– Это – не тот проступок, за который ее можно низложить, – ответила Сине. – Максимальное наказание, которого она заслуживает – формальное порицание со стороны Совета и епитимья на месяц. Палантин она сохранит.
«Однако потеряет большую часть доверия», – подумала Эгвейн. Это вдохновляло. Но где уверенность, что Элайда просто не упрячет ее подальше? Ей необходимо было продолжать давить на Элайду. Свет свидетель, как же это было трудно, будучи запертой целыми днями в крошечной камере! Хотя заключение было недолгим, упущенные возможности угнетали Эгвейн.
– Ты будешь присутствовать на суде? – спросила она.
– Конечно, – сказала Сине невозмутимо, как Эгвейн и ожидала от Белой. Некоторые Белые были слишком холодны и рациональны. Сине была более сердечна, однако, вместе с тем, весьма сдержанна. – Я же Восседающая, Эгвейн.
– Я полагаю, вы все еще видите следы активности Темного? – Эгвейн вздрогнула и посмотрела на пол своей темницы, вспомнив происшествие с Лиане. Ее собственная камера была куда более аскетичной, чем у Лиане, возможно, из-за обвинений ее в Приспешничестве.
– Да, – голос Сине стал тише. – Кажется, становится все хуже. Слуги умирают. Продовольствие портится. Целые сектора Башни беспорядочно перемещаются. Вчера вечером вторая кухня оказалась на шестом этаже, а весь сектор Желтых оказался в подвале. Это похоже на то, что случилось с Коричневыми ранее, и ту проблему до сих пор не решили.
Эгвейн кивнула. Учитывая то, как поменялись местами комнаты, тем послушницам, чьи комнаты не переместились внезапно, теперь пришлось разместиться на двадцать первом и двадцать втором этажах, где ранее находились покои Коричневой Айя. Все Коричневые – неохотно – переезжали в нижнее крыло. Были ли эти изменения постоянны? Прежде сестры жили непосредственно в Башне, а послушницы и принятые располагались в ее крыле.
– Ты должна обратить на это внимание, – тихо произнесла Эгвейн. – Продолжай напоминать сестрам, что Темный шевелится и что грядет Последняя Битва. Сосредоточь их внимание на объединении, а не на расколе.
Позади Сине одна из Красных проверила свечу на столе. Время, отведенное Эгвейн на прием посетителей, заканчивалось. Скоро ее вновь запрут, и она сможет лишь вдыхать запах пыльной, лежалой соломы за спиной.
– Ты должна хорошо потрудиться, Сине, – сказала Эгвейн, поднимаясь, когда Красные приблизились. – Сделай то, чего не могу я. И попроси о том же остальных.
– Я попытаюсь, – ответила Сине. Она стояла, наблюдая, как Красные забирали табурет Эгвейн и жестами велели ей вернуться в каморку. Потолок в ней был слишком низок, чтобы стоять в полный рост.
Эгвейн неохотно пошла, пригибаясь.
– Грядет Последняя Битва, Сине. Помни.
Белая кивнула, и дверь захлопнулась, оставив Эгвейн в темноте. Эгвейн села. Она чувствовала себя ослепшей! Что произойдет на суде? Даже если Элайда будет наказана, что будет с Эгвейн? Элайда попытается добиться ее казни. И у нее до сих пор на то есть основания, поскольку Эгвейн, по определению Белой Башни, выдавала себя за Престол Амерлин.
«Я должна быть тверда, – сказала себе Эгвейн, сидя в темноте. – Я сама заварила эту кашу и теперь должна вариться в ней, если это поможет защитить Башню». – Им известно, что она продолжала сопротивляться. Это было все, что она могла им дать.
Глава 26
Трещина в камне
Авиенда обвела взглядом земли поместья, заполненные занятыми сборами людьми. Для мокроземцев, и мужчины и женщины Башира были хорошо подготовлены – они быстро и со знанием дела убирали палатки и готовили упряжь. И все же, по сравнению с Айил, остальные мокроземцы – кроме солдат – только создавали неразбериху. Женщины носились туда и обратно, словно боясь оставить какое-то дело неоконченным, а какую-то вещь не уложенной. Мальчишки-посыльные бегали с друзьями, пытаясь казаться занятыми, хотя, по сути, делать им было нечего. Палатки и имущество гражданских только-только начинали убирать и упаковывать, а ведь еще понадобятся лошади, фургоны и возницы, чтобы доставить все это туда, куда требовалось.
Авиенда покачала головой. Айил брали лишь то, что могли унести, и их военный отряд включал только воинов и Хранительниц Мудрости. Когда же в затяжных войнах одних копий было недостаточно, все рабочие и ремесленники знали, как быстро и с толком подготовиться к отбытию. В этом была честь. Честь, предполагающая, что каждый человек должен быть способен позаботиться о себе и своих вещах, не задерживая клан.
Она покачала головой, возвращаясь к своему заданию. Единственными, кто действительно не имел чести в такой день, были те, кто не работал. Она опустила палец в стоявшее перед ней на земле ведро с водой, затем подняла руку и занесла ее над вторым ведром. Капля воды свободно упала вниз. Она переместила руку и повторила все с начала.
Для любого мокроземца подобное наказание показалось бы бессмысленным. Они решили бы, что это легкая работа: сидеть на земле, прислонившись спиной к деревянным бревнам поместья, двигать рукой вперед и назад, опустошая одно ведро и по капле наполняя второе. Для них это едва ли было бы наказанием.
А все потому, что зачастую мокроземцы ленивы. Они предпочитают по капле набирать воду в ведра, а не таскать камни. Как бы там ни было, таскание камней предполагало активные движения, а они полезны для тела и разума. Переливание воды – бессмысленно. Бесполезно. Это наказание не позволяло размять ноги или поработать мускулами. Но она занималась им в то время, как остальные собирали палатки, готовясь выступать. Это делало наказание в десятки раз позорнее! Ее тох рос с каждым мгновением, которое Авиенда не тратила на помощь в сборах, но она ничего не могла с этим поделать.
Только переливать воду. Капля за каплей, капля за каплей.
Это злило ее. А злость вызывала стыд. Хранительницы Мудрости в таких ситуациях никогда не позволяют своим эмоциям взять над собой верх. Она должна быть терпеливой и попытаться понять, за что наказана. Однако даже попытка подобраться к решению проблемы вызывала у нее желание кричать. Сколько можно перебирать в уме одни и те же выводы? Возможно, она слишком глупа, чтобы в этом разобраться. Возможно, она не заслуживает быть Хранительницей Мудрости.
Она снова опустила руку в ведро, затем перенесла очередную каплю воды. Ей не нравилось то, что с ней делали эти наказания. Авиенда была воином, даже если больше не носила копье. Ни наказания, ни боль ее не страшили. Но она все сильнее и сильнее боялась, что падет духом и станет столь же бесполезной, как помраченные песками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
