащили одну шлюпку, больше похожую на толстую стопку мятой резины размером метр на метр. Боцман Перриш привычным движением достал из того же ящика два шланга, присоединил их к клапанам шлюпки и нажал какую-то кнопку. В шлангах зашумел воздух, шлюпка шевельнулась и начала разворачиваться.
Боцман бросился к фальшборту. Яхта уже была в нескольких десятках метров от бело-голубого пятна. Теперь боцман ясно видел, что это человек, качающийся на волнах лицом вниз. Он бросил быстрый взгляд на шлюпку, которая развернулась почти полностью. Круглые резиновые борта шлюпки наполнялись воздухом. Но боцман решил не ждать. Он сорвал со стены каюты спасательный круг, легко перешагнул через фальшборт и прыгнул в воду.
Держа спасательный круг за веревку, он в несколько гребков добрался до человека в воде, перевернул его на спину и, напрягая всю свою огромную силу, затащил верхнюю часть его тела на спасательный круг.
– Это Орлов? – крикнул сверху капитан Рид.
Боцман поднял голову, увидел капитана, перегнувшегося через планшир, и кивнул. Лицо боцмана скривилось, губы дрогнули, и по его щекам потекли слезы. Но никто из пассажиров и членов экипажа, наблюдавших за страшной сценой, этого не заметил. И только сам боцман ощущал, как на его щеках горячие слезы сливаются с ледяными каплями морской воды.
