Выражение удивления исчезло с лица великана, он рассмеялся звонким, добродушным смехом.
— Скажите пожалуйста! От горшка два вершка, а уж из себя изображает даму! У нас такие дамы еще в песочек играют, за мамкину юбку держатся и не осмеливаются верхом на лошади скакать за околицу.
Смех и слова всадника кровно обидели девушку. Щеки у нее заалели огнем румянца, она раздраженно кинула:
— Грубиян, нахал неотесанный!
Однако хорошее настроение не покидало Дрозда. Девушка явно была ему по вкусу. Сколько жизни в этом хрупком создании, как она мило сердится, каким гневом горят ее глаза! И на лошади сидит, словно приросла к ней.
Он приблизился к девушке. Остановился, когда кони оказались совсем рядом.
— Тише, моя девочка, не то дяденька может рассердиться! — пригрозил он ей пальцем.
Поведение всадника возмутило гордую девушку. Она охотно бы бросилась на него, точно дикая кошка, запустила бы в чуб пальцы и своими розовыми коготочками расцарапала бы ему круглую, как полная луна, физиономию, да и насмешливые глаза в придачу.
Но приходилось давать выход гневу только в словах:
— Если бы твоя внешность не выдавала дворянина и не сидел бы ты на прекрасном коне чахтицкой госпожи, я сказала бы, что ты обыкновенный разбойник, а то еще кто-нибудь и похуже. Ты дворянин только по одежде, а повадки — мужицкие. Нет, не стоишь ты того, чтобы Вихрь носил тебя!
Андрей снова рассмеялся, да так, что по лесу прокатилось эхо Нагнувшись к разгневанной девушке, он поднял ее из седла. Чем испуганней она на него смотрела, тем неуемнее становилась его веселость.
Он держал напуганную девушку, сжимая ее плечи, словно букет цветов.
— Ну ты, малышка, этак можешь изобидеть человека. Я — и дворянин! Да где там: не дворянин я и никогда им не буду. Останусь тем, кем я есть, какой бы наряд на себя ни напялил!
Злость девушки уступила место страху.
Да это же ужасный человек! Прочь от него, поскорей прочь!
Она отчаянно забилась в его руках.
Андрей пожалел перепуганную красавицу и снова опустил ее на седло. При этом он посерьезнел и умолк. Таким молчаливым и серьезным он показался девушке еще грознее.
— Кто вы? — робко спросила она, увидев, что он собирается отъехать. Она уже не осмеливалась говорить ему «ты».
Лицо у Дрозда вновь прояснилось.
— Если скажу тебе, кто я, боюсь, совсем заробеешь, а матушка твоя далеко. Но раз уж ты такая любопытная, скажу, что я ничуть не хуже разбойника, потому как не могу быть хуже того, кем я стал. То бишь я и есть разбойник!
— Разбойник? — повторила девушка и недоверчиво уставилась на него.
— Именно так: разбойник, и честное мое имя — Андрей Дрозд. — Силач гордо выпрямился в седле.
Она была так потрясена, что не смогла произнести ни слова. Она боялась, что разбойника покинет веселое настроение и он станет мстить ей за прежние наскоки. И зачем только она так на него напустилась? Отчего не ускакала прочь, как можно дальше и как можно быстрей?
— А ты кто? — спросил он, все еще улыбаясь. — Ты собиралась учить меня хорошим манерам, а теперь поменяемся местами. Разве не положено назвать свое имя тому, кто тебе представился?
— Я Эржика Приборская из Врбового, — покорно ответила она. Она уже не осмеливалась сердить его ни малейшей дерзостью.
— Дочь Беньямина Приборского?
— Да.
— Того самого крепостного, что пробился в дворянское сословие, а теперь копит богатство?
— Именно, — подтвердила Эржика Приборская.
— Его-то я знаю! — нахмурил лоб Андрей Дрозд.
Беньямин Приборский когда-то работал на барских полях в Чахтицах с его покойным отцом, который не раз о нем рассказывал. С тех пор как у него родилась дочка, его сопровождало загадочное счастье. Незабвенный граф Надашди, сказывали, согласился, по просьбе госпожи, возвести его из крепостных в дворянское сословие. Потом он переселился в Врбовое. Одни говорили, что Беньямин на поле брани набрел на какой-то тайный клад, другие — что чахтицкая графиня осыпает его милостями. Он поставил дворянский дом, прикупил к нему изрядно земли и теперь добавляет участок за участком. Только в декабре отхватил луг за тысячу золотых. Откуда у него эти деньги? Теперь уж перестали говорить, что Приборский нашел клад — такая удача выпадает раз в жизни, — скорее всего он — любовник чахтицкой госпожи. А почему бы и нет? Могла же она прилюдно, без всякого стыда обниматься с простым батраком Железоглавым Иштоком с Нижней земли, который так же неожиданно исчез, как и появился. Отчего же не мог ей приглянуться такой высокий, статный муж, как Беньямин Приборский? Скорее всего, так оно и есть. Ведь Приборских принимают в замке и привечают, словно каких графов, да и чахтицкая госпожа нет-нет да и почтит их своим посещением. В этих отношениях есть что-то таинственное, необъяснимое.
— Твой отец был когда-то простым человеком, — глухо отозвался после минутного молчания Андрей Дрозд, — а вот с тех пор, как заделался господином, стал хуже собаки. Подлый он живодер, как и вся господская свора.
— Мой отец и теперь порядочный человек! — взорвалась девушка, оскорбленная словами великана.
— Оставим твоего отца в покое, — махнув рукой, сказал Дрозд и снова повеселел. — Передай ему от меня поклон, скажи, пусть никогда не выходит из дому с пустыми карманами, потому как я не прочь с ним разочек повстречаться.
— Вы что, и моего отца ограбить собираетесь, а то и избить, как поступаете с господами? — ужаснулась она. — Нет, ни за что не поверю.
— Ха! Девушка милая, только что ты говорила, что я хуже всякого разбойника, а теперь норовишь сделать из меня кроткого ягненка! Господин он и есть господин, все они для нас одним миром мазаны.
Она слушала его, страх ее все нарастал, даже слезы на глаза навернулись.
— И ты тоже теперь из господ. Я-то хотел объехать тебя — женщин мы не трогаем. Только одну хотелось бы встретить на безлюдной дороге, ты скажи это ей, скажи чахтицкой госпоже. А вот с тобой что мне делать, коли не я на тебя напал, а ты — на меня?
Он с улыбкой наблюдал ее смущение и страх.
— Но чтобы неповадно тебе было обижать разбойников, в наказание пойдешь домой пешком. Твоя ладная лошадка сгодится нам. Один из наших ребят свалился с дерева, хромает, так мы хотя бы вознаградим его.
Она и глазом не успела моргнуть, как он легонько, словно перышко, поднял ее с седла и опустил на землю. Потом потянул за собой коня и сделал вид, что хочет отъехать.
С Эржики Приборской сошла вся гордость. Она расплакалась, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку.
А силач растерянно смотрел на плачущую девушку. Он уже сожалел, что так огорчил это милое создание. Разве мог он забрать у нее коня?
Он поворотил вороного, соскочил с седла. Растерянно встал рядом с ней — с какой радостью погладил бы ее по голове, утешил бы: «Не плачь, девочка, вот твоя лошадка, бери ее!»
Но он был не приучен таким образом выражать свои чувства.
— Такая дама — и разревелась! — сказал он с деланной строгостью, потом взял ее за плечи и посадил на седло.
— А теперь скачи, покуда я не передумал!
Но девушка не сдвинулась с места. Она так отчаянно плакала, что казалось, ничто не может ее утешить.
Растерянность Дрозда возрастала. Смущало его то, что девушка не хватает уздечку и не пускается вскачь подальше от него, счастливая, что так легко отделалась. Нет ничего хуже, чем иметь дело с плачущими женщинами!
Он собрался было податься прочь, да что-то мешало ему. Бросить эту жалкую, несчастную девушку на пустынной дороге! Вспомнилось, как он дома успокаивал плачущего братишку: сунет ему что-нибудь, что было под рукой, пусть самую безделицу. Не перестанет — еще что-то добавит, и так далее. Может, и с этой девушкой так попробовать? Но что, черт возьми, он может ей предложить? В карманах пусто, вокруг — хоть шаром покати.
Вдруг осенило:
— Возьми моего коня!
Девушка — словно он волшебной палочкой коснулся ее — сразу ожила, выровнялась в седле, глаза заискрились.
— Своего коня отдаешь? — Вспыхнув от внезапной радости, она снова обратилась к нему на «ты». Ее расширенные глаза выражали нескрываемые удивление и восторг.
— Сказал же: бери его.
И он сунул ей в руки уздечку Вихря, повернулся и твердым шагом пошел прочь.
Эржика Приборская никак не могла прийти в себя. Если бы не сжимала в ладони уздечку Вихря, то ни за что не поверила бы, что все это въявь. То-то обрадуется тетя, когда она приведет ей обожаемого чудо-коня!
Но что же это за разбойник? Не только не ограбил ее, но еще и позволил себя обобрать! Сам высоченный, что гора, а лицо у него улыбчивое, незлое. А как нежно он дотрагивался до нее! Никакой неловкости она не почувствовала, все равно что отец или мать погладили. И как он жалел ее, когда она заплакала! Конечно, не так жалел, чтобы это можно было словами выразить, она просто сердцем это чувствовала. И коня преподнес ей, Вихря, хотя Бог весть каким образом заполучил его. Странный человек. Пошел себе пешком, ведь прекрасно знает, что пешего гайдуки легче настигнут. С десятком преследователей он наверняка справится. А вдруг с двадцатью повстречается, как она — по другую сторону леса? А то, глядишь, их и побольше нагрянет. Нет, не может она принять коня, хотя чахтицкая госпожа, ясное дело, была бы несказанно рада. Пока в голове у нее мелькали подобные мысли, Андрей Дрозд скрылся за деревьями.
