Феликс Лесков, попав под последнее в истории своего института распределение, пришел на этот завод в качестве молодого специалиста. Завод уже чувствовал себя неважно: слабость, утомляемость, прерывистое дыхание. Так что пристроить новый кадр к какому-нибудь делу оказалось непросто. Бродил пока Феликс неприкаянным, делая вид, что выполняет наказ главного инженера осваиваться.
Так вот о гуманитарной помощи. Как раз в ту пору и обрушилась на нашу Родину эта беда, обрушилась на народные плечи эта лавина жратвы и шмоток от бывших врагов и «вероятных противников». Американские консервы, французские овощи, итальянские макароны — все это плыло, летело и ехало к нам со всего света. Великая держава согласилась наконец со всеми дружить и милостиво принять все, что дадут на халяву.
Как обычно, общую идиллию нарушали немцы. Так уж повелось исстари, что терпит русский народ от этой нации бесчисленные притеснения. Они, видишь ли, считали недальновидным просто возить нам еду. Самовлюбленным бюргерам не терпелось научить нас кормиться самостоятельно. Как будто мало страдал русский мужик от этих наук еще со времен царя Петра!
Так вот именно немцы прислали на завод очередной контейнер с «гуманитаркой». Вскрыли ящики. А там агрегаты какие-то, машины. Что за ерунда? Оказалось, германские друзья прислали нам пекарню: пеките, дескать, себе хлеб на здоровье!
Но руководство завода было не лыком шито; отбили телеграмму: мол, как же так, не умеем мы на этой технике управляться, да и муки на нашем заводе отродясь не водилось.
Педантичные немцы не бросили дело на полпути. Прислали и муку и специалиста. Только специалиста они прислали на время, с возвратом: учитесь, дорогие друзья, и отпускайте человека домой.
Озадачился директор завода. Негоже от помощи отказываться. Могут не понять и больше ничего не прислать. Но и возиться с этими булками не хотелось. Решил он назначить ответственных за пекарню, чтобы было кому немецкую премудрость передать, а заодно со своей головы эту боль переложить. И, посовещавшись с профкомом и кадровиком, выбрал он двоих: молодого парня из профкома — это, в конце концов, по их части, и недавно присланного инженера — один черт занять его нечем.
Так Стас и Феликс сделались заведующими пекарней. Дело пошло. Булки распространялись через профком вместе с заказами, народ был доволен.
Через месяц присланная мука кончилась. Доложили немцам: капут, шлите еще! А эти злыдни факс отбили: дальше сами, bitte, хватит на чужой шее сидеть, не маленькие уже! Не так, конечно, грубо, но смысл именно такой.
Погоревало руководство завода и махнуло рукой. Наплевать! А на вопрос заведующих пекарней «Что дальше делать?» огрызнулось: «Что хотите!»
С неделю Стас и Феликс сидели в остывшем цехе и играли в шахматы. А потом, поразмыслив, решили сами купить муки, соли, сахара, дрожжей да печь потихоньку хлеб. Продавать на заводе, чтобы свое вернуть. Все не без дела.
Компаньоны не имели представления о себестоимости, налогах и прочей экономике, так что решили обойтись без них. Они закупили продукты и испекли хлеб. Потом встали у проходной и стали продавать его по цене магазина. Свежий хлеб пошел, как говорится, на ура. Вся партия была продана.
Подсчитали выручку. Оказалось, что она вдвое превысила затраты. Неплохо! За день работы молодые люди заработали почти свой месячный оклад. Надо ли говорить, что на следующий день приятели повторили свой опыт. Потом еще.
К исходу третьего дня успешной торговли в проходной появился заместитель генерального и обратился к предпринимателям с роковым вопросом: «Кто разрешил?» Наивная попытка отвертеться, прикрывшись индульгенцией от руководства в виде той самой фразы «Что хотите!», провалилась. Торговля была немедленно свернута, а оба заведующих пекарней оказались «на ковре» у директора.
Здесь, в высочайшем кабинете, события приняли оборот, на который приятели никак не рассчитывали. Директор, как настоящий грамотный руководитель, мыслил широко и зрил в корень.
— Много заработали? — поинтересовался он, уяснив суть происходящего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Четыреста рублей, — честно ответил Стас. — Да плюс сегодняшние...
— Ясно. — Директор сдвинул брови. — А кто вам разрешил затевать здесь такое предприятие? А? Кто здесь хозяин? Кто здесь директор?
Заведующие пекарней уже представляли себя вылетающими с завода, пролетающими мимо стенгазеты, клеймящей мошенников, решивших нагреть руки на общезаводской собственности.
— Короче, так, — подвел итог генеральный. — Поставить счетчик. Оплачивать энергию через бухгалтерию. Половину прибыли будете приносить мне. Оклады ваши сохраняются. Язык держать за зубами. Все. Вопросы?
Вопросов не было! Стас и Феликс и мечтать не могли о таком повороте судьбы. Подумать только: молодые специалисты с доходом более тысячи рублей! Чего еще желать? Они взялись за работу. Полгода все шло как по маслу: пекарня работала, хлеб продавался, деньги текли, директор был доволен, приятели — счастливы.
Затем ситуация изменилась. То ли на завод нагрянула какая-то плановая проверка, то ли директор решил «срубить денег» перед уходом на пенсию, но была дана команда пекарню продать. Двадцать процентов комиссионных причиталось нашим коммерсантам. Ничего не попишешь, пришлось искать покупателя.
Приятели дали объявление. К их удивлению, желающих приобрести оборудование оказалось великое множество. Такое великое, что пришлось чуть ли не аукцион устраивать. Оборудование удалось сбыть втрое дороже, чем рассчитывал генеральный. И знаете, что сделали приятели? Они не сообщили патрону, что цена так выросла. Директор получил свои восемьдесят процентов от запланированной суммы.
Сбыв пекарню, Стас и Феликс уволились с завода. Быть молодыми специалистами они больше не желали. Они решили, что займутся импортом и продажей оборудования для мини-цехов. Деньги, отложенные за последние полгода, позволяли им не волноваться о своем завтрашнем дне, а сумма, заработанная ими на сделке, могла составить приличный стартовый капитал. В октябре девяносто первого они зарегистрировали товарищество и сняли свой офис: комнату в одном исследовательском институте на улице Вавилова.
Компаньоны не прогадали: бизнес пошел в гору. Тихой сапой они удвоили, утроили свой оборотный капитал. Они переехали в офис побогаче, посолидней и попросторней. Теперь начался следующий этап их деятельности: они уже не были простыми посредниками между западными компаниями и отечественными дельцами. Они становились дилерами известных европейских фирм, представляя их интересы в России. Стены их кабинета стали покрываться заботливо вставленными в рамочки дипломами и сертификатами от английских, немецких, австрийских, итальянских компаний. Отечественные заводы с их железными уродцами были выставлены за дверь.
Теперь у Феликса Григорьевича и Станислава Игоревича были секретарши, бухгалтеры, менеджеры, грузчики, водители. Они уже не бегали за отдельными клиентами, а давали красочную рекламу в газетах и журналах. И доходы их исчислялись не в родных рублях, а в заветных некогда долларах. Что ж, эти двое нашли свою золотую жилу, создали то, что сегодня именуется «Конторой». За них можно было порадоваться, им можно было позавидовать.
Даже появление над головами компаньонов «крыши», исправно требовавшей мзду за охрану неизвестно от кого, не портило настроения. Все вокруг платили, так что эти деньги записывались в бухгалтерской книге такой же синей строкой, как аренда, заработная плата, расходы на рекламу. «Расчеты с друзьями», — так записывал Феликс.
Молодые люди органично влились в бурлящий ручей новой жизни, и он понес их вверх и вперед, вперед и вверх.
Вылезая на перрон Курского вокзала, Леха еще не до конца верил, что широченная черная полоса в его невеселой жизни начинает неотвратимо светлеть. Она — эта полоса — пока не просветлела окончательно, но уже потеряла свою антрацитовую непроницаемость, и каждый шаг по заплеванному асфальту перрона прибавлял Лехе бодрости и оптимизма. Она светлела, как светлеет на глазах крутой черный кофе, в который капают, наслаждаясь процессом трансформации, сливки: кап, кап, кап. И напиток в чашке уже не такого траурного тона...
