но все прочее осталось бы прежним, я, почти тридцать лет спустя получив результаты из Ancestry.com, обнаружила бы, что мой отец не является моим биологическим отцом, и так и не узнала бы правду.
Я бы сделала вывод, что у матери случился роман. И добавила бы в историю своей жизни еще одну лживую легенду.
А если бы Адам Томас не был бы зарегистрирован на сайте Ancestry? Что тогда? Вокруг меня зияла бы глухая пустота. Я брела бы по жизни, так и не узнав, откуда я появилась, будто выпавший из гнезда птенчик. И так бы и осталась с пустой рамой вместо портрета отца, вернее, двух отцов. Отца, вырастившего меня и умершего слишком молодым, печальным и потерянным, и неизвестного мужчины, от которого я произошла, но которого никогда не смогла бы идентифицировать. Вместо одной лживой легенды у меня была бы целая бесконечность легенд.
Скинув кроссовки, Майкл сел рядом со мной на постели. Глядя на экран моего ноутбука, мы ждали окончания рекламы на YouTube. Доктор Бенджамин Уолден. Фамилия из шести букв. Красивое, благозвучное имя. У него был свой сайт. Мы перешли на него в три щелчка мышкой. Сайт незамысловатый, лендинг с публикациями из блога, написанными им эссе о медицинской этике, а также со ссылками на пару видео. Экран почернел, на нем появилось набранное белым гротеском[26]: «Доктор Бен Уолден — выступление в Рид-колледже (Портленд, штат Орегон)».
За кафедрой стоял старый седовласый человек с голубыми глазами.
— Боже мой, — прошептала я.
Время почти полностью остановилось. Я не могла осознать, что было передо мной. Вернее, кто. На человеке были брюки цвета хаки, голубая рубашка и флисовая безрукавка. У него была бледная кожа, но щеки розовели румянцем. Точно как у меня. В голове зазвучали комментарии, от которых я отбиваюсь почти каждый день вот уже пятьдесят четыре года: «А ты точно еврейка? Никакая ты не еврейка. У твоей мамы, наверное, случился роман со шведским молочником!» Я видела свою челюсть, свой нос, свои лоб и глаза. Слышала что-то знакомое в тембре его голоса. Это было не просто сходство. Это были схожие особенности. Его манера держаться. Особенности речи. Он порекомендовал слушателям книгу Атула Гаванде «Все мы смертны». Ссылался на статьи из The Onion[27]. Мне вдруг пришло в голову, что у него хороший литературный вкус. Я провела руками по телу. Кто я? Чем я была? Мне казалось, что я рассеиваюсь на атомы прямо там, в гостиничном номере, и вот-вот воспарю высоко над городом. Это было не то, что я хотела увидеть. Но теперь, когда я это увидела, я буду не в состоянии это забыть.
Доктор Бен Уолден. Его имя по-прежнему значилось внизу экрана. Мерцание очков. Обручальное кольцо. Майкл прибавил громкость. Голос этого человека проникал в каждую клетку, обволакивал меня, пронизывал тишину: «Сейчас я готов ответить на вопросы…»
— Боже, — сказал Майкл. — Боже мой.
Теперь Бен Уолден жестикулировал. Он держал ладони перед собой, будто заключив воздух в скобки, — я вдруг узнала свой жест. Где-то глубоко внутри, за пределами разума, я знала, что нашла правду — ответ на вопросы без ответов, который я искала всю жизнь. В аудитории в Портленде тем временем поднимали руки. Дав слово кому-то из заднего ряда и кивнув, он с улыбкой слушал вопрос.
— Видишь? — спросила я Майкла. — Видишь, как он…
— Даже «Вопросы и ответы» ведет как ты, — согласился Майкл.
Следующим летом, когда будет полное затмение солнца, Майкл, Джейкоб и я будем по очереди смотреть на него сквозь одобренные к применению NASA очки. Но у меня не будет полного доверия к одобренным NASA очкам. И я буду наблюдать затмение с перерывами, лишь долю секунды за один раз. Тем июньским утром я именно так смотрела видео на YouTube. Брошу взгляд — отведу. Еще взгляд. Будто старый человек в голубой рубашке и безрукавке «Патагония» — кем он был и что это означало? — мог ослепить меня навсегда.
15
Я встала и прямо босиком прошла в ванную. Мне казалось, что между мозгом и телом нарушилась связь. Тело было не тем, чем я его считала пятьдесят четыре года. Лицо не было моим лицом. Так мне казалось. Если мое тело не было моим телом и мое лицо не было моим лицом, кем была я? Несколько недель спустя, вернувшись домой, я пойду на ужин к университетской подруге. В ее квартире меня охватит внезапный ужас оттого, что ее отношение ко мне каким-то образом изменилось, что я теперь для нее непознаваема. Стоя посреди ее гостиной в слезах, я спрошу: «Ты видишь во мне прежнего человека?» А она, озадаченная, окинет меня сочувственным взглядом. «Ты и есть прежний человек», — скажет она.
Но в то утро в Джапантауне, увидев свое лицо в зеркале, я впервые поняла, что мое отражение всегда таило в себе не то, во что я верила, — нет, больше чем верила — знала. Я не чувствовала себя прежним человеком. Седовласый доктор из Портленда с голубыми глазами сейчас глядел на меня. И дело было не только в физическом сходстве, в некоторых общих чертах. Когда я смотрела на него на YouTube, все мое существо охватывало малопонятное чувство. Я произошла от него.
Запахнувшись в халат, я села за письменный стол, где Майкл меньше часа назад сделал открытие о Бетани и Адаме Томас. Закрыв вкладку с видео с YouTube, я вошла в почту.
Кому: доктор Бенджамин Уолден
От кого: Дани Шапиро
Тема: Важное письмо
Мне почти не составило труда — так же невероятно легко давалось и остальное — найти его контактную информацию. У него был блог. Он был как на ладони, этот авторитетный медик и публичный человек. Едва ли он ожидал, что однажды в его почтовый ящик свалится подобный сюрприз. Когда человек уже слишком стар для сюрпризов? Ему было семьдесят восемь.
Уважаемый доктор Уолден!
Я пишу вам по поводу, который может показаться вам обескураживающим. Меня зовут Дани Шапиро, я пятидесятичетырехлетний прозаик, мемуаристка, жена и мать семнадцатилетнего сына. Я живу в округе Литчфилд, штат Коннектикут. Недавно я прошла исследование ДНК — шутки ради, не более. Я всегда считала своих родителей биологическими родителями. Но теперь у меня есть основания считать своим биологическим отцом вас. Больше писать ничего не буду, разве что (а) вы считаете это уместным и (б) вы готовы общаться со мной
