Буренка завозился, потом встал, подошел к Охвену, лизнул ему руку и убежал в темноту. Да, действительно, нет повести печальнее на свете, чем повесть о беременной Джульетте.
5
Лето неумолимо двигалось к концу. Уже пришли ночные заморозки, козы глодали остатки пожухлой травы, мы готовились к скорому возвращению в деревню. Это лето мне подарило очень многое: у меня появилась Рисса, Охвен поделился со мной некоторыми боевыми премудростями, я научился по-новому воспринимать некоторые, казавшиеся мне раньше совсем обыденными, вещи.
Из соседних поселений доходили слухи, что завелся у них зверь, нападающий на домашнюю скотину. У нас, слава богу, подобного пока не происходило. Здесь мы намеревались побыть еще несколько дней, поэтому надеялись, что у нас все обойдется без потерь. Однако Охвен решил, что сходит к соседям, поинтересуется, как там у них дело обстояло. Чтобы и нам предпринять дополнительные меры для безопасности наших блеющих друзей. Я оставался за старшего, что меня, в принципе, нисколько не беспокоило: при таком надежном помощнике, как Бурелом, слишком сильно опасаться не стоило.
Охвен подорвался с раннего утра. С его скоростью передвижения это было вполне разумным. Впрочем, я понимал, что вернуться он сможет лишь только на следующий день к вечеру.
— Меч я не возьму, лук тоже. Ограничусь ножом, — напутствовал он нас с Буреломом. — Завтра после полудня вернусь. Будьте осторожны. Впрочем, вы сами знаете, что делать. Пока, парни!
Он помахал нам рукой и захромал вдоль реки. Буренка, как то водится, затрусил следом, проводил слегка и вернулся обратно.
— Ну, что, шченок, остались мы с тобой вдвоем?
Тот в ответ вывалил розовый язык и часто задышал. Можно было подумать, что он смеялся.
— Чему радуешься, пес? — потрепал я его по голове.
Настроение у нас было не самым худшим. День выдался ясным, солнечным. И хотя уже было совсем не жарко, но перед грядущей серой дождливой осенью мир казался наполненным светом и чистотой. Летали на паутинках бесстрашные маленькие паучки, мухи и комары завалились на покой, поэтому никто не кусался, не лез в глаза и за шиворот.
Я с воодушевлением проделал все упражнения, которым меня обучил Охвен. Я этим занимался каждый день, поэтому уже мог сам себя контролировать, считая, что сделал правильно и чисто, а что нужно было повторить.
Ближе к вечеру я почему-то вспомнил про Пламя. И так захотелось мне его подержать в руке, что я не удержался от искушения. К тому же Охвен никаких запретов по этому поводу не оставлял, а поблизости никого из людей, способных позариться на такое сокровище не было.
Я достал сверток и положил его себе на колени. Даже сейчас сердце учащенно забилось, хотя я отлично представлял, что покоится в ножнах. Осторожно, словно боясь повредить, я распутал тесемки и отложил в сторону кожаное покрывало. Рукоять меча удобно легла в ладонь, и я сжал пальцы. Теперь не обнажить клинок было просто невозможно. Что я и проделал под понимающий взгляд мудрого пса.
Держать Пламя было очень удобно. Я несколько раз покрутил им в имитации атаки. Замечательно! Только все время казалось, что сейчас неловко отхвачу себе полноги. Мне чудилось, что клинок, первый раз за долгое время оказавшийся не в руках Охвена, сердится.
— Не беспокойся, друг! Я не вор! Я просто любуюсь твоей красотой и изяществом формы. Твой хозяин, Охвен, не будет за это на меня в обиде! — сказал я мечу, и он, казалось, успокоился. Во всяком случае, далее выполняя самые различные упражнения, доступные пока моей не изощренной воинской фантазией, я не испытывал угрозы от клинка. Наконец, я принялся делать то, что делал бы любой мальчишка с самым примитивным тесаком в руках: я начал рубить кусты. Благородный меч, кованный из небесного металла, закаленный в крови оборотня, кажется, не возражал. Во всяком случае, ветки кустов перерубались без особого усилия с моей стороны: и тонкие, как травинки, и с руку толщиной. Козы бессмысленно таращились на меня. Они не могли понять, то ли я им угрожаю, то ли, наоборот, собираюсь кормить.
Наконец, я угомонился. Пришла мысль, что меч пора убирать в ножны, столь серьезное оружие не годилось для баловства. Все равно, я был донельзя доволен. К тому же скрывать от Охвена, что брал Пламя, вовсе не собирался. И вот в тот момент, когда я, весь исполненный благоговейного восторга, убирал клинок в ножны, внезапно раздался отчетливый крик, исполненный злобы, ярости и ненависти. Откуда прилетел звук, я не разобрал, но был он достаточно отчетливый, хотя и краткий. Козы бестолково заметались, как бараны. Бурелом, случившийся поблизости, свирепо оскалился, шерсть на загривке встала дыбом. Продолжалось это всего одно мгновенье, потом тишина больно ударила по барабанным перепонкам. Мы стояли и непонимающе смотрели друг на друга: я — на пса, собака — на коз, козы — на меня.
— Ребята, — сказал я, — все это ботва, не стоит беспокоиться, такие звуки уже случались.
Козы сразу расслабились, задрав куцые хвосты, Буренка поднял ногу на ближайший камень и замер, как изваяние, побивая все рекорды собачьего терпения. А я трясущимися руками завернул ножны с мечом в кожаное покрывало, но тесемки завязывать почему-то не стал. Я боялся. Впереди была целая ночь…
К вечеру похолодало, но небо продолжало оставаться ясным, без облаков, туч, птиц и неопознанных летающих объектов. Я принял мудрое решение поддерживать огонь в костре настолько сильным, насколько мне это удастся. Сытно поужинав, мы с Буреломом расположились у пламени. Дров я заготовил изрядно, поэтому не беспокоился, что их может не хватить на всю ночь. Искры улетали к звездам, от реки подымался туман, тишина была идеальная.
Буренка ткнулся мне носом в руку, пристально посмотрел в глаза и лизнул щеку. Мне показалось, что вид у него какой-то потерянный.
— Ну, что ты, шченок, не грусти! Завтра придет Охвен, мы еще вместе посмеемся над нашими страхами!
Собака вздохнула и калачиком улеглась подле огня. Я добавил дров и стал слушать тишину. Огонь весело потрескивал, поглощая свою пищу. Все было, как всегда, страхи перед таинствами ночи исчезали. Я проверил легкий доступ к луку и стрелам, поправил покрывало над мечом. Бурелом мирно спал, стало быть, и мне бояться было нечего.
Но мое решение всю ночь бдительно сторожить от этого нисколько не изменилось. Я накинул на плечи легкий шерстяной плед, пошевелил поленья в костре и уснул.
Так бывает, думаешь, что сторожишь, ходишь туда-сюда, поддерживаешь огонь — хвать, и ты проснулся. Костер потух, ноги затекли от неудобной позы, полночи пролетело. Стыдоба! Хорошо, если никто в это время еще не пытался учинить злой умысел!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
