Летчик сбавлял газ. Теперь шум моторов не заглушал громкого голоса.
— Белград, — объявил офицер.
Город был прекрасно виден: скверы, площади, крепость, место слияния Савы с Дунаем...
Самолет сделал два круга на небольшой высоте. Отчетливо были видны толпы народа. На улицах Белграда царило необычное оживление. Город неожиданно скрылся под крылом самолета и больше уже не появлялся. Самолет пошел круто на посадку и, наконец, коснулся колесами земли. Взволнованные друзья посмотрели друг на друга, потом взялись за чемоданы...
Закрытая изнутри шелковыми занавесками автомашина подошла вплотную к самолету и приняла пассажиров.
— Вы партизаны отряда Бровича, а детали — потом, — сказал при въезде в город офицер. — Это на всякий случай... Сейчас я с вами распрощаюсь...
На улицах творилось что-то невообразимое. Сплошным потоком к центру шел народ в самом пестром одеянии. Звучала близкая, чем-то знакомая и в то же время трудно понятная речь. Люди были одеты в пестрые национальные костюмы, с винтовками, автоматами, плакатами, красными флагами, с огромными портретами. Мелькали фигуры женщин, одетых в мешковатые мужские костюмы. Дети шли со взрослыми, сидели у них на руках, на плечах. Все шумело, пело, ликовало... Трамваи стояли, сдавленные массой народа. При попытке пересечь небольшую площадь встала и машина, в которой ехали друзья.
Из репродукторов лилась знакомая музыка, которую когда-то давно, до войны, можно было услышать по радио.
Офицер приоткрыл дверцу.
— Живио, Сталин! Живио СССР! Живио! Живио! — неслись крики.
Офицер недовольно поморщился. Народ окружил машину. Любопытные пытались заглянуть внутрь, улыбались, что-то кричали.
— В чем дело? Что происходит? — недоумевая, спросил Ожогин офицера.
— Сам не пойму. Сейчас попытаемся разведать, — ответил тот.
Офицер вышел из машины и заговорил с инвалидом, стоявшим на костылях.
— Все ясно, — сказал он, усаживаясь на место. — Красные взяли Берлин...
Ожогин вздрогнул. Он хотел что-то сказать, но голос пресекся. Волнение охватило его всего. «Вот где довелось услышать радость победы», — подумал он и посмотрел на Андрея и Алима. Друзья молчали. Но по выражению лиц и блеску их глаз Никита Родионович понял, что происходило в душе каждого.
Легко сказать: взят Берлин. У американца это, кажется, не вызвало никакой радости. Он даже не улыбнулся и не добавил ничего к своему лаконичному сообщению. Но друзья понимали, что это значит.
Пал Берлин. Воины страны социализма ворвались в логово зверя. Они пришли туда, откуда пришла война. И радость победы никому не может быть так дорога и понятна, как советскому человеку.
Никита Родионович уже не замечал окружающего. Откинувшись на спину и прикрыв глаза, он думал: «Пал Берлин... Пала гитлеровская Германия... И все это дело рук советских людей. Они делают историю...»
Улицу запрудил народ. Образовав огромный круг, мужчины, женщины, парни и девушки, подростки и старики исполняли коллективный танец.
Шофер, видимо, югослав, впервые заговоривший за всю дорогу, стал объяснять что-то.
Лишь после расспросов удалось понять, что люди исполняют любимый национальный танец «Коло».
В течение десяти минут друзья с любопытством смотрели на танцующих. Но вот большой круг рухнул, цепь распалась на множество маленьких кружков. Образовался проход. Машина вновь тронулась. Миновав два или три квартала, она въехала на малолюдную улицу и остановилась у небольшого двухэтажного дома, совершенно не тронутого войной.
— Я сейчас вернусь. Можете пока погулять, — сказал офицер, вылезая из автомобиля, — только далеко не уходите.
Вышли из машины. Улица в нарядной зелени, тепло, как летом. Направились к небольшому тенистому скверу. Вдоль аллей было расположено несколько могил. Судя по надписям, в них спали вечным сном югославские партизаны и бойцы Советской Армии. На каждой могиле теплились лампады. Друзья сняли головные уборы и долго молча стояли. Издалека доносились звуки песня, играл где-то оркестр... Жизнь шла своим чередом...
— Прошу! — раздался голос офицера.
Друзья подошли к двухэтажному дому. Офицер повел их наверх по лестнице. В довольно просторной комнате их встретил небольшого роста мужчина в штатском костюме, еще крепкий с виду, но совершенно седой.
— Поручик Боков, — представился он, пожимая всем поочередно руки. — Старый поручик, дореволюционный... Редкий экземпляр... — добавил он, усмехнувшись.
«Белогвардеец, — мелькнула мысль у Ожогина. — Как уцелела эта гадина?..»
Сопровождавший офицер объявил, что его миссия окончена, и, расшаркавшись, быстро исчез.
В комнате стояли четыре мягких дивана, несколько кресел и круглый стол, покрытый бархатной скатертью. На столе красовалась ваза с живыми цветами. В открытых окнах плескались легкие шелковые занавески. Можно было без ошибки определить, что друзья попали в чью-то приемную.
— Посидите, я сию минуту, — сказал поручик и вышел в боковую дверь.
Ожогин, Грязнов и Ризаматов остались одни; они молча, с любопытством разглядывали большую комнату, стараясь угадать, куда их привели. Дверь скрипнула, и в комнату вошел Боков.
— Вот что, господа, — сказал он, усиленно потирая руки, — долго вам здесь быть не придется. Завтра, пожалуй, мы вас отправим. — И, пытливо оглядев каждого, как бы желая узнать, какое впечатление произвели его слова, он продолжал: — Я вас сведу сейчас на квартиру, где вы остановитесь на сегодня. Вас предупредили, за кого себя выдавать?
— Да, — сказал Ожогин. — Мы партизаны из отряда Бровича...
— Совершенно верно. Как попали сюда из Германии — тоже знаете?
— Знаем.
— Вот и замечательно... Если спросят, рассказывайте все обстоятельно, не бойтесь. Отряд Бровича здесь почти никому неизвестен, он и сейчас еще не вышел из гор.
Боков подробно пояснил, где действовал отряд, из-кого он состоял, какие провел операции, как погиб его командир Брович.
По пути на квартиру Никита Родионович спросил Бокова:
— А маршал Тито в городе?
— Да, а что?
— Хотелось бы повидать.
— Очень?
— Конечно... О нем много пришлось слышать.
Боков криво усмехнулся.
— Его не так трудно увидеть, он всегда на виду. Это любимец толпы, кумир, божество... Тито — это личность.
«Странно, — подумал Никита Родионович, — почему этот белогвардеец хвалит его?»
— Видите маленький домик? — остановился Боков и указал пальцем на противоположную сторону. — Там живет партизан Душан Рибар. Он учитель. Был когда-то давным-давно коммунистом... Всю войну партизанил. Хорошо владеет русским языком. Мне показываться с вами неудобно. Постучитесь и попроситесь к нему на квартиру.
— А если он не пустит? — спросил Грязнов.
