- Зря, - вздохнула Светка. – И очень жаль. С тобой как-то… не знаю, спокойнее, что ли. И веселее.
- Ага, обхохочешься.
- Во всяком случае, я рада была познакомиться. Ну, адрес твой у меня теперь есть. Может, увидимся как-нибудь.
Да-да. Увидимся. Если тебе башку не отвернут на Тамбовщине.
Это я подумала так, а говорить вслух не стала.
- На чем лучше до вокзала доехать? – спросила Светка, поднимаясь со скамейки.
- Не представляю. Трамваи туда не ходят. На маршрутке какой-нибудь. А можно до метро пешочком дойти и пару остановок проехать. С пересадкой, правда.
- Ничего, я не тороплюсь особо. А тебе в какую сторону?
С минуту я пыталась сориентироваться на местности. Вообще-то я, что называется, страдаю топографическим кретинизмом и ориентируюсь очень плохо. В городе – в основном при помощи станций метро.
- Ну, если ты на метро, то нам по пути. Только если подождешь минут десять - пятнадцать.
- Зачем? – удивилась Светка.
- А я в собор хочу зайти.
Светку скисломордило, словно она откусила лимон.
- Ты что, в Бога веришь? – спросила она то ли с изумлением, то ли с презрением, то ли с отвращением. А скорее, всего понемногу. Словно заподозрила меня в принадлежности к особо гнусному племени извращенцев.
- Тебя это не устраивает? Ты общаешься только с пламенными атеистами? – усмехнулась я, привычная к подобной реакции. Было когда-то такое, что я в неофитском порыве принималась вдохновенно проповедовать, но поняла, что выгляжу глупо и убедить никого все равно не могу.
- Я этого не понимаю, только и всего, - надменно выпятила губу Светка. – Охота дурью маяться, дело твое. Это сейчас модно.
- Помолчи, а? – попросила я. – Не понимаешь – так и помалкивай. Посмотрим со временем, дурь или не дурь.
Светка пожала плечами и демонстративно плюхнулась обратно на скамейку, закинув ногу на ногу: мол, пожалуйста, иди, если делать больше нечего, а меня туда на канате не затащишь. А я и не собиралась – кто-то же должен был стеречь мою сумку.
В соборе я пробыла недолго. В брюках, с непокрытой головой – чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. Кроме того, угнетало обилие праздных туристов. Правда, на их фоне я совершенно не выглядела чужеродным пятном, но меня это мало утешало.
Поставив свечку Богородице, я кое-как прочитала благодарственные молитвы и остановилась в задумчивости перед кануном: можно ли молиться о блаженном упокоении практически не знакомых мне людей – Павла и Максима. Может, они и не крещеные даже. В конце концов, поставила свечи об упокоении всех моих умерших родственников сразу.
Обычно в храме я чувствую себя, как в теплом уютном гнезде – уж не знаю, можно ли использовать такое сравнение. Во всяком случае, там мне всегда спокойно. Даже если кошки на душе скребут, на какое-то время они прекращают свою разрушительную деятельность и на время сворачиваются клубочком в дальнем уголке. Но сейчас мне было не по себе. Нервы? Ну да неудивительно, после всех утренних событий. Или неподобающий внешний вид? Я никогда, по примеру чересчур праведных бабушек, не делала замечаний размалеванным гражданкам в джинсах или мини: мол, чего это вы в храм так вырядились. Но тихо радовалась, что я-то в платке и юбке. Прямо евангельский фарисей: благодарю Тебя, Господи, что я не как тот презренный мытарь. Малопочтенное чувство, но… до святости нам всем, как сказала Светка, три лаптя по карте.
И все же, все же… Смотрел на меня кто-то, что ли?
Я озиралась усиленно, но, вроде, никому до меня дела не было.
Или это уже мания преследования?
Выходя, я замешкалась в дверях, и на меня налетел идущий следом мужчина. Оглянувшись возмущенно, я успела рассмотреть темно-русые волосы, темно-голубые, почти синие глаза и тонкий шрам на виске. Одет он был в серые брюки и синий джемпер, а в руках держал черную барсетку.
- Простите, - мужчина придержал меня под локоть.
- Ничего страшного, - буркнула я в ответ.
5.
Со Светкой мы расстались в метро. Она вышла на «Маяковской», а я поехала дальше, до «Ломоносовской», где предстояло пересесть на автобус или маршрутку. На прощание она так пылко меня обняла, что народ вокруг начал заинтересованно присматриваться.
- Бдительность и еще раз бдительность! – напутствовала я ее. – И осторожность.
Светка настороженно огляделась по сторонам, словно ожидая увидеть за спинами окружающих шпиона в маске и с кинжалом в зубах. Шпиона не наблюдалось. Вполне обыкновенные граждане.
Вытолкнув Светку из вагона, я вздохнула с известной долей облегчения, и поехала дальше. Хотя, какое там облегчение! Если бы вместе с ней исчезли из моей жизни и проблемы, которые появились, опять же вместе с ней, сегодняшним утром. Вот так живешь себе, живешь, и вдруг, как снег на голову, сваливаются на тебя неприятности. И ладно бы еще сама себе их обеспечила, так нет. Впрочем, это уже несусветная банальность. Пришла, как говорится, беда, отворяй ворота. Да и Светку совсем вычеркивать из своей жизни не хотелось. Хотя она и вредная, и настырная, и где-то даже нахальная. Но… Хоть какая-то захудалая сестрица лучше, чем вообще ничего. У меня нет ни родных, ни двоюродных, а с n-ным количеством троюродных братьев и сестер мы либо совсем не знакомы, либо просто не общаемся.
Из маршрутки я позвонила Марье Петровне и предупредила, что снова еду к ней. А то ведь еще уйдет куда-нибудь.
- Забыла что-нибудь? – удивилась она.
- Да нет, - замялась я. – Поговорить надо. Я одна, без Светы.
- Это насчет Павла, - Марья Петровна не спрашивала, а утверждала. – Да?
- Да, - вздохнула я.
- Я тебя жду.
Она снова встретила меня в дверях квартиры. Щеки ее лихорадочно пылали – наверно, от волнения подскочило давление.
- Ну что? Что там с ним? – Марья Петровна едва дала мне снять кроссовки. Мы даже до кухни еще не дошли.
Всю дорогу я думала, как бы лучше ей рассказать. Чтобы и информацию дать, и лишнего не выболтать. Ну, и не слишком напугать с ходу. Но в этот момент вся моя дипломатия куда-то таинственно испарилась.
- Убили Павла, - мрачно брякнула я.
Ахнув, Марья Петровна схватилась за область бюста.
- Это все из-за этих стекляшек! Ох, чуяло мое сердце…
- Что это оно чуяло? – насторожилась я.
- Ну… - покраснев еще больше, замялась Марья Петровна.
- Нет уж, нет уж, сказали «а»… - я вцепилась в нее, как бульдог. – Что-то вы недоговариваете.
Тут Марья Петровна плюхнулась на табуретку, упала головой на стол и зарыдала. Возможно, она надеялась, что я стану ее утешать и успокаивать, но я ждала. Сочувствовать не хотелось – я уже поняла, в чем дело, и ждала исповеди.
Время шло, Марья Петровна рыдала, кухонные часы тикали. Я встала и поставила на плиту чайник.
- Ты, Олечка, всегда была черствой девочкой, - как ни в чем ни бывало, совершенно спокойно, заметила Марья Петровна. Будто и не она только что захлебывалась слезами целых десять минут подряд.
- Откуда вы знаете? – не поворачиваясь, отпарировала я. – Когда я была девочкой, вы меня ни разу не видели. Впервые мы с вами встретились, когда я заканчивала школу.
- Мне рассказывала твоя бабушка.
- Не выдумывайте, пожалуйста! – рассердилась я. – Это совершенно не в бабушкином стиле. Просто вам не хочется говорить, в чем дело, вот вы и тянете кота за хвост. Если так хотите, пусть я буду черствая, грубая и фиг еще знает какая. Но лучше все же ничего не скрывать. Поверьте, это для вашего же блага.
- Ладно, ладно, Олечка, не сердись, - закудахтала Марья Петровна, старательно натирая глаза кулаками – совсем как маленькая девочка. – Сейчас все расскажу. Я же не знала, чем все обернется.
- Но сердце ваше чуяло, – не удержалась я. – Рассказывайте.
- Он пришел ко мне недели две назад. И начал расспрашивать про кулоны, про брошку. Ну, у кого они могут быть.
- Постойте, постойте. Кто это «он»? Откуда взялся? Вот просто так взял и пришел? С улицы?
- Да нет, конечно. Позвонил и сказал, что он наш родственник из Минска. Какой-то там племянник умершего Аркадия со стороны жены.
- Ага! И вы сразу обрадовались и пригласили его в гости. Так?
- Ну… - потупилась старушка.
- Да вам кто угодно чего угодно наплетет, и вы тут же позовете его к себе на смертельный пирог. Лишь бы было сказано заветное слово «родственник». Выходит, вы нас со Светой обманули. Мы спрашивали, не интересовался ли кто-нибудь кулонами, вы ответили, что нет.
- Ой, деточка, что-то у меня в глазах темно, - с пристаныванием пожаловалась Марья Петровна.
- Пойдемте в комнату. Ляжете, - предложила я. – Только рассказать все равно придется.
- Ладно, ладно, - согласилась она и поспешила в комнату, слишком бодро для темноты в глазах.
В единственной комнате – гостиной, по совместительству, спальне – Марья Петровна улеглась на потертую тахту и уютно укрылась мохнатым серым пледом. Мыра тут же устроилась у нее в ногах и принялась вылизывать себе подмышки.