Тогда императрица выпустила трезубец, опустила трясущуюся руку и позвонила в колокольчик. Вошел камергер.
Старое фарфоровое лицо государыни налилось кровью. Она молчала и тяжело дышала. Екатерина сказала камергеру (гренадер в красной куртке со шнуровкой):
— Присаживайся, дружок! Посиди, пожалуйста, миленький, пока этот докладывает. Он меня чуть не избил! Он прибить меня хочет.
Державин писал:
«С сим словом она вспыхнула, раскраснелась и закричала Державину:
— Пошел вон!»
Поэт пошел. «В крайнем смущенье».
Дело Сутерлянда само собой прекратилось.
На следующий день Державин был уволен от должности статс-секретаря и до самой смерти Екатерины оставался одним из обыкновенных сенаторов.
12
Где мера иронии?
Где мера сострадания?
Где объяснение тому, что этот мощный экземпляр человеческой породы, поэт с несчастной и буйной биографией бился, как деревянная бабочка в паутине, в условиях российского существования?
Невежда, осмеянный всеми поколениями русских поэтов, бездарный деятель самодержавной системы, ненавидимый всеми поколениями русских администраторов, мракобес, цитируемый с сарказмом всеми поколениями русских историков, пугало монархии, мишень для самовлюбленной демократии, кумир Рылеева и Цветаевой, вождь и защитник всех оскорбленных самодержавием, страстный слуга трех императоров, трагик с высоко нарисованными бровями клоуна, деспот правды. Вопрос в пустыне — для кого администрировал, кому диктовал в «Записках» обличительные документы на самого себя?
Он думал, что он — жертва произвола. А произвол — был его жертвой.
Он думал, что он — подсудимый, а он был — судья современности.
Так в небе внезапно появляется молния, она освещает темные пятна неба и одинокую лодку, а в лодке человека пятидесяти девяти лет, он отбросил парик царедворца и поучителя, он лыс, у него мясистое лицо и мясистый нос, в его жестах нет и оттенка величия министра.
Океан поднимает и опускает лодку, а лысый человек растерян, он один, он в отчаянии, он пьян.
И тогда, когда под ногой нет и камня земли, когда океан все колеблет, и нет сил, и нет равновесия, чтобы описать стихотворение прозой (а Державин составлял такие своеобразные подстрочники для своих стихотворений), — тогда появляется одинокая и мучительная строка:
И с плачем плыть в толь дальний путь…
Тут и излюбленные формализмом Державина «п», «л», но это — не механическое звукоподражание его придворных од.
Это — музыка муки, это — гениально угаданная мелодия отчаянья, это библейский плач на водах вавилонских, это понимание художником своей личности, понимание движения своей судьбы по географической карте истории, это — стихотворение «Мореход».
И с плачем плыть в толь дальний путь…
И одна эта строка — уже символ эпохи, и одна эта строка — уже эпопея.
Но как прекрасно все стихотворение:
Что ветры мне и сине море?Что гром и шторм и океан?Где ужасы и где тут горе,Когда в руках с вином стакан?Спасет ли нас компас, руль, снасти?Нет! сила в том, чтоб дух пылал.Я пью! и не боюсь напасти,Приди хотя девятый вал!Приди, и волн зияй утроба!Мне лучше пьяным утонуть,Чем трезвым доживать до гробаИ С ПЛАЧЕМ ПЛЫТЬ В СТОЛЬ ДАЛЬНИЙ ПУТЬ.
1968
СПАСИТЕЛЬНИЦА ОТЕЧЕСТВА
— Скажи, душа моя, — промолвила моя матушка, — не забыл ли ты завести часы?
— Боже мой! — воскликнул мой отец. — Я убежден, что ни одна женщина с тех пор, как сотворена вселенная, не отвлекала человека таким дурацким вопросом!
Лоренс Стерн «Жизнь и убеждения Тристрама Шенди».
ПРОЛОГ
В белые ночи спать нелегко.
Даже птицы просыпаются раньше.
Луна, и нет лунного света, все становятся лунатиками. Белые ночи расхваливали только иностранцы. Путешественникам наши ночи сулят приключения. Экзотика.
Но жить в таком трансе — трудно. Наркоз. Сомнамбулизм света. Сны — кошмары.
В такие ночи задумываются преступления и восстания. Только бы уйти в темноту, уснуть, отстраниться от этой своей современности. Все больны. Все рассеянны. Все ненавидят друг друга. Кликни клич — и ударят гренадерские барабаны, и взовьются знамена, и покатятся первые попавшиеся головы, ничуть не повинные во всеобщем раздражении. Кто и куда нацелит ваши сабли, я вас спрашиваю, кирасиры, карабинеры, драгуны, гусары?
По чьим ключицам с каким упоением (энергия — раскрепощена!) будете рубить вы, донские, уральские, гребенские, запорожские, малороссийские казаки, калмыцкая и башкирская конница?
Стрелять — лишь бы стрелять. По каким лачугам или дворцам? С какого лафета и каким калибром? В какую толпу и в какого вождя толпы запустите свои ядра вы, пять полков артиллерии, в каждом по десять рот, в роте по десять орудий, — пятьсот пушек?
Какие светлые свершения ожидают инженерный корпус, вас, минеры, и вас, пионеры, кондукторы и разные мастеровые люди? Ваши выдумки — военные, ваши нивы — необъятные, просвещение — порохом!
Иди, пехота. Идите вы, гренадеры, мушкетеры и егеря, каким храбрым хором воспоете вы вчерашнее, сегодняшнее, завтрашнее восстание? Лишь бы что-то происходило, лишь бы работали мушкеты и гранаты в вашей сонной и пьяной современности, в животном жире, в блаженном болоте!
На ваших мундирах много меди, на ваших шляпах гербы — позолоченные, ваши плащи — суконные и без рукавов, ваши матери — матерые, ваши отцы — отличные, вам не хватает лишь маленькой женщины с лицом влюбленным и злым, с необъятным чувством собственного достоинства, ваш вождь — ваша страсть, ваша власть!
1
Двадцать пятого декабря 1761 года в Петербурге скончалась императрица Елизавета Петровна. Она царствовала ровно двадцать лет и один месяц. Она пережила свое пятидесятидвухлетие ровно на неделю.
Двадцать лет в России ничего не происходило.
Жить было не страшно и скучно.
Елизавета Петровна, дочь Петра I, тайно обвенчалась с Алексеем Григорьевичем Разумовским, — до фавора он пел в церковном хоре, он был сыном украинца, придурковатого пастуха. Он стал неофициальным императором Российской империи. Официально он был генерал-фельдмаршалом.
Никаких политических преследований.
Преследовать некого. Старые маршалы и государственные деятели сосланы в отдаленные области — еще в первые дни царствования Елизаветы. На ответственные государственные посты она назначала гренадеров из тех, которые помогли ей взойти на престол.
Политику России делали двенадцать гренадеров.
Шла Семилетняя война.
Фридрих II, король Прусский, блестящий полководец, поэт и философ, дважды разгромлен русскими войсками: при Гросс-Егерсдорфе, при Кунерсдорфе.
Русские войска — в Берлине.
Елизавета произвела ревизию крестьянских душ.
Оказалось:
живых крестьян в России 7153860
после прошлой ревизии умерло 2877767.
Живые платили все налоги (и деньгами, и товарами) и за себя, и за мертвых.
Правительство переполошилось: это — нарушения! Что делать? Как жить?
Елизавета сказала: никаких нарушений нет! Делать, что делалось, — как платили, так пусть и платят! Будем жить — хорошо!
Двадцать лет 2877767 мертвых душ, то есть 28,7 % всего крестьянского сословия, составляли треть государственного бюджета.
К концу царствования Елизаветы Петровны бунтовало:
монастырских и крепостных крестьян 150000
заводских 49000
Итого 199000
Тысячи крепостных крестьян бежали в Белоруссию и Польшу. 50000 калмыков со своими стадами и кибитками ушли за Урал.
На заводах графов Чернышевых, Ягужинских, Шуваловых восставали заводские и мануфактурные «работные люди». Восстания не были безобидны, для подавления их использовали целые полки.
Елизавета выпустила манифест: чтобы во всех дворцах Петербурга и Москвы, во всех провинциальных столицах, в каждом дворянском доме имелись железные ошейники с номерными знаками и перечисленный в списке манифеста инвентарь для пыток. Для слуг.
Князь Щербатов, свидетель царствования Елизаветы, писал:
«Елизавета Петровна никакого просвещения не имела. Не знала, что Великобритания есть остров. Она была веселого нрава. Красавица. С рыжими волосами».
Чтобы увеличить свое состояние, вельможи переливали пушки в медную монету. Вельможи завели официальных «метресс».
В России появились ананасы. Появились лимоны и померанцы. Английское пиво. Французские кареты с точеными стеклами. Свежий виноград.
Когда хоронили Елизавету, были большие морозы.
