— Господин Грюн! — вдруг раздался голос Казимира Павловича Бека. — Как вы очутились на рыбачьем катере?!
Толпа расступилась, пропуская Казимира Павловича. Он прекрасно говорит по-немецки.
— Здравствуйте, господин Грюн! — профессор протянул руку спасенному. — И профессор Бейлер был с вами? Проводили какие-нибудь опыты? Или просто решили отдохнуть, порыбачить? Неужели он погиб?! Какой ужас! Что с вами? Вы не узнаете меня? Я доктор Бек. Мы не раз встречались с вами и вашим учителем на семинарах и конференциях.
— Вы ошибаетесь. Я немец, но меня зовут Гартвиг, Ганс Гартвиг, — хрипло ответил спасенный по-английски, отступая на шаг и энергично мотая головой. — Я не знаю вас… И никакого профессора Бейлера тоже… Вы ошибаетесь… Я вас впервые вижу…
— Прошу извинить. Но вы так похожи, — сказал Бек тоже по-английски, неловко опуская протянутую руку. — Прошу меня извинить, мистер Гартвиг.
Гартвига окружили судовые врачи. Они все были тут: терапевт Егоров, и хирург Березовский, и даже стоматолог, милейшая Ольга Петровна. Врачи подхватили Гартвига под руки и повлекли к себе в лазарет.
Сергей Сергеевич ушел с капитаном и начальником экспедиции, чтобы рассказать о полете. Техники и вахтенные матросы под руководством Локтева начали возиться с дирижаблем. Толпа любопытствующих окружила Костю и наших лаборантов, чтобы узнать, как мы нашли Гартвига. А я спросил у Бека, отведя его в сторонку:
— Казимир Павлович, с кем это вы его спутали?
— Очень неловко получилось, — покачал он головой. — С одним химиком, учеником и главным помощником известного профессора Бейлера из Западной Германии.
— Чем он прославился?
— У него много работ по гидрохимии, особенно по растворам газов в воде. А последние годы мы с ним занимались, можно сказать, одной проблемой — разумеется, параллельно, самостоятельно: как добиться, чтобы с обычными аквалангами нырять на большие глубины. Искали, какие газовые смеси для этого нужны…
— Припоминаю, — обрадовался я. — Вроде бы он открыл какую-то смесь и, пользуясь ею, опускался чуть ли не на километр.
— Да, — хмуро кивнул Казимир Павлович. — Бейлер любит рекламу, есть у него такая слабость. И свою смесь он засекретил, чтобы получше заработать на ней, а может, и по каким-то другим причинам. У них ведь особые условия работы. Как же я обознался? Хотя у меня великолепная память на лица. И фамилия у этого ученика Бейлера такая запоминающаяся: Грюн — «зеленый», Питер Грюн.
— Нет, это Ганс Гартвиг, — сказал я. — Он был на «Сперри» механиком. Его среди других рыбаков, считая уже погибшим, вчера по радио поминали в молитве.
— Ну что же, бывают поразительные сходства, — кивнул Бек. — А что случилось с катером?
— Его опрокинула огромная волна и произошел внезапный взрыв. Видимо, спасся один Гартвиг. Мы толком не могли его расспросить, не зная немецкого. Может, вы с ним потом побеседуете?
— С удовольствием. Но только вряд ли медики его быстро выпустят.
Судовые врачи часто ворчат, что мы оставляем их без работы. Теперь они прочно завладели Гартвигом, уложили его в лазарете в отдельный бокс и никого к нему не подпускали. Разрешили только недолго побеседовать с ним капитану и начальнику экспедиции. Переводчиком был наш главный полиглот, второй штурман Володя Кушнеренко, знающий шесть языков. Потом он рассказал нам с Волошиным:
— Говорит, о причине взрыва понятия не имеет. Вокруг по воде разлился и загорелся мазут. Гартвиг поскорее задраил люк, включил систему водяного защитного орошения и двигатель. Отойдя на безопасное расстояние, он якобы снова открыл люк и целый день плавал, не удаляясь от места гибели, кричал и подавал звуковые сигналы сиреной, но безрезультатно.
Ничего нового Гартвиг, в общем, не рассказал.
— В примечаниях к лоции указано: только за последние три года в этих водах погибло семьдесят пять тунцеловных катеров, — помолчав, добавил Володя. — И все главным образом из-за плохой остойчивости. Даже в небольшой шторм опрокидываются. На это времени немного надо. Две-три минуты — и готов. Крепко повезло этому Гартвигу. Из такого переплета выкарабкаться! Неудивительно, что он от пережитого вроде малость рехнулся. Плачет, старушку-мать поминает, крестится.
— Что же с ним решили делать? — спросил Волошин.
— Передадим на первое встречное судно, какое будет направляться в любой ближайший порт. Так решил кэп. Ну а если дня два-три никого не встретим, придется доставить его на берег на дирижабле.
— Не могли на мину случайно напороться?
— Вряд ли, — покачал головой Володя. — Уже лет двадцать в здешних водах подобных случаев не было. Тут море чистое.
— Море чистое, а место нечистое…
На следующий день мы совершили еще один полет в район, где предположительно погиб «Сперри». Вдруг все же чудом спасся еще кто-нибудь, кроме Гартвига? Однако справедливо кто-то сказал: чудеса потому и называются чудесами, что не повторяются… Мы кружили над океаном целый день и ничего не нашли.
Возвратившись, мы уже не застали Гартвига на «Богатыре»: его передали на встретившийся английский лайнер, шедший на Багамы.
Сергей Сергеевич огорчился:
— Жалко, не удалось с ним побеседовать подробнее.
— А по-моему, от расспросов все равно толку было бы мало, — сказал я. — Слишком он потрясен пережитым.
— Точно, — поддержал меня Костя. — Хотите верьте, хотите нет, а был у нас в Одессе такой случай. Идет как-то один старый докер по пирсу, не буду называть его фамилию, и видит: барахтается в воде человек и орет во весь голос по-английски: «Помогите! Помогите!» Оказывается, один раззява-англичанин со своего шипа за борт свалился и пузыри пускает. Ну докер, конечно, остановился, посмотрел и спокойненько так говорит: «Чего кричишь, дура? Плавать нужно было учиться, а не иностранным языкам». И пошел дальше. Так и с этим Гартвигом.
Когда общий хохот стих, Сергей Сергеевич сказал, сочувственно покачав головой:
— Каких только случаев не бывает в Одессе, — и все захохотали снова, а Костя громче всех.
В тот же день начальник экспедиции с явным облегчением распорядился разобрать дирижабль и с утра всем приступить «к нормальной работе по графику»…
Мы втянулись в строго размеренный судовой режим. Каждое утро нас будил голос вахтенного штурмана, зычно раздававшийся из динамиков внутрикорабельной связи, выключить которые, к сожалению, было невозможно:
— Судовое время семь часов, команде вставать. Доброе утро, товарищи! Сегодня понедельник, пятнадцатое сентября. Температура воздуха плюс двадцать шесть градусов, температура воды также двадцать шесть градусов…
