по разговорам, Николас был важной шишкой, лидером у своих людей. Потому можно было предположить, что таинственные враги вели переговоры и вербовали именно его. А значит теперь, когда их человек мертв, им придется искать другие выходы, на других связанных с Николасом людей. А на это потребуется время.
Нет, конечно существовала вероятность, что организация, а Мише было удобно думать, что их враг все-таки «Аусграбун», работала сразу с несколькими наемниками и Николаса будет легко заменить, но даже в этом случае есть шанс, что он выиграл время.
Миша планировал дождаться разговора со вторым похитителем. Возможно, получится что-то вытянуть и из него? Остаться пока в плену, а ночью встретиться с Аней или Ирой и передать им, что Николас оказался предателем. Пусть срочно меняют квартиру, прекращают контакты с наемниками Николаса и действуют по обстановке.
Он же останется в плену, и попробует узнать все по максимуму. Хотя в последнем он и сомневался, вряд ли те, кто хоть немного знают о его способностях, будут столь же болтливы как наемник Николас. В этом случае он сбежит через день-два.
Проклятый уже решил, что ночью расскажет Ане, где можно будет его забрать. Пожалуй, он сможет выйти на Труханов остров, туда, где они искали следы чего-нибудь необычного.
За такими размышлениями дорога пролетела незаметно. Коробку тряхнуло, крышка исчезла, и толстые пальцы обхватили хрупкое тело. Сдавили его еще сильнее, чем требовалось, почти полностью перекрыв доступ кислорода. Почти, но все же не до конца, пусть и с трудом, но он мог дышать.
Незнакомец продержал его так некоторое время, а затем давление исчезло, и Проклятый упал на деревянный стол. Похититель явно не собирался церемониться с пленником, и Миша почувствовал, как в нем закипает ледяная ярость. Ублюдок просто бросил его на стол!
— Будем знакомы, — раздался слегка хриплый, но спокойный голос, — мое имя Фил, а ты, Михаил, — я правильно запомнил?
Проклятый, задрав голову, рассматривал склонившегося над ним незнакомца. На вид — лет сорока, может и постарше, в волосах седина, а на лице два шрама, на щеке и лбу. Глаза серые и злые. Все это он отметил мельком, ведь детали не имели особого значения, но Мише показалось, что перед ним довольно опасный человек, намного опаснее Николаса. Опаснее и умнее, поэтому вряд ли он начнет болтать. Еще он отметил что Фил, если это было настоящее имя, не снял перчаток.
Фил смотрел на крохотного человечка со смешанным чувством ненависти и некой досады. Досады из-за того, что с этим недоразумением приходится считаться, а ненависти из-за событий почти пятилетней давности.
***
Фил давно работал на «Аусграбун», и по молодости был оперативником, причем очень хорошим. До супербойцов не дотягивал, но и пушечным мясом тоже не был. Он был резистантом, на которого почти не действовала магия, что в совокупности с великолепными физическими данными и хорошей подготовкой, делало его опасным врагом. Магов он недолюбливал, хотя открыто этого не демонстрировал, и потому всегда был в рядах Парисовцев.
Во время бойни под Киевом, именно той, в которой был уничтожен элитный отряд «Аусграбуна», Фил находился во Львове. Ему перевалило за пятьдесят, и из оперативников он перешел в аналитики, в ту группу, которая работала на инквизиторов, добывая информацию о потенциально сильных магах.
Про ситуацию в Киеве он знал, сам был в Украине, только не в Киеве, а во Львове. Если бы Киевская операция увенчалась успехом, если бы тогда отщепенцев уничтожили, то верные идеологии Париса попытались бы взять власть и в других ключевых городах Украины.
Но после разгрома, точнее двух разгромов подряд, руководство, похоже, потеряло контроль над ситуацией во всем регионе. Им приказали затаиться и ждать приказа. А приказа все не было. И вскоре даже самому последнему оператору стало ясно — их бросили на произвол судьбы.
Сам Фил после потери единственного сына некоторое время был словно в тумане. Ему было все равно, что случится с ним, очень хотелось драки, хотелось убить кого-нибудь хоть частично причастного к смерти сына.
Но потом он взял себя в руки, благо никто не преследовал его группу. Вполне возможно их враги тоже понесли серьезные потери и тоже не были готовы к решительным действиям.
Через четыре дня им приказали возвращаться в Мюнхен. Неделю длились допросы, что, как и почему, а потом его оставили в покое.
Все это время Фил пытался найти хоть какую-то информацию о бойне. Допуск у него был, ему удалось узнать, что отряд был уничтожен мощным взрывом, вероятнее всего произошедшим из-за повреждения стержней-оснований защитного купола. Но как это повреждение случилось? Магия не могла проникнуть под купол, бой не велся возле грузовиков, случайное возгорание исключалось. Так как? Ответа не было, только догадки.
Возможно Фил постепенно бы смирился с болью утраты и вернулся к обычной работе, но обстановка в «Аусграбуне» продолжала меняться. Фил, как прекрасный аналитик, не мог не видеть, что инквизиция начала сдавать позиции, что медленно, но уверенно приоритет изменился, и маги все выше поднимали головы.
По всему выходило, что поражение под Киевом не прошло бесследно, что враги Парисовцев воспользовались ситуацией и начали выигрывать в подковерной борьбе.
Филу, как резистанту, это нравилось все меньше. Будучи человеком умным он понимал, что такие как он, для магов кость в горле, и если ситуация и дальше будет развиваться похожим образом, то вполне может оказаться в списках на увольнение. То самое, после которого не бывает пенсии.
Но изменить что-либо Фил не мог, мог только попытаться исчезнуть и забыть об «Аусграбуне», но не хотел. Отчаянно цепляться за жизнь и жить в постоянном ожидании, что за тобой придут, он не собирался. Работал как раньше, анализировал полученные данные, писал отчеты, правда теперь он не был уверен, что они хоть кому-то нужны. А еще он искал любые крохи информации по битве под Киевом. Но ничего способного дать ответы на вопросы так и не нашел. По всему выходило, что симбионты не могли победить, когда против них бросили все силы, но они победили. Как? Кто помог? Ответов не было.
А потом в мюнхенский офис пришел новый шеф. И уже на следующий день после назначения, он вызвал Фила.
На вид новому шефу было лет двадцать пять, максимум тридцать. Худощавый, гладковыбритый, какой-то прилизанный, он больше напоминал чьего-то сына, который от нечего делать сел в кресло отца и теперь строит из себя босса.
Но Фил никогда не велся на первое впечатление. Он почти сразу понял, что
