- Читайте! - сказал генерал. - Прошу! Гуляйбабка достал из портфеля листок и начал торжественно, по-военному:
- "В великих сражениях на полях России храбрые солдаты рейха прославляют не только фюрера, Великую Германию, но и все то, что находится с ними, носится ими. Будущие продолжатели завоеваний жизненного пространства не простят нам, если мы будем закапывать в могиле такие боевые реликвии, как сапоги, мундиры и даже белье..."
- Великолепно! Отличнейшая преамбула. Нашим штабникам век бы этого не придумать. Продолжайте, господин Гуляйбабка.
- "Учитывая все это, - продолжал чтение гость генерала, - приказываю:
Первое. Впредь при захоронении солдат и унтер-офицеров оставлять в память о павших за фюрера такие их личные вещи, как сапоги, мундиры, котелки, ремни, каски, бляхи...
Второе. Нижнее белье снимать только с особо отличившихся лиц, память о которых представляет для Германии особую важность.
Третье. Снятые вещи подлежат немедленной сдаче на интендантские склады с указанием владельца, его заслуг и пригодности сдаваемой вещи.
Четвертое. Во избежание мошеннической отправки на склады подпорченных вещей, категорически запрещается снимать с убитых брюки и белье после неудачных атак и случаев беспорядочного отхода..."
Телефонный звонок прервал чтение проекта приказа. Генерал взял трубку, испуганно вскочил, побледнел. Похолодевшие глаза его уставились на Гуляйбабку.
- Что вы говорите? Не может быть? Какой кошмар! А-я-яй! Да, да. Я задержу его. Немедля. Вы сами? Хайль Гитлер! Хорошо! Жду!
У Гуляйбабки захолонуло сердце. Он понял, что речь шла о нем, о его аресте. Что же случилось? Где допущен просчет? Нет, этого не могло быть. Все действия продуманы, четки, уверенны. Спокойствие, Гуляйбабка. Только спокойствие и быстрая находчивость.
Как ни в чем не бывало Гуляйбабка улыбнулся и попросил разрешения читать дальше проект приказа.
- Да, да, читайте, - шагая разъяренным тигром по кабинету, буркнул фон Шпиц. Ему было уже не до приказа. Он думал теперь о себе.
- "Вводя в действие данный приказ, - рокотал меж тем Гуляйбабка, разъяснить всем солдатам и унтер-офицерам армии, что снятие с убитых сапог, мундиров, белья, касок и других боевых реликвий является актом великой заботы фюрера о завоевателях жизненного пространства. Пусть тот, кто совершает блицкриг сегодня и кто собирается пойти завтра, знает, как дорого ценят рейх и фюрер каждого из доблестных..."
В кабинет вломился штурмбанфюрер Поппе:
- Господин Гуляйбабка, вы арестованы! Бегство и сопротивление бесполезны. Дом окружен гестапо.
- Ваши мотивы ареста? - спросил в упор Гуляйбабка.
- Вы не тот человек, за которого себя выдаете. Вы не спасали лейтенанта Шпица. Это фикция!
Гуляйбабка вытянулся во весь рост, с достоинством образованного, независимого человека, чувствующего за своей спиной силу и логику фактов, заявил:
- Господин штурмбанфюрер! От имени президента "Благотворительного единения искренней помощи сражающемуся Адольфу" я заявляю вам решительный протест и требую извинений.
Штурмбанфюрер расхохотался:
- Извинений! Вам? Вы слыхали, господин фон Шпиц? Этот лгун, прохвост, если вовсе не партизан, требует от нас извинений. Снять Железный крест!
- Да, да. Снять! Сейчас же, - подступил к Гуляйбабке генерал. - Вы обманули. Вы осквернили его... Гуляйбабка заслонился рукой:
- Господин генерал! Я немедля сниму эту высочайшую для меня награду фюрера, как только господин штурмбанфюрер приведет хотя бы малейшее, но точное доказательство моей вины перед Германией и вами.
Генерал обернулся к шефу гестапо:
- Господин штурмбанфюрер. Приведите же!
- Доказательства? Пожалуйста. Я только что вернулся о того места, где был так называемый бой по спасению лейтенанта Шпица. Вы, как помнится, говорили, что там было убито три партизана. Но увы! Трупов там нет. Нет и могил. Правда, там измята трава, остались лошадиные, человечьи следы, на деревьях царапины пуль, но убитых... как говорят в России, нет и в помине. Что вы скажете на это, господин личный представитель президента?
- Мне нет необходимости вступать с вами в словесную перестрелку, уважаемый шеф гестапо. Я прошу пригласить очевидцев.
- О! - поднял палец штурмбанфюрер. - Вы опоздали. Ваши очевидцы уже в подвале гестапо.
- Я заявляю вам еще один протест, господин штурмбанфюрер!
- Сколько угодно.
- Я требую освободить моих спутников, - наседал Гуляйбабка. - И прошу пригласить сюда очевидцев, о которых сказал выше.
- Вы, очевидно, имеете в виду лейтенанта Шпица и его невесту? - улыбаясь, уточнил штурмбанфюрер. - Пожалуйста. Только что они могли видеть с завязанными глазами?
Фон Шпиц позвал сына и Марту. Они явились тут же, перепуганные и бледные, как в час перед смертной казнью. С вопросом к ним обратился Гуляйбабка:
- Молодые люди. Скажите господину штурмбанфюреру и своему отцу: видели ли вы на той поляне, где вас хотели казнить, убитых партизан или это вам лишь показалось со страху?
- Нет, нет, - замахал руками Вилли. - Не показалось. Нет. Я своими глазами видел троих убитых. Один лежал навзничь, раскинув руки. Двое - уткнувшись лицом в грязь.
Марта сказала то же самое и еще добавила, что она видела, как у того убитого партизана, что лежал на спине, сочилась изо рта кровь.
Штурмбанфюрер выскочил из-за стола:
- Черт возьми! Но где ж тогда эти убитые? Гуляйбабка подошел к шефу гестапо, дружески обнял его правой рукой:
- Господин штурмбанфюрер. Вы забыли одну из старых традиций русских партизан. Они не оставляют погибших на поле боя, а увозят их на свою стоянку, где и хоронят в братской могиле.
Штурмбанфюрер шагнул к телефону:
- Арестованных освободить! Срочно заготовить пропуска. Да, да! На всех! Хайль!
14. ФОН ШПИЦ НАЧИНАЕТ БИТВУ ЗА СОБСТВЕННЫЕ МИЛЛИОНЫ
Трогательно и пышно проводил в дорогу господина Гуляйбабку старый интендант. В карету он насовал ему разной снеди, канистру шнапса, ручных гранат на случай нападения партизан и почти слезно просил простить за то минутное подозрение, которое вкралось в душу его, когда штурмбанфюрер сказал, что "ваш гость не тот, за кого так тепло его принимают".
- Ах, этот Поппе! - вздыхал генерал. - Чуть не омрачил наши добрые отношения. Вечно он лезет со своим дурацким подозрением.
- Давайте простим ему, - говорил Гуляйбабка, стоя у дверцы кареты. Всякое в жизни бывает. У него ведь такая служба!
- Нет, нет. Я это ему при случае припомню. Он чуть меня не скомпрометировал. Каково бы было! Генерал фон Шпиц вручил Железный крест красному партизану! Он бы вогнал меня в могилу.
- И все-таки не будем мстительны, господин генерал. Забудем.
- Что ж... Забудем так забудем. Но уж мне вас не забыть. Вы сделали для меня то, что и Железным крестом не отплатить. Прощайте. Счастливый путь. Хайль Гитлер!
Гуляйбабка нырнул в карету. Кучер дал коням вожжи. Фон Шпиц, все так же стоя с вытянутой рукой, крикнул:
- Жду вас в Смоленске! Тыл скоро переберется туда... поближе к Москве. Хайль!
Проводив спасителя Вилли, генерал фон Шпиц немедля взялся за проблему собственных миллионов. Прежде всего он отшлифовал с военной точки зрения все пункты гуляйбабкинского проекта приказа, а когда это было сделано и готовый приказ отослан для эксперимента в сто восьмую егерскую дивизию, пригласил на доверительную беседу Вилли.
- Мой сын, - начал степенно, ласково генерал. - В последнее время, на склоне своих лет, я много думаю о тебе, будущих внуках и вообще о судьбах людей на войне.
- И что же ты надумал, папа? - ухмыльнулся Вилли.
- Не смейся, милый. Это очень серьезно. Вот ты смотришь на мои погоны, на мой мундир, увешанный крестами, и думаешь, наверно: какой папа счастливый!
- Разве этого мало? О, если б мне мундир генерала!
- Как ты наивен, Вилли! - вздохнул генерал. - Я тоже был таким когда-то.
- А теперь?
- А теперь, сынок, на закате лет, мне хочется быть богатым, чтоб мой сын, мои внуки не стояли в длинной очереди за эрзац-сосисками, эрзац-маслом, а имели такое же богатство, как наши Круппы, Шенки, Функи, Шпееры... О, они великолепно понимают, что такое война! Они наживают на ней многие миллионы. Так почему же не может воспользоваться войной генерал-майор фон Шпиц?!
- Можешь, папа! Можешь! - воскликнул Вилли. - Мне тоже очень хочется разбогатеть на завоевании Урала.
- Урал, сынок, далеко, а смерть за кустами, - вздохнул генерал.
- Какая смерть? От радикулита не умирают, папа.
- Ты забыл, Вилли, что помимо радикулита есть еще бомбы, мины, а в тылу и партизанские пули. К тому же и старость.
- Не надо хандрить. Ты еще крепок, папа.
- Не успокаивай. Поход в Россию - моя последняя песнь. Я тороплюсь увидеть тебя миллионером.
- Миллионером? Откуда появится миллион?
- У меня есть на это свои прикидки. Мы открываем собственную фирму по снабжению армии вещевым имуществом, главное - сапогами.
