По Конституции СФРЮ 1963 года единство языка было закреплено. Теперь он назывался «сербскохорватским/хорватскосербским». Но 17 марта 1967 года известный загребский литературно-политический журнал «Глобус» напечатал декларацию нескольких хорватских литературных кружков (самым влиятельным из них был «Матица Хрватска»), которая требовала признания хорватского языка самостоятельным. Декларацию подписали 13 хорватских писателей, среди них и Мирослав Крлежа — член ЦК СКЮ и друг Тито.
В ответ на это 42 сербских писателя опубликовали свое заявление. Они предложили признать сербский и хорватский языки самостоятельными, а сербских детей в Хорватии — в этой республике проживало более семисот тысяч сербов — учить только на сербском языке и на кириллице.
Эти события произошли после того, как на очередном Пленуме ЦК СКЮ Тито заявил, что у писателей слишком много свободы. «Мы пожимали плечами и думали, что никому не повредит, если всем позволим говорить и писать все, что они хотят, — сказал тогда Тито. — Но мы зашли слишком далеко. Мы, конечно, никому не будем вправлять мозги и указывать, что ему говорить, но и никому не позволим выступать или писать что-то против нашего общественного строя. Мы не позволим распространять идеи раздора, национальной нетерпимости и шовинизма… Коммунисты обязаны пресекать подобные действия…»[694] И вот теперь склока, устроенная писателями, касалась самой опасной в Югославии темы — национальной.
Тито был возмущен. Он нанес удары по обеим группам сразу. Сербским писателям сделали строгий выговор, а с хорватами обошлись еще круче. По непосредственному указанию Тито Мирослава Крлежу исключили из ЦК СКЮ. Его не спасла даже дружба с маршалом. Правда, как показало время, хорватов удалось успокоить ненадолго.
Осенью 1968 года резко ухудшилась обстановка в автономном крае Косово и Метохия. Участники выступлений требовали изменения национально-территориального устройства титовской Югославии.
Корни межнациональных противоречий в этом регионе уходили в далекое прошлое. Сербы называли эти места своей колыбелью — когда-то они были центром первых сербских государств. Значительная часть сербов покинула Косово во время османского господства. Репрессии против сербов совершались и во время Второй мировой войны, когда Косово входило в состав «Великой Албании», оккупированной и аннексированной Италией.
Косовские албанцы к концу 1960-х годов составляли примерно 67 процентов населения края, а сербы — 23,5 процента. Это был, как уже говорилось, один из самых отсталых районов страны. Ситуация в крае была сложной. Радикально настроенные албанцы хотели объединения с Албанией.
В марте 1967 года Тито совершил поездку по Косову. Он заявил, что Косово должно стать «примером края, где братство и единство осуществится в полной мере», что противоречия развития Косова и Метохии «идут из прошлого» и их невозможно разрешить «сразу, за одну ночь, а только в ходе длительного процесса»[695].
27 ноября 1968 года в столице края Приштине начались демонстрации. Их участники вышли на улицы с флагами Албании и под лозунгами «Хотим республику!». Милиция стреляла в воздух и применяла слезоточивый газ. Были ранены 28 милиционеров и несколько десятков демонстрантов. Кроме лозунгов «Косово — республика!» звучали также и другие: «Хотим отделения!», «Хотим присоединения к Албании!».
Демонстрации застали Тито в городе Яйце, где проходили торжества по случаю 25-й годовщины II сессии АВНОЮ и где находились почти все югославские руководители. Тито спросили, что произошло в Косове. «Мало в каких странах не бывает таких случаев», — ответил он. После пресс-конференции Тито отправился на медвежью охоту[696].
Частично албанцам удалось добиться выполнения своих требований. В конституцию внесли поправки, по которым из названия края убрали старое сербское название «Метохия». Оно менялось на «Социалистический Автономный Край Косово». Признавался флаг косовских албанцев. По конституции автономные края получили право принимать собственные конституционные законы. Признавалось равноправие албанского и сербского языков в образовании. К середине 1970-х годов по числу студентов на каждые 100 жителей край Косово занимал в Югославии первое место.
Между тем служба государственной безопасности отмечала, что националистические настроения в Косове ширятся, охватывая ряды интеллектуалов, школьников и студентов. «В средних школах, средних специальных учебных заведениях, гимназиях и учительских школах молодежи легально преподают национализм, — подчеркивалось в одном из донесений. — Враждебность растет…»[697] Уже к 1971 году доля албанского населения увеличилась до 73,7 процента[698]. Стали учащаться случаи дискриминации неалбанских национальностей — в судах, при приеме и увольнении с работы. Среди албанцев все больше и больше распространялась идея так называемой «этнической чистоты» края. Сербов и черногорцев вынуждали уезжать: в 1961–1980 годах из Косова уехали 92 197 сербов и 20 424 черногорца[699].
Несмотря на весьма натянутые отношения Тито с Энвером Ходжей, между Косовом и Албанией с начала 1970-х годов начала проводиться политика «открытых дверей». Университету в Приштине было дано право приглашать преподавателей из Албании, а студентам — учиться по албанским учебникам. По замыслу югославского руководства, это должно было убедить албанцев Косова, что их жизнь лучше жизни в соседней Албании. Но на деле все оказалось по-другому: в Косове быстро распространялись проалбанские настроения. Руководству СФРЮ ничего не оставалось, как увеличивать финансовую помощь краю в надежде «залить» денежным потоком разгорающееся пламя сепаратизма. Однако это получалось плохо.
Вообще, вся история социалистической Югославии сопровождалась смелыми экспериментами в национальной политике. Нациями были признаны македонцы и черногорцы, а также представители исламской церкви. Их стали называть Мусульманами (название национальностей в сербскохорватском языке пишется с заглавной буквы).
Большое число мусульманского населения всегда было главной особенностью югославской республики Босния и Герцеговина. Ее столица Сараево не зря считалась «самым восточным городом Европы» из-за множества мечетей и исторического центра Башчаршии, где и в середине XX века человек ощущал себя словно в каком-нибудь городке Оттоманской империи. Боснийские мусульмане отличались весьма свободными нравами.
Английский журналист Ричард Уэст, побывав в Сараеве в конце 1970-х годов, писал: «Боснийские мусульмане любят приударить за женщинами не меньше, чем посидеть за чаркой… В витринах Сараева, как и по всей Югославии, выставлены откровенно порнографические издания… Даже серьезные журналы считают полезным делом поместить на обложке голую красотку и отвести под эротику несколько последних страниц. В одном таком журнале, имевшем на развороте изображение нефа, одновременно совокупляющегося с двумя женщинами, была напечатана интересная, содержательная статья, в которой ставился вопрос, не захотят ли советские мусульмане повторить исламский пуританизм Афганистана и Ирана. Автор полагал, что эта проблема стоит перед Советским Союзом, а не Югославией»[700].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
