– В своей комнате. За компьютером.
– А.
– Айжа! – Я развернулся и чуть в него не врезался. – Вот и ты.
– Чем занимаешься, чемпион? – спросила Конни.
– Болтаю с Игги, – ответил он, не глядя.
– Рэпершей? – Она сама усмехнулась своей же шутке.
Айжа уставился на нее.
– Ну знаешь, та австралийка? У нее еще огромная задница.
– Игги – мальчик. – Айжа поправил очки.
– Или сорокапятилетний сексуальный маньяк, – пошутил я. Хотя месяц назад, к изрядному смущению Айжи, я ворвался к нему в комнату, когда он болтал по скайпу с Игги, который оказался десятилетним ребенком. – Думаю, мы никогда не узнаем правду, да, Айжа?
Он пристально на меня посмотрел.
– Ты же знаешь. Ты его видел. Можно я вернусь в свою комнату?
– Нет. Я придумал тебе наказание. Сегодня ты разберешь все оставшиеся коробки, пока не найдешь остальные чашки.
– Хорошо.
Вот она – удивительная двойственность Айжи – с ним на удивление легко, когда он сам этого хочет. У него не бывает обычных для детей его возраста вспышек гнева или внезапного мрачного настроения.
– Вот и славно. – Я снова посмотрел на часы. Мне пора. Нельзя было пропустить поезд и опоздать на работу. – Еще раз спасибо, Кон.
– Иди уже. Мы справимся.
– Айжа, веди себя хорошо.
Я схватил ключи, кошелек и направился к выходу.
– Эрик? – Айжа позвал меня, и я знал, что он скажет то же самое, что и говорил каждое утро на протяжении последних шести недель. – Не забудь поискать кресло-каталку!
Чертово кресло.
Позже тем же вечером – гораздо позже, потому как поезд застрял на добрых пятьдесят минут где-то между Секосусом и Ньюарком, а я уже было поверил в то, что я никогда не доберусь до дома – я вошел в свою тихую квартирку, толкая перед собой кресло-каталку. В итоге я нашел ее в магазине «Гудвилл» в Гарлеме за двадцать пять долларов, а весь обеденный перерыв до того я обзванивал все секонд-хенды в городе, пока не нашел этот. Мне было неловко ее покупать, ведь я, возможно, забирал ее у того, кому она и в самом деле необходима. Но я дал себе обещание вернуть ее, когда Айже она уже будет не нужна, и сделать пожертвование в какой-нибудь благотворительный фонд.
Конни читала на диване и встала, когда увидела меня.
– Как работа?
Вопрос застал меня врасплох. Уже так давно, по крайней мере два года с развода и еще очень долгое время до него, никто меня не спрашивал о подобном в конце дня. Никто обо мне не волновался. Я и не понимал, как мне этого не хватало до этой минуты.
– В порядке. Как Айжа?
– Спит. Он хороший ребенок.
– Я знаю. – Я слегка улыбнулся. Иногда, как и все дети, он расстраивает, но нет никаких сомнений в том, что он хороший. Даже лучше большинства других людей. Я прикатил кресло к стене, там он его увидит сразу, как проснется.
– Мы нашли кофейные кружки, – поделилась Конни.
– Да ладно?
– Ага. В коробке, на которой было написано «настольные игры, фишки для покера и всякая дребедень отовсюду».
Я удивился.
– У меня есть фишки для покера?
– Судя по всему.
– Ого. – Я бросил кошелек и ключи на столик у дивана. – Спасибо тебе. Вот правда. Завтра в то же время?
– Ага. – Она потихоньку начала собираться. – Мы и еще кое-что нашли.
– Надеюсь, это миски? Их я тоже не мог найти. Айжа ест рисовые хлопья из керамической супницы.
– Это дневник. – Конни прокашлялась. – Дневник Элли.
Я снова на нее уставился. Я и не знал, что Элли вела дневник.
– Как он попал в мои вещи?
– Понятия не имею. Может, она у тебя его забыла?
Я запустил руку в волосы.
– Что мне с ним делать? Прочитать?
Меня переполняло внезапное желание это сделать. Забраться в мозг Элли, выяснить, о чем она думает. Раскрыть тайну под названием «моя дочь-подросток».
– Нет! Тебе нельзя читать дневник дочери. Это против всех правил воспитания. Всех!
Я знал, что она была права. Она права. И тем не менее.
– Я мог бы написать ей и спросить, нужно ли его вернуть, но она со мной толком не разговаривает.
– Эрик…
– Я знаю, знаю. Уверен, что надо ей его вернуть. Я его почтой отправлю.
– Эрик. – Она смотрела на меня, пригвождая взглядом вечно изменяющихся карих глаз, точной копией моих. И в тот момент они были скорее зеленые, чем карие.
– Что? Я не буду его читать. Клянусь. – Я приложил руку к сердцу. – Где он?
Она еще какое-то время смотрела на меня, а потом ответила:
– На твоем комоде.
Она прошла мимо меня, забрала сумку с кресла, а потом повернулась и обхватила меня за плечи. Мне было неловко. У нас в семье как-то не приняты объятия.
– Эм-м, Кон?
Она отпустила меня и кивнула.
– Я просто хочу, чтобы ты нашел кого-нибудь. Ты не должен проходить через все это в одиночестве.
Я фыркнул, хотя не был с ней не так уж и не согласен.
– Ты опять собираешься меня с кем-то свести? В прошлый раз вышло не очень.
Через год после развода я пошел на свидание вслепую с какой-то девицей, с которой Конни познакомилась в колледже и которая жила в получасе езды от меня. Юрист. Поверенный какой-то компании, кажется. Она была милой – с большими глазами лани, пухлыми губами, которые уравновешивались лишь линиями носа и тонкими, идеально прямыми волосами, которые падали ей на плечи. Она легко смеялась моим нелепым шуткам и храбро отстаивала свою точку зрения (как и любой хороший юрист) в споре о том, какая тортилья лучше: кукурузная или пшеничная.
Я был галантен, вел себя как джентльмен. Смеялся, когда от меня этого ждали, открывал дверцу машины, принес ей стакан воды после бурного секса тем же вечером.
Но, проснувшись в одиночестве на следующее утро, я уставился на свое отражение в зеркале, ища… я даже не знаю чего. Я не чувствовал ничего. Даже хуже, чем ничего, мне казалось, что я потерял конечность, а боль в ней еще преследует меня. Днем я позвонил ей и оставил голосовое сообщение, сказал, что я отлично провел время, но не готов с кем-то встречаться.
– Ты тогда только прошел через развод. Было еще рано. Это нормально.
Я сунул руки в карманы и пожал плечами:
– Я и не знал, что ко мне применимо слово «нормально».
Она улыбнулась в ответ.
– Я пыталась сказать тебе это несколько лет. – Она потянулась к дверной ручке. – Увидимся завтра.
Когда Конни ушла, я вытащил из заднего кармана мобильный телефон и пролистал контакты до «Элли». Конечно же, если я ей скажу о дневнике, она не сможет не ответить. Даже угрозы в стиле «не думай читать его, или…» будут лучше, чем тишина. И тогда я смог бы сказать, что у меня и в мыслях не было предавать ее доверие, что я тут же верну его почтой, может, так я заработаю пару очков в свою пользу. Но все это выглядело как манипуляция, и, раз уж я так сильно хотел, чтобы моя дочь опять со мной говорила, я решил не вынуждать ее отвечать.
Так что я быстро набрал сообщение:
Люблю тебя, Элли. Папа.
Я погасил свет и направился к своей спальне, на секунду остановившись у двери комнаты Айжи и приложив к ней ухо. Я, конечно, услышал стук клавиш его компьютера. И решил дать ему еще немного времени.
Уже у себя в комнате я сел на кровать, матрас скрипнул подо мной. Я снял ботинки по одному, думая о том, что Конни спросила, как у меня прошел день. Напряженно. Вот как он прошел. Так же как и любой другой день всего месяца, как я вышел на эту работу. В общем-то, наш самый крупный клиент решил приобрести компанию «S & P» именно сейчас, а не до того, как Шелли уйдет в декрет и не после того, как она из него вернется. И она оставила меня, да и всю команду, но больше всего меня, ведь я за это отвечаю. И не осталось места для маневров, ведь в случае ошибки должны были полететь наши головы.
Я ослабил узел галстука и откинулся на кровать, глядя на мою захламленную комнату и жалея себя: «Какого черта я вообще делаю в этой квартире в Нью-Джерси». Блокнот на комоде бросился мне в глаза. Дневник Элли.
Элли. Моя дочь, которая меня ненавидит. Я знаю, что развод и ей дался нелегко – разве он проходит легко для ребенка? Но я никогда не думал, что все закончится вот так. У нас были хорошие отношения. Во всяком случае, мне так казалось. Лучше, чем у многих. Я точно знал, как ее рассмешить. Избитые шутки, гримасы за спиной у Стефани, неплохие каламбуры. Мы смотрели все серии всех сезонов «Удивительных гонок» вместе, и лучший момент моей жизни был тогда, когда она повернулась ко мне и сказала:
– Нам надо поучаствовать. Мы точно можем выиграть.
И как мы пришли от гипотетической команды мирового реалити-шоу к этому? Я снова посмотрел на ее дневник и отвернулся, в надежде, что желание в него заглянуть ослабнет. Но нет. Я встал с кровати, взял блокнот, выдвинул верхний ящик и закинул в него дневник, захлопывая ящик, пока глаза и руки не предали намерения моего разума.
Я постучался к Айже. Расслышал какое-то ворчание и решил, что это разрешение войти. Увидел его профиль, взгляд был прикован к экрану. Я с минуту так стоял, но он не шевельнулся.
