— А тебе ее предлагали? — спросил Фальк де Саварик.
Блэз повернулся к Бертрану де Талаиру. Выражение лица герцога было странно задумчивым, углубленным в себя, как увидел Таун, словно он невнимательно следил за последней частью разговора. Мгновение спустя Таун осознал, что так оно и было.
— Ты помнишь, — тихо спросил Бертран у Блэза, не отвечая на вопрос, — что сказал твой брат перед тем, как уехал? Его последние слова, обращенные ко мне? — Его голос звучал как-то странно, от него в помещении снова стало холодно, несмотря на огонь, горящий теперь во всех каминах. Таун, стоящий у дверей в коридор, попытался вспомнить, что же сказал Ранальд де Гарсенк.
— Он сказал, что не собирается возвращаться в Кортиль. — Блэз стоял у самого большого камина. Теперь он сделал два шага к герцогу Талаирскому и остановился.
— Не хотел ли он сообщить тебе о чем-то? — резко спросил Рюдель Коррезе. Он встал со стула. — Потому что, если хотел…
— Если хотел, — закончил вместо него герцог Бертран, — тогда мы знаем, почему Фальку приказано привести всех людей, каких сможет. И почему твой брат не поехал в Кортиль. Адемара нет в Кортиле.
— Как вы перебрались через горы? — внезапно спросил Фальк де Саварик. Он тоже теперь встал со своего стула.
— Через Малый Гаярдский перевал на западе, — ответил Блэз. — Нас было всего пятьдесят человек, без оружия или товаров. Мы не хотели быть замеченными. Если бы мы пошли через Верхний перевал, нас могли засечь.
— Конечно, — сказал Фальк. — Но если эн Бертран прав…
— Тогда Адемар и его армия двигались на юг от Кортиля к Верхнему перевалу, пока мы шли на север. — Бертран де Талаир поставил бокал с вином. Его лицо, как увидел Таун, сильно побледнело, старый шрам резко выделялся на нем. — Вот что произошло, я уверен. Это совпадает с тем, что нам известно. Они все же решили не ждать весны. Это зимняя война, друзья мои. В Арбонне. Возможно, они уже там.
— И что мы здесь сделаем с тысячью человек? Захватим Кортиль? Поднимем восстание в стране? — Глаза Рюделя Коррезе горели при свете каминов. Блэз ничего не ответил, он смотрел на герцога Талаирского.
— Не с кем поднимать восстание, — медленно произнес Фальк де Саварик. — Все мужчины, которые могут сражаться, ушли с королем. Кажется, я понимаю, о чем он думает: ему наплевать, что ты здесь делаешь. Если он захватит Арбонну достаточно быстро — а она, вероятно, будет беззащитна перед ним сейчас, зимой, сколько бы людей он ни потерял в горах, — он сможет вернуться домой с армией, победив и разграбив Арбонну, и разделаться с нами весной там, где будет находиться Блэз.
— Это придумал не Адемар, вы понимаете, — наконец заметил Блэз, и все услышали в его голосе горечь. — Это коварный план моего отца и его мечта. Он всегда хотел уничтожить Арбонну. Еще когда я был мальчиком, он говорил мне, что храмы Риан следует разрушить, чтобы спасти весь мир от разврата. Он меня знает. Он знал, что я не приведу сюда армию, что Адемар может спокойно оставить Гораут почти без защиты, а потом вернуться, как говорит Фальк, и разобраться с тем, что здесь произойдет в его отсутствие. — Он повернулся к Бертрану: — Ты знаешь, что он собирается сделать, не так ли?
Лицо Бертрана было мрачным, словно зимняя ночь. Он медленно наклонил голову.
— Он не станет возиться с замками и городами. Не попытается устроить осаду зимой. Он собирается выманить коранов наружу, нападая на деревни и храмы. Как он сделал в Аубри.
— Как он сделал в Аубри, — повторил Блэз.
— Тогда мы выступаем? — спросил Фальк де Саварик. — Ты хотел одного сражения, Блэз. Похоже, ты сможешь его получить, но оно произойдет в Арбонне.
— Конечно, — отозвался герцог Талаирский с гневной иронией. — Там ведь теплее. Солнце сияет даже зимой. Если забраться достаточно далеко на юг, то совсем не будет снега. Можно даже почувствовать запах моря.
— Сквозь дым, — коротко заметил Блэз. — Поехали.
Они оставили две сотни из людей Фалька для защиты замка Гарсенк. Остальная часть отряда в ту же ночь в туман и холод двинулась по длинной дороге к горам. В какой-то момент ночи туман наконец-то начал подниматься, и они перед наступлением утра увидели сквозь разорванные, несущиеся по ветру облака белую Видонну, висящую над горизонтом.
Глава 16
Священник Рош попал в опалу на острове Риан в море. Один человек, отправившийся в лес за дровами на зиму, учуял запах горящего костра у бухточки на южном берегу и пошел туда выяснить, в чем дело; риск лесного пожара, хоть и гораздо меньший зимой, всегда был реальным. Он обнаружил небольшую ямку в холодном песке, прикрытую сверху плоским камнем. Приподняв камень длинной веткой, он увидел полдюжины анчоусов, которые жарились на углях внутри.
Рош даже мог бы попытаться отрицать свою вину, если бы через несколько минут тот же любопытный лесник не нашел и его самого в маленькой хижине неподалеку, где он дремал в радостном предвкушении. Рядом лежала удочка, а его руки пахли рыбой.
Разбуженный этим любопытным нахалом, он, заикаясь, предложил ему разделить с ним утренний тайный улов под ласковым зимним солнцем, любуясь с берега спокойными морскими водами. Лесника не тронул ни идиллический пейзаж, ни даже обещанная сочная рыба. Он был одним из тех удручающе набожных парней, которые покидали свой дом после какого-нибудь ночного видения и приезжали на остров, чтобы служить богине, работая на жрецов и жриц. Такие люди часто более строго придерживались доктрин и кодексов поведения, чем сами священнослужители.
По закону, с удовольствием провозгласил лесник, грозя Рошу пальцем, вся рыба и дичь на берегах острова запретны для смертных мужчин и женщин, священны, добродетельно пропел он, посвящены Риан в ее ипостаси защитницы животных.
Рош попытался, без всякой надежды, объяснить, что это касается только рыбаков и охотников с большой земли. Как он и ожидал, лесник оказался хорошо подготовленным. О подобной нечестивости, заявил этот человек с негодованием, следует доложить самой верховной жрице. Он взвалил на плечо вязанку дров, ухватил за повод так же тяжело нагруженного осла и быстро двинулся назад, к поселку вокруг храма. Всегда все хотят обращаться прямо к верховной жрице, мрачно подумал Рош, глядя ему вслед. Будто ей больше делать нечего, как только выслушивать доклады о мелких прегрешениях ее жрецов и жриц.
Тем не менее это было его третье мелкое прегрешение — одно и то же — за год. Он безнадежно спрашивал себя, отошлют ли его с острова, назначат ли служить в каком-нибудь храме среди полей или в горах. Ему не хотелось покидать остров Риан. Не хотелось уезжать от моря. Он вырос у океана; это было то, что он знал и любил, как любил урожай, который Риан в своей милости позволяла собирать на волнах. Особенно анчоусы; больше всего анчоусы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
