«Как шампанское», — подумал человек.
Он встал и подошел к нарте. Осторожно стал разворачивать шкуры. Показалось поросшее редкой щетиной, изможденное, худое лицо. Оно подернулось легкой гримасой, и на нем загорелись лихорадочные глаза. Больной зашептал. Сначала спокойно, потом нервничая и задыхаясь, судорожно дергая губами.
«Опять бредит».
Человек поднес ко рту лежавшего кружку с чаем.
— Выпей, Коля, выпей. Чай это, сладкий… Ты давно ничего не ел. Выпей…
Больной зашевелился, пытаясь привстать. Человек подложил ему руку под голову и стал осторожно поить чаем. На мгновение глаза больного стали осмысленными. Но он не допил чая, откинулся назад, и снова судорожно дернулись губы.
Человек наклонился над ним.
— Коля, что ты?
Еще ниже склонил голову. И услышал — в который раз!
— Потуши… небо… Небо… Небо потуши…
«Дорогая Майка!
Сегодня твой Яшка организовал каток. Собственно, устроил его мороз, а я только наладил свои старенькие коньки и страшно горжусь, что в полном одиночестве гоняю по замерзшему озеру, а ближайшее селение отсюда за сто километров. Впрочем, вру. Слыхал, что за двадцать живут двое парней на метеостанции. Но их я и в глаза не видел.
Да, сегодня пятое октября на исходе, у нас на Черном море еще купаются, поди, а мои подопечные реки замерзли. Валерку, помощника, две недели назад увез вертолет, а начальник Мейвеемского гидропоста — так я, кажется, пока именуюсь — остался до рекостава. Сейчас все работы свернуты, приборы уложены, жду, когда и меня заберут отсюда. Да вот письмо тебе решил написать. Правда, отправлю его только по возвращений на базу, но тогда и не до писем будет. Отчеты и отчеты, а потом к тебе побыстрее. С аэродрома на такси в институт. Удивлю всех, в том числе и тебя, своей рыжей бородой. Потом сбрею ее, сошью смокинг и отправимся с тобой, Майка, во Дворец бракосочетания с заявлением по всей форме положенной написанным, и снизойдет на нас благословение бож… то бишь регистраторшино.
Нет, Майка, соскучился я по тебе очень. Шутка ли — два года уже прошло. Скорее бы в отпуск! Если меня снимут дня через два, три недели на отчет, по двадцать часов стану работать, к Октябрьским праздникам буду в Одессе.
Что нового, спросишь?
Сейчас обеспечиваем научными прогнозами горняков. Главное здесь, на этой земле, золото. И вода. С помощью ее золото добывают. Нет воды — нет золота.
И геологи с горняками бьют челом нам, незаметным гидрологам, которые организуют им водичку.
Вот и сидим на гидропостах, определяя минимум и максимум уровня всех этих «веемов», как называются по-чукотски реки. А их тут — бог мой — легион!
А вообще работы, Майка, много, и интересной. Покинешь альма матер, поработаем вместе…
Утро 6 октября. Пишу после завтрака, устроенного из последних запасов. Умывался в проруби. Блеск! Кажется, я понимаю тех парней, что удивляют мир, ныряя в ледяную воду. Погода, Майка, отличная, и я надеюсь, что это письмо начнет сегодня длинный путь до Одессы…
Знаешь, мне сейчас в голову пришла интересная идея. Когда я… Стоп! Какой-то тип нарушает таежный покой. Точно! Летит! Извини, бегу…»
Машина скользнула над лесом и прошла слева от махавшего шапкой Якова. Сначала исчез за лиственницами самолет, потом затих гул мотора.
— Мне сделали ручкой, — сказал Яшка.
Он снял шапку и раскланялся вслед улетевшему АН-2.
«Наверно, на метеостанцию двинул», — с надеждой подумал Яшка.
Тайга молчала. Яшка вздохнул, надел шапку и поддал ногой пустую консервную банку. Она, разорвав тишину, со звоном ударилась в дверь дома.
— Хулиганишь, начальник? — сказал Яшка.
Говорить вслух было неловко. Угнетало сознание того, что уж очень небольшая плотность населения на этом куске планеты.
«А ведь людям надо бывать иногда там, где их совсем мало, — подумал он, — чтобы осмыслить свою сущность. Здесь этому никто не помешает…»
— Ты, философ с Молдаванки, — снова вслух сказал Яшка. — Взгляни лучше, все ли у тебя готово, да черкни пару строк Майке…
«…Видишь, как неприятно разочаровываться. Но я жду этот летающий примус на обратном пути. А сейчас — пока. Надо вещи уложить да перетащить их к площадке. Она рядом, на галечной косе моей главной речки. Значит, до встречи в родной Одессе. До свиданья, Майка, до свиданья. Прощаюсь в рабочем порядке с обычными для моих посланий атрибутами (см. «Руководство по написанию любовных писем»).
Почти твой Яшка, по кличке Водяной. Мейвеемский гидропост 6 октября Где-то в середине двадцатого века».
— Мы идем по Уругваю, ночь — хоть выколи глаза, — мурлыкал он, бережно собирая журналы наблюдений. Потом перевязал их шпагатом и сунул в большой, когда-то зеленый, рюкзак. Все остальные вещи Яшка уже перетаскал на площадку.
Выпрямился во весь рост и с грустью оглядел стены.
— Ну, будь здоровчик, гидрообитель, — сказал он.
Вскинул рюкзак на плечо… На пороге захотелось повернуться. Остановился. И упрямо потянул за собой дверь.
…Сразу удивило, когда самолет прошел очень низко и поперек полосы. Стрекотание мотора постепенно затихло справа и вновь стало набирать силу с другой стороны.
— Вам бы в ледовую разведку походить, пижоны, — ворчал Яшка, направляясь к вымпелу, сброшенному с самолета, который прошел второй круг.
Снова замирало стрекотанье. На этот раз, видно, совсем.
Неопытная рука второго пилота, прозевавшего нужный момент, заставила Яшку долго разыскивать вымпел в зарослях тальника.
Он развинтил металлический цилиндр и осторожно расправил свернутый в трубку листок.
«С получением сего вам надлежит прибыть на метеостанцию «Осиновая», находящуюся в двадцати километрах к юго-западу от Мейвеемского гидропоста, и временно исполнять обязанности заболевшего начальника станции».
— Зачем вы Яшку Водяно-о-го, ведь он ни в чем не виноват, — жалобно пропел он.
И добавил:
— Ну что ж, судьба сделала ход конем. Уступим ей одну пешку.
Он подошел к куче всякой всячины, которую он натаскал на площадку, надеясь увезти вместе одним «бортом».
— Зачем? Зачем я тогда носил все это?
И Яшка рассмеялся.
Часа через два стемнело. Но он уже перенес вещи в домик гидропоста. Потом развел огонь и сходил к проруби с чайником.
— Завтра утром двинусь в путь, — сказал Яшка.
Он стоял на берегу и смотрел, как в фиолетовом небе рождаются звезды.
