Марк доел пюре, столь же грубое, как и все остальное, и отодвинул миску. Ему стало значительно лучше. В кармане он нашел пачку сигарет и предложил закурить новым знакомым. Трое посмотрели на него так, словно он сотворил чудо. Они закурили осторожно, с почтением.
— Ну, теперь, может быть, вы мне скажете, где Маргарет? — спросил Марк.
— Она была с вами? — поинтересовался крупный человек.
— Разумеется, со мной. Вы хотите сказать, что не видели ее?
Он вопросительно посмотрел на посетителей. Они помотали головами.
— Но она была со мной, когда меня ударили. Я должен ее найти.
Он попытался встать на ноги. Высокий поймал его за руку и снова посадил.
— Нет. Сидите пока. Вам много чего предстоит узнать. Например, что здесь не следует спешить.
— Но…
— Говорю вам, вы ничего не можете сделать. Во всяком случае, вы еще больны и некоторое время должны полежать. Поверьте мне, если ваша девушка сейчас в безопасности, она и будет в безопасности.
— Это правда?
— Конечно, правда.
Марк ему поверил. Человек говорил твердо, словно не сомневался в своих словах. Кроме того, сейчас Марк был так слаб, что никому не мог бы помочь. Он снова опустился на подушки и принялся рассматривать незнакомцев.
— Ради бога, расскажите мне об этом месте. Я не знаю, где я и долго ли тут нахожусь.
— Ну, вы последний из пришедших, это могу сказать точно, хотя долго болели. Вы самый франтоватый из нас на этой свалке. Как вы сюда попали? Расскажите нам о себе.
Марк рассказал им свою историю в мельчайших подробностях. Первая часть, казалось, больше заинтересовала слушателей, чем рассказ о грибном лесе, и высокий подавлял очевидное для европейца желание часто перебивать. Некоторое время после рассказа Марка он молчал.
— Так вот в чем дело, — задумчиво произнес он. — Неудивительно, что бедные дьяволы так озлоблены. Значит, им пришел конец.
— И нам тоже, — сказал другой. Араб лишь кивнул.
— Но что вы здесь делаете? — нетерпеливо спросил Марк. — Вы же американцы, так ведь? Так почему же французская форма?
— Кстати, мы забыли представиться. Я Джон Смит, по крайней мере, так меня звали в Легионе. Это Чарльз Гордон из Лондона, Англия, а это Махмуд эль Жиззах из самой забытой богом дыры в пустыне. Гордон арх… арх… Ну, словом, он раскапывает вещи, которые больше никому не нужны. А чем занимался Махмуд, я не знаю, но он получил образование в самом шикарном месте Англии — Оксфордском колледже.
— Болтун, — неодобрительно пробормотал араб.
— Но что вы все здесь делаете?
— Просто живем.
— Но почему?
— Потому что, черт возьми, мы не можем делать ничего другого. Думаете, мы здесь для удовольствия?
Марк посмотрел на их бороды и лохмотья.
— Как долго вы здесь?
— А какое сегодня число?
Марк задумался. Вероятно, с тех пор, как он потерял сознание, прошло несколько дней, но дату крушения «Солнечной птицы» он помнил.
— Когда мы упали, было шестнадцатое сентября.
— Какого года, приятель? — Он уставился на собеседника.
— Одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого, разумеется.
— Значит, я здесь шесть лет.
— А я — семь, — сказал Гордон.
— А я — пять, — признался араб.
Марк вытаращил глаза. Он переводил взгляд с одного лица на другое, ища признаки розыгрыша.
— Семь лет! — Он уставился на Гордона. — Не может быть! Семь лет… Здесь, в этих пещерах?
Гордон кивнул и немного мрачно улыбнулся.
— Да, именно так.
— Но… я не понимаю. Должен же где-то здесь быть выход!
— Выходы есть… И, может быть, не один. Дело в том, что мы не можем их найти.
— Почему? Вы же нашли вход сюда?
— Вы тоже нашли, но вам же это не помогло, правда?
— Не могли же вы все спуститься сюда по водоворотам?
— Нет. На самом деле, проблема заключается в этих маленьких серых человечках. Они загнали нас в загон, как скот. Они даже не получили над нами преимущества. Скажем, легче вырваться из ада, чем из этого притона.
— Но не хотите же вы сказать, что мы здесь навсегда?
— Именно так…
— Но… Марк снова почувствовал, что весь этот кошмар становится все страшнее и страшнее. Заключены в этой пещере до конце своих дней! Это фантастика, это не может быть правдой! Он повернулся к Гордону, разглядывавшему пейзаж арабской деревни.
— Это чистая правда, — спокойно заверил его араб.
— Это не может быть правдой! Должен же быть выход!
— Если бы кто-то когда-нибудь отсюда выбрался, это место стало бы известно! То, что оно остается тайным, означает, что никто никогда отсюда не выбрался! Вмешался Гордон.
— Нет, это не так. Я верю в свою теорию, что…
— Да к черту все ваши теории, — перебил его Смит. — Даже если они верны, какой нам от них толк? Выбросьте их из головы! — Он вновь повернулся к Марку. — Чем скорее вы осознаете, что вы, я и все остальные заточены здесь навсегда, тем лучше для вас!
Выздоровление Марка было долгим. Иногда его раздражало, что он зря теряет время, и он начинал ворчать, Гордон делал все возможное, чтобы его успокоить.
— Во-первых, фраза «напрасная трата времени» здесь не имеет значения, — сказал он. — А во-вторых, вам вообще чертовски повезло, что вы выздоровели. Если честно, вы были в таком плачевном состоянии, оказавшись здесь, что мы не надеялись, что вы выживете. Попытка выбраться отсюда явно не пошла вам на пользу, вас просто избили! Так что, лежите спокойно и не волнуйтесь. То, что Смит называет «озлоблением», не пойдет вам на пользу!
Марк, как мог, старался следовать их советам и за последующее время хорошо узнал эту троицу. Ему пришлось изменить свои первые впечатления. Например, Смит не был таким закоренелым пессимистом, каким казался вначале. Он был полон надежд, хотя и утверждал обратное. За его утверждениями, что побег невозможен, не чувствовалось искренней уверенности; гораздо чаще это была защитой, что-то вроде самоуспокоения, желания чтобы надежды не зашли слишком далеко. Однажды в момент непривычного откровения он признался:
— Если бы я не надеялся, что мы когда-нибудь выберемся отсюда, я бы уже давно расстался с жизнью; но, если я позволю себе слишком волноваться, то, вероятно, в один прекрасный день лишу себя жизни от полного разочарования. Большую часть времени я ожидаю худшего; хорошо, этого не происходит!
Несложная теория Смита заключалась в том, что не надо искушать богов. Так обычно берут зонтик, чтобы заставить светить солнце, или путешествуют с двумя запасными колесами, чтобы избежать прокола. Его попытки блефовать с судьбой говорили о том, что он полон надежд куда больше остальных.
Гордон уже дошел до того состояния, когда мирятся с неизбежным. Только твердая вера в свои теории, которых, как обнаружил Марк, было много, мешала ему оставить мысль о возвращении. Но все равно он, похоже, не впадал в отчаяние, которого так боялся Смит. Гордон нашел силы отвлечься от окружающей обстановки и погрузиться в свою чисто условную жизнь, без которой был бы совсем одинок. Иногда он впадал в глубокое уныние, но часто даже случайное слово выводило его из апатии. В глазах вдруг загорался огонь возбуждения, худое лицо оживлялось, словно с него срывали маску, и через несколько мгновений он с жаром разглагольствовал, защищая собственные теории, иногда казавшиеся разумными, а иногда — чистой фантазией. Большей частью его речи, казалось, не вызывали у Смита ни малейшей реакции; хотя иногда Смит улавливал в потоке слов практическое предложение и с удовлетворением цеплялся за него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
