— Тебе действительно так интересны и точные науки и искусство? — спросил Сван, решительно поджав губы.
— Да, господин! Очень!
— Что же больше всего интересует тебя в науках, малыш?
— Меня… — мальчик покраснел, — Не думайте, господин, что я богохульствую, но меня больше всего интересует, как же летают птицы.
— Ты хочешь научиться летать?
— Да… — голос был очень тихим.
— Тогда я кое-что покажу тебе, — сказал Сван и приказал своему кораблю сделать все стены прозрачными, — Мы летим высоко-высоко над твоим миром! Так высоко никто не летал с твоей земли…
* * *
Сван привел совершенно пораженного великолепием космоса мальчика в командную рубку и усадил в кресло:
— У тебя осталось слишком много вопросов, и не хватит даже сотни лет, чтобы ответить на все. Потому садись сюда, в это кресло и мой корабль научит тебя всему.
Мальчик безропотно сел в кресло, доверившись странному, высокому и страшному существу с огромной головой и глазами.
Пока шел сеанс гипнообучения, Сван молчал, лишь только жалея, что навряд ли ему еще придется встретить в своей жизни гения подобного этому мальчику. Он решил научить этого странного аборигена, родившегося в средневековье, тому, до чего дойдут лучшие умы его планеты только спустя несколько тысяч лет. Обучение неокрепшего разума могло привести к непредсказуемым последствиям, и в памяти Свана были примеры этому: Карам, Багши, спутник газового гиганта, колоссальный Кобурни. Все эти цивилизации получали знания раньше, чем допускала того история. И все они погибли. Сван же верил себе и своей интуиции контрабандиста…
Именно поэтому он и взломал защиту программы обучения, запрещающей садиться в кресло кому-то кроме Свана. Многое из того, что узнает сегодня мальчик — он позабудет, такова уж она, человеческая память, но и того, что останется, будет достаточно для великих свершений и открытий.
Несколько часов канули в вечность, словно одна минута. Все это время корабль усердно записывал в мозг незаконного ученика знания об устройстве мира: физика, математика, химия, аэродинамика, механика… Сван ждал. И когда сеанс был закончен, с кресла поднялся совершенно другой человек.
— Теперь я знаю, кто ты, Сван, — сказал мальчик, — И совершенно точно знаю, что я буду делать в этой жизни, до перерождения. Как бы мне ни хотелось отправиться с тобой, мне придется вернуться на Землю, чтобы передать то, чему я научился у тебя, пусть хотя бы и малую толику.
— Если кто-то узнает об этом, меня казнят. И тебя потом тоже, — прошептал Сван, опустив голову. Его вовсе не волновала теперь собственная судьба. Ему было страшно за будущее этого мальчика.
— Я буду зашифровывать свои записи, — пообещал малыш. Он понял, о чем хотел сказать нескладный и худой Сван.
Сван улыбнулся:
— Не всякое знание к месту и ко времени, парень. Но, думаю, ты сам разберешься, что к чему. Ты ведь умный.
— Да, Сван.
* * *
Когда корабль снова приземлился на берегу озера и мальчик уже покидал судно, Сван вдруг крикнул:
— Постой, малыш! Я ведь так и не узнал, как тебя зовут!
Мальчик обернулся и улыбнулся так, как улыбаются только добрые, умудренные долгой жизнью старики:
— Меня зовут Леонардо. Леонардо да Винчи. И благодаря тебе я научусь летать как птицы. Или люди, которые родятся после меня — научатся. Но мы будем летать!
«Счастливый миг»
Самолет ждал меня.
Красивый, стремительно плавный в своих линиях. Мои руки скользили по обшивке, принимая в себя его жажду неба. Мою жажду. Он безмолвно трепетал, ожидая пока я сяду за штурвал. Я не стал тянуть.
Полоса была девственна, пуста и бела, гладкая как стекло. Бесконечная, как время — еще одно указание на связь полета и тяготения, которое так легко преодолеть. Я глубоко дышал в маску, всматриваясь сквозь умное стекло летного шлема. Я тоже ждал.
Такой бездушный и чужой голос, слегка теряясь в эфире, разрешил, нет, высокомерно позволил мне начать то, ради чего я жил последние несколько лет. Мы проигнорировали его. Мы все равно бы начали, даже если бы нам запретили. Слишком долго мы ждали.
Самолет, набирая скорость, стрелой заскользил по взлетной полосе, казалось, не касаясь поверхности. Руки, должные волноваться так же, как и я, были удивительно спокойны, как и годы назад. Они точно знали, что нужно делать — закрылки, потом на себя, шасси…
Удивительный, упоительный момент отрыва, легкий толчок, словно птица прыгает в пустоту со скалы. Теперь у нас есть время, чтобы быть вместе, как тогда. Давно. Пронизывать облака, не думая ни о чем, смотреть на солнце там, где оно никогда не скрывается облаками.
Упругость ощущалась в любом моем движении, в любом маневре самолета, яростного как хищник перед жертвой — чуть двинулся, и мы, сверкая боками, провалились вниз, захватывающе, мощно. В горло рвался ликующий вопль.
Я снова в небе! СНОВА! Я буду в нем всегда!
Наверное, я кричал, как и мой самолет. Единственное о чем я тогда думал, так это о том, как далека та граница, до которой можно лететь. Ее ведь даже не видно, можно быть вечным, достигая ее. И мы этого хотели. Я и машина, для которой я был рожден.
Одни во всем мире, слишком высоко, чтобы быть с кем-то, для кого-то. Слишком высоко, чтобы быть кому-то обязанным за что-либо. Это было самое высшее счастье, ради которого стоило жить…
Бездушный, великолепно поставленный голос снова ворвался в тот мир, в который я не хотел пускать никого:
— Время вышло.
Оставалось только несколько секунд, чтобы приготовиться, меня предупреждали, инструктировали. Но я наплевал на все. Вверх! Только вверх! Никто не сможет нас остановить! Слышите? Никто! Самолет тоже рвался, уносясь в темнеющий «потолок мира».
Когда пришла тьма, я заплакал, не смог сдержаться.
Я вернулся туда, где не хотел бы быть. Унылая постель, серый потолок, старческая, дряблая кожа на руках, что лежат поверх казенного одеяла. Капельница возле стены — насмешка над полетом, который только что закончился. Слезы беззвучно катились по щекам, увлажняя их, знавших только мокрую губку, которой отирают парализованных.
Таких как я.
Сестра молча стояла рядом, такая же бесчувственная и пустая, как и голос, оборвавший мой полет, мою жизнь. Я не мог ничего ей сказать. Пришло время.
В ушах зазвучало:
— Ваше время вышло. Благотворительная программа «Счастливый миг» благодарит вас за участие. Прощайте.
Сестра повернула вентелек на капельнице и отвернулась, делая какую-то запись в моей карте. Я знал, какую именно:
— Согласно Закона «Об эвтаназии одиноких и нетрудоспособных граждан», в отношении пациента ХХХ была проведена благотворительная акция «Счастливый миг», продолжительностью пять минут, после чего наступила смерть, предписанная статьей 2-й, пункт 5-й, через смертельную инъекцию. Пациент претензий не имеет. Смерть наступила в 18 часов 43 минуты. 2 июня 2028 года.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
