Списки включают также и «чисто послевоенное снабжение для России» (по характеристике генерала Гровса), как то: нефтеочистигельный завод, кузнечное оборудование и запасные части (на сумму в 53.856.071 долларов), токарные станки, точно-механические сверлильные станки, оборудование для консервных заводов, оборудование молочных фабрик, лесопильное, текстильное и силовое оборудование (60.813.833 долл.), литейный завод, полная электростанция, телефонные инструменты и оборудование (32.000.000 долл.), электрогенераторы (222.020.760 долл.), кинооборудование, радиоаппараты и оборудование (52.072.805 долл.), 9594 товарных железнодорожных вагона, 1168 паровозов (101.075.116 долл.), торговые суда (123.803.879 долл.), грузовые автомобили (508.367.622 долл.) и так далее, без конца.
Среди наиболее крупных подарков, предназначенных для послевоенного развития советской промышленности, списки майора Джордана включали: ремонтный завод для точного оборудования (550.000 долл.), две фабрики для пищевой промышленности (6.924.000 долл.), три газогенераторных установки (21.390.000 долл.), нефтеочистительный завод с машинами и оборудованием (29. 0.000 долл.), 17 стационарных паровых и 3 гидро-электрические установки (273.279.000 долл.). Воспроизведенные Джорданом списки наводят на мысль, что г-ном Гопкинсом и его помощниками овладела настоящая истерия в желании услужить Советам, поскольку логически оправдать посылаемое часто было довольно трудно, как например: очки на 169.806 долларов, зубные протезы на 956 долларов, 9126 ручных часов на камнях (143.922 доллара), 6222 фунта туалетного мыла, губная помада на 400 долларов, 373 галлона спиртного, рыболовная леска на 57.444 доллара, проекционные фонари (161.046 долларов), ярмарочные игрушки (4.352 доллара), копировальная бумага (1.256 фунтов), 2 «новых рояля», разные музыкальные инструменты на 60.000 долларов и нечто, видимо предназначавшееся непосредственно для «любимого вождя народов», доброго и милого «дядюшки Джо», столь обожаемого Рузвельтом и Черчиллем, а именно трубка стоимостью в 10 долларов.
Прошлые незаурядные способности Гопкинса в области выклянчивания фондов для всякого рода благотворительных дел проявились и теперь в виде пожертвованных Советскому Союзу в течение 4-х лет 88.701.103 долларов для «помощи нуждающимся; кому случалось бывать в Советской России, ни минуты не усомнятся в том, что комиссары немедленно раздали эти деньги бедным! Передача Советам наличных денег по ленд-лизу на этом не закончилась. В 1944 г. министр финансов Рузвельта, небезызвестный г-н Моргентау, и его заместитель Гарри Декстер Уайт (из семьи русских евреев, эмигрировавших в США; впоследствии разоблачен, как советский агент) распорядились передать советскому правительству дупликаты печатных досок (эстампов) министерства финансов США для печатания оккупационных банкнот в Германии после войны. Другими словами, банкноты советского производства для оплаты своих войск должны были оплачиваться американским правительством, т. к. Советам была поставлена даже специальная бумага для печатания этих денег. Протесты из осведомленных кругов американской общественности заставили правительство США в конце 1946 г. прекратить опла-чивать свои войска этими банкнотами, после чего советское правительство также уже не могло больше ими пользоваться. Военная администрация американской зоны оккупации в Германии установила затем, что ими было оплачено на 230.000.000 долларов больше той суммы, на которую эти банкноты были выпущены в США, скромное предложение с американской стороны уплатить хотя бы 18.000 долл, за печатные доски, краски и бумагу (на чем Советы «заработали» 250 милл. долларов!) было советским правительством, разумеется, игнорировано.
Так в течение 4–5 лет подряд происходило перекачивание из Америки в революционное коммунистическое государство всего нужного для ведения войны, материалов и товаров для обеспечения его же послевоенного ускоренного развития, и американского народного богатства в самых различных его формах, причем какая бы то ни было «дискуссия» по этому вопросу была высшим руководством США категорически запрещена. Мало того, обслуживанию коммунистов тем же руководством был обеспечен приоритет перед всеми нуждами как самой Америки, так и всех других ее союзников в войне.
Было еще два пути, по которым могла идти поддержка коммунистическому государству и обеспечение его дальнейшего «распространения»: 1) характер ведения военных операций и 2) направление государственной политики на международных конференциях на высшем уровне по мере развития этих операций» После того, как передача вооружений и народного богатства революционному государству проводились такими темпами и с таким фанатизмом, можно было ожидать, что также политическая линия найдет свое выражение и в ведении военных операций, и в принятии вытекающих из них решений. Именно это и имело место; сведущие наблюдатели предсказывали это уже в то время, сейчас же рассеивающийся военный туман делает картину ясной для всех. Она является неизбежным результатом закулисного захвата власти в Америке, описанного в предыдущей главе.
Стремление повернуть все военные операции на пользу революционному советскому государству, спровоцировавшему в союзе с Гитлером начало войны путем совместного нападения на Польшу, началось вскоре после Перл-Харбора. Оно не удалось тогда, однако увенчалось полным успехом в последних стадиях войны, как это показал ее исход. Ведущую роль в этом сыграла наиболее загадочная личность во всей Второй мировой войне, генерал Джордж К. Маршалл, начальник главного штаба вооруженных сил США. Именно ему сенатор Джозеф МакКарти, в своем выступлении в Сенате 14 июня 1951 г. (это тщательно документированное обвинение представляет собой важнейший исторический источник по данному вопросу) приписал заранее запланированный систематический саботаж победы, начавшийся задолго до окончания Второй мировой войны», как и то, что Америка, с ее полным возможностями повлиять на все военно — политические решения, лавировала между планами Черчилля и Сталина «почти неизменно в пользу советской линии».
В связи с далеко идущими последствиями действий генерала Маршалла, небезытересно бросить взгляд на начало его карьеры. Президент Рузвельт назначил его начальником Главного штаба в 1939 г. вне очереди и через голову 20-ти генерал-майоров и 14-ти старших по производству бригадных генералов, несмотря на то, что шестью годами ранее его производство в генералы, после отрицательной характеристики со стороны генерального инспектора вооруженных сил США, не было санкционировано тогдашним начальником Главного штаба, генералом МакАртуром. Одним из первых мероприятий Маршалла на новом посту было его обращение в 1940 г. к сенатору Джеймсу Ф. Бернсу, доверенному лицу Баруха, с просьбой внести в Конгресс проект поправки к армейским законам о производстве, которая позволила бы начальнику Главного Штаба игнорировать права служебного старшинства в пользу более молодых офицеров, если он считал их обладающими «необычными способностями». Принятая Конгрессом поправка Бернса предусматривала, что «в период войны или острой государственной необходимости… любой офицер регулярной армии может быть временно произведен в более высокие чины», и с помощью этого закона Маршалл провел в 1940 г. 4.088 внеочередных производств, в их числе 50летнего подполковника Эйзенхауэра, до тех пор не имевшего ни полевого, ни командного опыта, но ставшего три года спустя Верховным Главнокомандующим Союзных вооруженных сил. Сотрудничество генералов Маршалла и Эйзенхауэра сыграло решающую роль в исходе войны в 1945 году [36].
Сразу же после Перл-Харбора и вступления США в войну в декабре 1941 г. советские пропагандисты в Москве и на Западе стали громко требовать немедленной высадки англо-американских войск в Европе. Встретившись с Рузвельтом вскоре после Перл-Харбора, Черчилль добился совместного решения, считавшего вторжение на европейский континент ранее 1943 г. с военной точки зрения невозможным. Однако, в апреле 1942 г. Эйзенхауэр (за полгода до того произведенный в бригадные генералы — прим. перев), по распоряжению ген. Маршалла, разработал план вторжения уже в 1942 г., и Рузвельта уговорили протелеграфировать в этом смысле Черчиллю. Генерал Маршалл, вместе с г-ном Гопкинсом, полетели в Лондон, где они услышали от Черчилля, что катастрофа на французском побережьи в результате поспешной и необдуманной высадки была бы, по всем данным, «единственным путем для нас наверняка проиграть войну» (Шервуд, см. библиографию).
Учитывая назначение Маршалла на высший военный пост еще до начала войны, его следовало бы считать лучшим военным специалистом Соединенных Штатов. Что он, однако, предлагал в 1942 г., было равносильно приглашению единственному серьезному союзнику Америки на Западе совершить самоубийство, после чего война наверняка была бы проиграна, по крайней мере для Англии. Черчилль заявил, что осуществление предлагаемой высадки превратит Ламанш в «реку союзной крови», хотя в действительности кровь была бы на три четверти английской: когда командующего американскими силами на Британских островах запросили, какие силы он мог бы выделить для этой операции, «он ответил, что у него нет ничего, кроме 34-ой пехотной дивизии, стоявшей в Ирландии». Генерал Кларк добавил, что даже и эта одна дивизия не располагала ни танками, ни противовоздушной защитой, и что она не могла считаться обученной (первые американские части, высадившиеся в конце 1942 г. в Северной Африке, оказались совершенно небоеспособными). Ведущий американский военный комментатор, Хансон Болдвин, писал впоследствии: «Задним числом теперь совершенно ясно, что наши планы высадки в западной Европе в 1942 г. были чистой фантазией».
