Во время радиосвязи узнали, что Москва подтвердила готовность сброса горючего на Полюс в начале декабря, взяв на себя урегулирование всех связанных с этим политических вопросов. Эта новость, разумеется, улучшила наше настроение, и пока отпала необходимость в отправке телеграммы, над текстом которой я размышлял сегодня утром. Лагерь в координатах: 83,1° ю. ш., 85,0° з. д.
21 ноября, вторник, сто восемнадцатый день.
Заструги, преградившие нам дорогу сегодня утром, как только мы вышли на маршрут, были настолько высокими и частыми, что мне пришлось изменить курс, с тем чтобы обойти их так, как и видневшиеся прямо по курсу ледяные разломы.
Мили две мы двигались на запад. Солнце тем временем скрылось и контраст стал пропадать, а скорость продвижения упала еще больше. К обеду совершенно неожиданно для себя попали в район гигантских, шириной до 50 метров, трещин. Откуда они здесь, где нет ни гор, ни других заметных перепадов рельефа, неясно. Возможно, что эти разломы были обусловлены неровностями коренного ложа ледника. Осторожно прощупывая снежную поверхность моста, покрывающего тресну, я перебрался через нее и дал знак упряжкам. Пришлось пересечь одну за другой восемь трещин примерно одинаковой ширины. Убедившись, что последняя трещина пройдена, мы устроились на обед. Сидели рядом с Джефом. Я спросил его: «Ну как, во сколько сегодня остановимся?» Джеф, как всегда, невозмутимо ответил: «В 6 часов!» Я сказал, что вчера остановился как раз в 6 часов, но, как мне показалось, до спального мешка идти было далековато… Тогда Джеф повернул ко мне голову, украшенную огромными марсианскими очками, скрывавшими глаза (эти очки Джеф не снимал даже во время обеда из-за сильной чувствительности глаз к солнечному свету — бедняга начинал неистово чихать, как только яркий солнечный свет попадал ему в глаза), и пояснил: «По моим часам!» Я решил на всякий случай держаться поближе к упряжкам.
После обеда мне это не составляло особого труда — опустилась белая мгла, и я шел на ощупь, к великой радости Тьюли, которая, частенько обгоняя меня, поворачивала голову и смотрела на меня с видом явного превосходства, однако в лидеры не рвалась, предпочитая держаться позади. А перед самой остановкой, часов в пять, видимость внезапно улучшилась, и я смог показать Тьюли, что меня еще рано списывать со счета. Как она ни старалась, но ей не удавалось меня достать. Остальные собаки тоже приняли мой вызов, и в результате за последний час мы прошли 4 мили, а всего за день 23! Вечером много добрых вестей и хороших событий в нашей с Этьенном палатке. Во-первых, он отыскал свой нож, потерянный утром. Это был подарок Крике, который просил пронести этот нож через всю Антарктиду, и вот сегодня утром Этьенн, перерыв все в палатке, так и не смог его отыскать и очень переживал по этому поводу. А нож оказался в спальном мешке. К счастью, Этьенн обнаружил его до того, как стал укладываться спать, а то, как знать, чем кончилась бы эта встреча. Кроме этого незначительного, но приятного события, радио принесло известие о том, что DC-6, собравшись с силами, перелетел через пролив Дрейка и благополучно всего через две недели после вылета приземлился в Пунта-Аренас. Это событие вселило в нас надежду на то, что мы сможем получить на Южном полюсе новые спальные мешки, смену одежды, словом, все то, чего не дождались в базовом лагере.
Из приятных новостей была еще одна: Крике сообщал, что Спиннер уже на борту яхты, потихоньку ковыляет на трех ногах, довольно бодр и неплохо ест и, наверное, быстро поправится под теплым весенним солнцем Пунта-Аренаса. Удивительно хорошая погода — тишина и солнце.
22 ноября, среда, сто девятнадцатый день.
Не спугните Удачу,Не гневите Фортуну,Не молитесь, иначеНепременно задуетЖесткий колющий ветер,Обжигающий щеки,Но ничто в этом светеНе сравнится с Дорогой,С той, в которой, как в речке,Отражается небо,Что уходит за плечиСиним ломаным следом.
А мы и не молились, и погода была великолепной: солнце, прекрасная видимость, сравнительно ровная поверхность сделали сегодняшнее наше путешествие особенно приятным. Несмотря на то что мы почти все время шли в гору, за 9 часов нам удалось пройти 27,7 мили. С утра я заметил впереди и справа по курсу одиноко стоящий нунатак (позже по карте я выяснил, что это нунатак Пагейно и что я так и продолжаю отклоняться вправо). Во время остановки на обед Этьенн сделал мне по этому поводу замечание и уже в который раз принялся объяснять мне, как надо ориентироваться по солнцу. Я слушал его и думал, как хорошо, что в команде есть такой специалист по ориентированию, когда светит яркое солнце, и как плохо, что его нет, когда плохая видимость, а солнца не видно. Я, наверное, тоже бы не удержался от замечания, если бы шел позади и особенно отчетливо видел все зигзаги идущего с компасом проводника.
Тем, кто идет следом, постоянно кажется, что можно двигаться лучше, прямее, быстрее, но нередко только кажется, именно поэтому большинство ведомых, как правило, предпочитают отвести душу, критикуя и поучая ведущего, вместо того чтобы самим занять его место и на деле показать свое умение и мастерство.
Выслушав Этьенна, я в очередной раз согласился с его убедительными доводами и пообещал после обеда скорректировать курс. Солнце светило в спину, тень моя падала вперед и была мне видна, поэтому по ее направлению и часам я выдерживал курс, как мне показалось, достаточно сносно, и к вечеру мы вышли на траверс нунатака Пагейно.
Вечером Крике сообщил, что завтра DC-6 собирается вылететь на холмы Патриот, так как комиссия признала его годным к летной службе, и поэтому каждый из нас может передать список вещей, которые было бы желательно доставить на Полюс. В нашу палатку приходили поочередно Уилл, Джеф, Дахо, Кейзо, а мы с Этьенном, как два кота Васьки, слушали да ели. После того как радиосвязь закончилась, уже в начале одиннадцатого Этьенн, облегченно вздохнув, забрался в спальник и, устроившись поудобнее, занялся своим любимым занятием: чтением на ночь ежемесячного приложения к газете «Монд» — «Монд дипломатик». Ежемесячник публикует материалы международной жизни, и сейчас внимание Этьенна привлекла статья, посвященная нашей перестройке. Это означало, что завтра за завтраком у нас будет очередная дискуссия на политические темы. Мы каждое утро обсуждали с Этьенном какие-нибудь глобальные проблемы, прослушав накануне очередную передачу французского радио о событиях международной жизни, а событий этих в то время было чрезвычайно много, особенно в Восточной Европе. Этьенна радовали эти изменения, сближение Западной и Восточной Европы, и он постоянно хвалил Горбачева. Я рассказывал Этьенну о том, как проходит перестройка у нас в стране, а также о том, что в экономике если и есть какие-то изменения, то не в лучшую сторону: в магазинах по-прежнему нет товаров и за всем очереди. А Этьенн все удивлялся. «Как же странно устроена ваша экономика, — говорил он. — С одной стороны вы запускаете корабль многоразового использования и на виду у всего мира блестяще сажаете его в беспилотном варианте, а с другой — в магазинах нет сыра, даже сыра», — повторял он, чисто по-французски считая, что если в магазине нет сыра, то, значит, нет ничего. «Но вы справитесь с этими проблемами, — заключил он. — Не может быть, чтобы не справились, такая великая страна… Вот у нас во Франции все есть, — продолжал он, — но мы не очень любим работать, у нас большие отпуска, совсем не так, как, скажем, в Японии или Германии». Я уверил Этьенна, что по части отпусков мы можем вполне поспорить с французами, а что касается праздников, то их у нас, наверное, даже и побольше будет. Мы пришли к выводу, что наши страны в этом схожи, а различие в том, что у нас есть «Буран», но нет сыра, а у них — наоборот.
