Интересно, среди восточных мудрецов встречались Иные? Или вопрос следует задавать не так – встречались ли среди них люди?
Интересно было бы узнать…
Заморочить вахту мне удалось – видимо, простейшие «бытовые» заклинания разрешались даже во время работы Трибунала.
Я подошел к лифтам – вестибюль был странно безлюден. Может быть, подсознательно люди чувствовали присутствие рядом всех сильнейших Иных Москвы и старались не появляться здесь? Нажал на кнопку, и сразу же открылась дверь одного из лифтов. Я вошел, машинально оглянулся: не спешит ли все-таки кто-нибудь к лифту…
И увидел Антона. Только что прошедшего мимо все еще бездействующей охраны.
Интересно, как он меня нагнал? Тоже реквизировал мокик или мотоцикл?
Я стоял, ожидая. Антон смотрел на меня, будто раздумывая, и тоже ждал.
После некоторой заминки я нажал на кнопку, и двери лифта сошлись. Я начал подниматься наверх. Но не сразу на самый верх, а примерно на две трети высоты здания. Оказалось, что еще выше возможно подняться только на другом лифте, который действует исключительно на верхних этажах. А туда, куда мне было нужно, и вовсе вела лишь широкая мраморная лестница со старыми пятнами известки на ступенях. Лестница приводила к двери, открытой в сумраке, но, естественно, наглухо запертой в обычном мире.
Перед лестницей как раз подошло к концу священнодействие «Пикника», и плейер случайным образом выбрал очередную песню:
Мне снятся собаки, мне снятся звери,Мне снится, что твари, с глазами как лампы,Вцепились мне в крылья у самого неба,И я рухнул нелепо, как падший ангел…
Раньше я слышал эту песню «Наутилуса» лишь мельком, но теперь она вдруг отозвалась в самой душе. Поднимаясь к запертой двери и ныряя в сумрак, я напевал ее вместе с Бутусовым.
Я не помню паденья, я помню толькоГлухой удар о холодные камни.Неужели я мог залететь так высокоИ сорваться жестоко, как падший ангел?Прямо вниз, туда, откуда мыВышли в надежде на новую жизнь.Прямо вниз, туда, откуда мыЖадно смотрели на синюю высь.Прямо вниз…
Бутусова и меня мог слышать любой Иной, невзирая на то что реальный звук рождался лишь в крохотных бусинах наушников и таял до полной неразличимости уже в шаге от меня.
Мы вошли в помещение, где вершился Трибунал, вместе. Я – и падший ангел.
Я пытался быть справедливым и добрым,И мне не казалось ни страшным, ни странным,Что внизу на Земле собираются толпыПришедших смотреть, как падает ангел…
Гесер. Завулон. Инквизитор Максим. Темные – с кем мне последние дни приходилось и пить кофе, и вести беседы: Эдгар, Юрий, Коля, Анна Тихоновна… Светлые – с кем мне последнее время приходилось и драться, и пикироваться на грани фола: Илья, Гарик, Толик, оборотень-медведь. Незнакомые Иные, тоже Темные и Светлые, причем кое-кто явно не имеет отношения к Дозорам. Двое в балахонах – кажется, Инквизиторы.
И – Светлая волшебница с искаженным лицом. Такие лица бывают у людей и у Иных, когда у них отнимают близких.
И в открытые рты наметает ветромТо ли белый снег, то ли сладкую манну,То ли просто перья, летящие следом,За сорвавшимся вниз, словно падший ангел…
А затем меня неудержимо поволокло вверх по призрачным ступенькам, на вершину неведомой пирамиды, по которой я все это время взбирался; и практически одновременно с этим двое в балахонах сняли запрет на высшую магию. А Светлая обрушила на меня то самое, готовое в любой момент лопнуть и взорваться облако. Сгусток силы, перед которым меркнут и кажутся сущим пустячком мегатонные заряды.
Время остановилось.
А я понял все. Все, что происходило, все, что происходит сейчас, и все, чему суждено произойти в ближайшее время. Понял и сглотнул судорожный ком, враз народившийся в горле.
Я стал самым сильным магом на Земле. Магом вне категорий. Халифом на час… да нет, на миг… Единственным в этой обветшалой круглой зале, у кого не было будущего.
У некоторых Иных не бывает будущего…
Зеркало! Я всего лишь Зеркало. Зеркало мира. Гирька, бросаемая сумраком на подвешенное блюдце весов, когда нарушается равенство сил Света и сил Тьмы.
У Света появилась Великая волшебница. У Тьмы столь же сильного адепта не появилось. Свет получил шанс расправиться с Тьмой раз и навсегда.
Но Света без Тьмы не бывает. И поэтому сумрак породил меня. Нашел странного Иного, так и не склонившегося ни к одной из сторон, Иного с девственно чистой аурой, и окрасил ко Тьме. Отобрал прежнюю память и наделил способностью отражать и впитывать чужую силу. Чем сильнее меня бьют, тем сильнее я становлюсь. Прыгаю на очередную ступеньку. А когда прыгать становится некуда – вершина, а выше только вечность и сумрак, – в Зеркале пропадает нужда. Потому что Зеркало становится способным, в свою очередь, нарушить равновесие.
Меня ждет сумрак. Сумрак навсегда. Не знаю, что будет с телом Виталия Рогозы, до недавнего прошлого – Иного без судьбы. Не знаю, что будет с его памятью и личностью, в каждый приход Зеркала все складывается по-разному. Я знаю только то, что тот я, который осознал себя в стылом николаевском парке по пути к поезду на Москву, исчезнет навсегда, обратится в бесплотную и беспомощную тень, в призрачного обитателя сумрака.
Или просто в часть сумрака… не такого уж инертного сумрака, как все привыкли считать…
Я понял все это в краткий миг перед тем, как впитать всю, без остатка, мощь Светланы, вообразившей, что потеряла Антона Городецкого. Вообразившей из-за странного каприза реальности, из-за того, что я вошел в зал Трибунала с точно таким же плейером, как у Антона, с копией его диска в плейере и с любимой песней Антона на устах и в душе. А еще я понял, что Инквизиция знает правду. Но никто из Инквизиторов не произносит ни слова, чтобы успокоить Иных Москвы, поверивших в мою гипотетическую схватку с самим Антоном и в то, что в этой схватке Антон погиб.
Светлые знали его любимые песни…
– Умри!
Я не умру, Светлана. Вернее, умру, но не сейчас. Я – Зеркало. Пытаясь меня уничтожить, ты слабеешь, а я лишь становлюсь сильнее. Я уже вижу, что ждет тебя: медленное, растянутое лет на тридцать – пятьдесят восстановление так бездумно растраченных сил. По крохам, по крупицам предстоит тебе собирать потерянное. Три, а то и больше десятка лет – время, вполне устраивающее Тьму, время, позволяющее подготовиться к следующей попытке равновесие нарушить, неясно пока – какой стороной. Тебя ждут годы, за которые ты можешь обрести счастье с Антоном, а можешь и не обрести.
Но, во всяком случае, эти годы вы будете равными.
Пусть ты лишаешься сил, но я даю тебе шанс… шанс, которого нет у меня.
Затихла музыка, плейер не выдержал магического удара – техника вообще плохо реагирует на сильную магию – и брызнул мелкими пластмассовыми осколками. Шапка улетела куда-то к выходу, а куртка лопнула сразу в нескольких местах.
Я еле устоял на ногах, но все-таки устоял.
– Зеркало! – воскликнул Гесер с целой гаммой непередаваемых чувств и интонаций в голосе. – Третий раз, и третий раз к Темным!
– А мы не устраиваем глобальных социальных экспериментов, коллега!
Завулон. Шеф Дневного Дозора, не скрывающий торжества.
Сегодня он среди победителей. А Светлые – среди потерпевших поражение.
Впрочем, сколько раз случалось и так же, и совсем наоборот?
А Светлана, опустошенная и ошеломленная, еще миг назад раздавленная горем, а теперь не умеющая скрыть радость, закричала:
– Антон!
Он стоял у входа. Антон Городецкий. Светлый маг. Живой и невредимый. Он пришел следом за мной.
– Спасибо, Антон! – обратился к нему невообразимо довольный Завулон. – Ты как нельзя лучше выполнил мое поручение. Надеюсь, тебя устраивает награда?
– Поручение? – воскликнул Гесер. – Антон?
Завулон мелко рассмеялся, вставая. Шеф Ночного Дозора лишь мельком посмотрел на упивающегося победой противника и вновь взглянул на Антона.
А тот подошел к Светлане, счастливой и ничего не понимающей, обнял, прошептал: «Сейчас» – и приблизился ко мне.
Несколько секунд мы глядели друг другу в глаза. Друг другу. Враг врагу. Иной не-Иному. Даже не знаю, как сказать, чтобы это звучало правдиво. Ведь правд всегда как минимум две.
– Возьми, – сказал Антон.
И протянул мне свой плейер взамен погибшего.
– Спасибо, – прошептал я. Снял с пояса остатки собственного. Молча вынул свой диск и вставил в подаренный плейер, будто это было самым важным сейчас. И подумал: «Сейчас поднимется Инквизитор и скажет, что я могу идти».
Конечно же, я угадал. Маги такого уровня не ошибаются, даже если они и не-Иные.
– Именем Договора, – как всегда сухо и бесстрастно объявил Максим. – Поскольку достоверно выяснено, что Виталий Рогоза не являет собой Иного в обыденном понимании этого слова, действия Ночного Дозора в отношении Виталия Рогозы не являются предметом разбирательства Инквизиции. Виталий Рогоза также не попадает под действие Договора. Он предоставлен своей судьбе.
