Ни один певец никогда не сложит песню об этом сражении. Ни один мейстер не напишет летопись для одной из любимых книг Чтеца. Знамёна не реяли, боевые рога не трубили, великий правитель не собирал вокруг себя людей, чтобы сказать последние торжественные слова. Они дрались в предрассветном мраке, тени против теней, спотыкаясь о корни и камни, в грязи, перемешанной с гниющей листвой под ногами. Железнорождённые сражались в броне и просоленной коже, северяне – в мехах, шкурах и сосновых ветках. Луна и звезды взирали с высоты на их сражение, бледный свет пробивался сквозь клубок спутанных веток у них над головами.
Первый человек, приблизившийся к Аше Грейджой, умер у её ног с метательным топором промеж глаз. Это дало ей достаточно времени, чтобы взять в руку щит.
– Ко мне! – закричала она, но взывала ли она к своим людям или к врагам, даже Аша не могла сказать наверняка. Северянин с топором замаячил перед ней, размахивая обеими руками, рыча в бессловесной ярости. Аша подняла щит, принимая удар, потом подобралась ближе и кинжалом выпустила ему кишки. Когда он упал, его вой зазвучал по-другому. Она развернулась и обнаружила еще одного волка у себя за спиной, полоснула его по лбу, ниже шлема. Его рубящий удар попал между грудью и животом, но броня отразила его, и Аша воткнула кинжал врагу в горло, оставив его захлебываться собственной кровью. Чужая рука схватила её за волосы, но те были слишком короткими, чтобы можно было хорошенько ухватиться и запрокинуть голову. Аша впечатала каблук сапога в ступню нападавшего и вывернулась, когда он завопил от боли. Когда она развернулась, мужчина уже лежал на земле и умирал, сжимая клок её волос. Над ним стоял Кварл, сверкнув глазами в лунном свете, с длинного меча стекала кровь.
Злой Язык вслух считал убитых им северян, выкрикнув «четыре», когда упал один и «пять» мгновение спустя. Лошади ржали и лягались, в ужасе закатывали глаза, обезумевшие от резни и кровопролития… Все кроме большого чалого жеребца Триса Ботли. Трис забрался в седло, и его конь вставал на дыбы и описывал круги, а всадник рубил мечом. «Я буду должна ему поцелуй-другой еще до конца ночи», – подумала Аша.
– Семь, – закричал Злой Язык, но рядом с ним, подогнув под себя ногу, растянулся Лоррен Длинный Топор, а тени всё прибывали, издавая крики и шелестя листвой. «Мы воюем с кустами», – подумала Аша, убив человека, на котором было больше листьев, чем на окрестных деревьях. От этой мысли она расхохоталась. Смех привлек к ней других волков. Их она тоже убила, размышляя, не начать ли ей самой вести счёт. «Я замужняя женщина, а это мой грудной ребеночек». Она воткнула кинжал в грудь северянина сквозь мех, шерсть и вареную кожу. Его лицо было так близко, что она смогла почувствовать кислый запах его дыхания, и его рука оказалась у неё на горле. Аша почувствовала, как железо царапает кость, когда её острие скользнуло по ребру. Потом мужчина вздрогнул и умер. Когда она отпустила противника, то почувствовала такую слабость, что едва не повалилась сверху.
Позже она оказалась спина к спине с Кварлом, слыша кряхтение и ругань вокруг, когда храбрецы прорубались сквозь тени, заставляя тех звать мамочку. Куст двинулся на неё с копьем таким длинным, что хватило бы проткнуть её на пару с Кварлом, насмерть приколов друг другу. «Лучше так, чем умирать в одиночестве», – подумала она, но её родич Квентон убил копьеносца до того, как тот успел достать её. Мгновение спустя, другой куст убил Квентона, вогнав топор в основание его черепа.
Позади неё прокричал Злой Язык:
– Девять, и будьте вы все прокляты.
Из-за деревьев выбежала голая дочка Хагена, преследуемая двумя “волками”. Аша вытащила метательный топор и поразила одного из них в спину. Когда он упал, девушка опустилась на колени, подняла его меч и заколола второго, потом вскочила на ноги, вымазанная в крови и грязи с развевающимися рыжими волосами и бросилась в сражение.
Где-то посреди приливов и отливов схватки Аша потеряла Кварла, потеряла Триса, потеряла их всех. Кинжал тоже куда-то пропал, как и все метательные топоры; вместо них у неё в руке оказался короткий меч с широким толстым лезвием, почти как мясницкий тесак. Даже под страхом смерти она не могла бы ответить, откуда он у неё взялся. Рука болела, во рту был привкус крови, ноги дрожали, и бледные лучи рассвета пробивались сквозь деревья. «Неужели так долго? Сколько же мы сражаемся?»
Её последним противником был северянин с топором, крупный мужчина, лысый и бородатый, одетый в залатанную и покрытую ржавчиной кольчугу, что могло значить только то, что он был их вождем или лучшим бойцом. Он вовсе не обрадовался, когда обнаружил, что сражается с женщиной.
– Сука! – орал он каждый раз, когда наносил по ней удар, забрызгав своей слюной её щеки. – Сука! Сука!
Аша хотела прокричать ему что-нибудь в ответ, но в горле так пересохло, что она была способна только на кряхтение. Топор крушил её щит, вгрызаясь в древесину при каждом ударе и вырывая длинные светлые щепки, когда волк выдергивал его обратно. Скоро у неё на руке будет болтаться только куча щепок, годных разве что на растопку. Она отступила и выбросила потрепанный щит, потом отступила ещё раз и заплясала влево и вправо, и снова влево, пытаясь уклониться от занесенного над ней топора.
А потом её спина уперлась в дерево, и Аше дальше танцевать было некуда. Волк занёс над ней топор, чтобы расколоть её голову надвое. Аша пыталась отскочить вправо, но ноги застряли в корнях, поймав её в капкан. Она вывернулась, оступившись, и топор попал в висок, скрежетнув сталью о сталь. Мир стал красным, черным, и снова красным. Ногу молнией пронзила боль, и откуда-то издалека она услышала голос северянина, заносящего топор для последнего удара:
– Ты проклятая сука.
Взревела труба.
«Это неправильно, – подумала она, – в водных чертогах Утонувшего Бога нет труб. Под волнами морской народ славит своего господина воем раковин».
Ей снились горящие красные сердца и чёрный олень в золотом лесу с пламенем, исходящим от его рогов.
Глава 27. Тирион
Когда они добрались до Волантиса, небо на западе ещё полыхало багрянцем, а на востоке одна за другой загорались звёзды, мерцая на чёрном бархате ночи.
«А звезды тут как в Вестеросе», – подметил Тирион.
Возможно, он даже насладился бы этой красотой, если бы не тот факт, что его связали, словно гуся, и перекинули поперёк седла. Карлик давно бросил попытки ослабить верёвки – узлы были завязаны слишком прочно – и теперь безвольно висел в седле, словно мешок со снедью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
