— Ты ничего не хочешь сказать? — спросил я.
Стою на ступенях, возвышаюсь над ней, на душе как-то… непонятно.
— Нет, — пожала плечами она. — Куртку только жалко… испортилась.
Она поднялась и прихрамывая пошла к машине, к той самой, на которой её привезли. Села, закрыла дверь и принялась смиренно ждать, когда её увезут обратно. Непонятная девушка, порой кажется, что сломалась совсем, а потом как выкинет…
— Вы все ещё думаете, что…
Я оглянулся, Сергей стоял прямо за мной, видимо тоже с интересом рассматривал девушку. Он давно был со мной, Сергей, с самого начала… Он все знал.
— Не знаю, — честно ответил я. — Поехали домой.
Подъехали к дому, уже вечереет. Вельзевул, который вообще был псом, который живёт сам по себе, подбежал, жадно втягивая запахи — конюшни его завораживали, но брал я его туда редко, животные пугались. Лиза шла, пытаясь на него не смотреть, она смотрела на дом. Я старался дистанцироваться от неё, не приближаться к ней по крайней мере до тех пор, пока не пойму что она такое. А сейчас догнал в несколько молчаливых шагов просто чтобы поймать её взгляд. Поймал… она ждала встречи с домом, может боялась его, но он явно её заворожил. Интересно, ещё интереснее…
Я переоделся, сбросил одежду, которая впитала в себя запахи конюшни, принял душ. Я все ещё был бодр, но эта бодрость уже была напускной — уснуть мне не удавалось. Я засыпал перед самым рассветом на час, полтора, и сон этот был таким больным, словно мой организм сдаваясь просто терял сознание. Но того сна… его ещё хватало.
Я привык работать по ночам, ночь это самое прекрасное время суток. Днем я предпочитал отсиживаться в своём склепе, что доброты моему образу не придавало. За глаза меня называли упырем, я это знал, забавлялся. Вслух и в глаза не решился бы ни один из них. Я чувствовал их страсть, зависть, впитывал их, Ирма говорила, что однажды все эти эмоции меня отравят. А раньше, в самом начале «карьеры» приходилось черпать и боль, много чужой боли.
— Богдан Львович, — привстала со своего места секретарша.
Я кивнул и прошёл мимо. У меня не как у Виктора, грязь в офисе которого не смогла оттереть даже Елизавета пресвятая сумасшедшая. Я вылез на крови, по другому не получилось, мои деньги пахли грязью, потом, кровью, и чужой и моей. Но… мне хотелось красоты. Хотелось, чтобы было чисто. Поэтому мой офис это аккуратное трех этажное здание в самом центре города. Он стерильно чист и оформлен с безукоризненным вкусом, даже Ирма одобрила. И работает большая часть сотрудников днем, ночью мне нужны только самые приближенные люди.
— Что у нас там? — спросил я.
И даже не знаю, о чем спросил, зачем. В моей голове девушка. Нет, я вовсе не думаю о том, как и какими бы способами бы её трахнул. Для секса… есть любая. Даже моя секретарша, которая верх безукоризненных манер снимет юбку и запрыгнет на стол по первому зову. Потому что боится, потому что я слишком много ей плачу… А когда тебе платят столько денег, уже неважно, что муж дома, что дочка маленькая, фотография которой в рамочке на столе.
А эта Лиза… мне интересно, что она сейчас делает. Бродит по запертому крылу дома? Поднимается и опускается по единственной оставшейся в её распоряжении лестнице, проводит рукой по резному дереву перил? Лестница не уцелела, просто обрушилась и её восстанавливали. Интересно, она чувствует, что это подделка? Слушает ли она, что шепчет дом? Понимает?
Секретарша говорит. Голос её звучит монотонно, он отбивает факты таким сухим беспристрастным голосом, в одном темпе, что это усыпляет. Если бы так, я бы просто закрыл глаза и уснул, с радостью наплевав на все проблемы. Но уснуть не выйдет.
— Может, лекарство? — спохватывается Валерия, так зовут мою секретаршу.
Немногие знают о моих болях. О том, что когда они нарастают я перестаю спать. О том, что ненавижу осень ведь именно в это время года я чувствую себя стариком запертым в теле молодого сильного мужчины. У меня было сломано два ребра, рука, нога, сотрясение мозга, у меня обожжена значительная часть тела. Самое смешное — я прошёл огонь и воду за эти пятнадцать лет, что добивался власти и денег, а все эти травмы получил за одну ночь.
Переломы напоминают о себе мягко, едва слышно. Эта боль — игрушечная. Но голова… иногда мне хочется просто оторвать и выбросить её, право слово, без неё бы жилось гораздо проще. И я ненавижу лекарства. Тогда, когда всем казалось, что я умру, даже Ирма рыдала у моей постели, я первый и последний раз видел её в слезах, мой мозг был затуманен наркотиками. А я даже сказать не мог, чтобы меня перестали обкалывать лекарствами — просто не было на это сил. Решил, что если выживу, плевать, даже если ногу не спасут, никогда, никогда не позволю быть себе настолько беспомощный. Никаких лекарств, которые вместе с облегчением дарят отупение.
— Сам поеду, — решил я, Валерия вздрогнула, она никак не могла привыкнуть к тому, что даже на максимальном отвлечении и не слушая, я улавливал суть разговора. — Машину пусть готовят.
Дело — ерундовое. Перекупили предприятие, вбахали в него деньги. Поставили человека руководить, умного, толкового. Но иногда эти умные люди вдруг решали, что если я настолько богат, то просто не замечу, что немного денег у меня украдут. Да Господи, я настолько богат, что мне деньги уже девать некуда, но я никому никогда не позволю выставлять себя безвольным идиотом. Один раз позволил, достаточно….
— Хватит, — попросил меня Сергей часом позже. — Правда, хватит.
Человек лежал передо мной бесформенной кучей. На мгновение мне показалось, что он умер. Эта мысль не испугала, просто появилась и растворилась. Он был жив, даже в состоянии шевелиться — застонал и перевернулся на спину.
— Пожалуй, и правда, хватит, — согласился я.
Потянулся, хрустнув костями, вытер сбитые костяшки рук о пальто — на нем все равно брызги крови. Похлопал по карманам, но сигарет нет — Сергей торопливо подал мне пачку.
— С этим что?
— Пусть вывезут и скорую вызовут… зачем нам бессмысленная смерть? Ему ещё долг возвращать. Правда?
Мужчина кивнул и пополз, прочь, не в силах встать. А я затянулся и подумал о Лизе — чужая боль и кровь так и не смогли прогнать её из моей больной головы. Интересно, если разбежаться и долбануться головой о бетонную стену, поможет?
— Скоро рассвет.
И правда, рассвет скоро… Спал ли я прошлой ночью? Не помню. Автомобиль летит по тёмному ещё городу, а я… я думаю о девушке. Перестал гнать мысли прочь, закрыл глаза. Представил — вот её тонкая фигурка на грязном полу конюшни. Рядом лежит конь, его некогда мощная, а сейчас уже впалая грудь ходит ходуном, дыхание хриплое, на морде пена. А на его боку ладонь. Тонкие пальцы чуть дрожат, но руку она не убирает, то ли коня успокаивает, то ли сама пытается успокоиться…
— Один раз это закончилось хреново, — напомнил мне Сергей.
— Я убью её, — обещал я скорее себе, чем ему. — Сначала пойму, а потом… потом убью.
Дома я отклонился от привычного за много лет ритуала. Сначала я пошёл к ней. Сергей отпер передо мной дверь — коридор залит огнями. Видимо, дома она все таки боится, и это радует. Мне просто хочется, чтобы она боялась хоть чего-то. Дверь в комнату немного приоткрыта. Зачем?
Вхожу. Спит на кровати, уже прогресс. Привыкает. Правда в одеяло завернута так, что вот сразу и не поймёшь, где там голова, где ноги. Затем глаза привыкают к сумраку, вижу откинутую руку, ногти короткого подстрижены, на них и не следа лака. Вижу прядь тёмных волос. А потом… глаза. Открытые.
— Здравствуйте, — спокойно говорит она чуть хриплым со сна голосом. — Вам что-то нужно? Выдрессировать тигра? Кастрировать вашу собаку? Отловить единорога в лунную ночь? Если так то извините, нынче не полнолуние…
— Нет.
Она садится в постели, одеяло сползает с плеча. И да, спит она одетой, и я даже чувствую лёгкое разочарование, хотя уже видел её обнажённой, хотя сказал сам себе — никакого секса с ней.
