Коридор узок: лишь четыре человека могли одновременно пройти по нему. И не более трех могли сражаться плечом к плечу. Первую тройку Нил срезал одним ударом. Несмотря на кольчуги и латы. Вскочив на груду тел, великан положил еще троих и отскочил назад. Когда новые воины перебрались через гору живых и мертвых, их ждал клинок Нила. И следующих. Потом напирающие сзади швырнули на него еще троих. На его меч. И эти трое были уже не солдаты, а жрецы в полосатых балахонах. На них не было ни кольчуг, ни шлемов. И вооружены они были как попало. И дальше была такая же обезумевшая толпа жрецов, размахивающая ножами, мечами, копьями. И они все лезли и лезли, будто подгоняемые чьей-то волей, лезли, как хриссы, и падали под ударами Нила, как спелые колосья во время жатвы.
Нил берег силы. Напор стал немного слабее, потому что новым жрецам приходилось карабкаться по скользким от крови телам павших. Но это не останавливало их. Нил рубил и колол. Колол и рубил. Он отсекал руки, раскраивал головы, вспарывал не защищенные сталью животы, пронзал разодранные в безумном вопле рты. Нил потерял шлем с парящим драконом. Кольчуга защищала туловище, но по ногам струилась кровь от множества мелких порезов. Где-то впереди остались Эак и Биорк. Они были завалены телами врагов. Нил надеялся, что эта масса не задушит их. Он мог на это надеяться, так как уложил их у самой стены. Но он не был уверен, имеет ли это значение. Он рубил и колол. Колол и рубил. Сто минов коридора были завалены телами. Некоторые еще шевелились, кричали, когда живые наступали на них. Рубил и колол. Колол и рубил. Он взял меч в левую руку, потому что правая больше не поднималась. Впрочем, левой рукой он владел даже лучше. Вверх, прямо, наискось, вверх. Руки Нила были по плечи в крови. Прямо, вниз, наискось, вверх. В чужой крови. Наискось вниз. Стены коридора были забрызганы кровью на высоту человеческого роста. На длину тела мертвеца! Вниз, прямо, вверх. Кровь брызгала на грудь Нила, на живот, в лицо. Он не вытирал ее, только смаргивал, когда капля попадала в глаз.
«Вот я и посвящен Хаору! — подумал он, вспомнив рассказ мальчишки-жреца там, у подземного Храма. — Ты рад, кровожадный бог Тонгора?» Нил улыбался, а рука продолжала двигаться: вверх, вниз, наискось… Никаких приемов. Лучший воин Севера против тысячи безумцев! Как их много! Очень простые движения. Так, наверно, косят траву. Наискось, вверх. Двести минов коридора. Сколько их? Сто, тысяча, десять тысяч? Все жрецы Тонгора? А сколько в Тонгоре жрецов?
Нога споткнулась о ступеньку лестницы. Нил потерял равновесие. Будь у него противники, умеющие держать меч, он был бы мертв. Или лишился ноги, что одно и то же. Но те, что лезли на него, были неповоротливей галерных рабов. И прошли двести минов по телам товарищей. Такое охлаждает пыл, но жрецы обезумели! Нил поднялся на пару ступенек и увидел дверь в наружной стене. Закрытую дверь. Он порадовался — сомнительная радость! Каким бы искусным магом ни был Ди Гон, воин он никудышный. Если бы на Нила напали с двух сторон, ему не устоять!
Поднявшись на десять ступеней, Нил понял, что поток иссяк. Верней, запружен. Дюжины мертвецов хватило, чтобы забить лестницу. Нил перевел дух и опустился на ступеньку. Там, с другой стороны «пробки», копошились и кричали. Воин не беспокоился об этом. Просто сидел, свесив тяжелые руки, полузакрыв глаза. Не думал, не строил планов спасения. Просто сидел. Полхоры. Хору. Вечность. А потом услышал наверху негромкие (куда тише, чем вопли жрецов) шаги. И узнал их, встал, разогнул ноющую спину и начал подниматься по лестнице. Ди Гон шел навстречу сыну Биорка. Шел неторопливо. Улыбался. Довольный, как котоар, выследивший добычу и знающий, что она от него не уйдет. Шел по темному коридору, и по его походке, по точной постановке ноги, обутой в удобный кожаный сапожок, Нил понимал, что сирхар видит в темноте так же хорошо, как и он сам.
Нил стоял перед ним с мечом в руке, но Ди Гон не касался Хлыста. Он шел так беспечно, будто не вождь Норна перед ним, а ребенок.
Нил не чувствовал страха. Только оцепенение. Он видел, как приближается Ди Гон, понимал, что нужно сделать бросок, пока еще возможно… Но стоял. И лишь когда колдун оказался в трех шагах от него, собрав всю свою волю, великан рванулся… И Ди Гон заглянул ему в глаза, сказал несколько слов… И воля черного мага отняла у Нила тело. Сознание осталось свободным. Он мог видеть свои обагренные кровью руки, но рук не чувствовал. Их не было.
— Вот так! — удовлетворенно проговорил маленький человек на своем отличном астроне. — Маг второй ступени? Для мага второй ступени ты даже хорош! — И коснулся его Хлыстом. Не огнем — палочкой. — Вложи меч в ножны и ступай за мной.
И Нил покорно вложил меч в ножны и пошел за ним. А сирхар шагал впереди, и на губах его играла довольная улыбка.
Глава седьмая
«Две пары крепких ног торопливо пылили по Соленому Тракту. По обе стороны высились пахнущие свежестью бархатно-черные стены леса. Желтая круглая луна висела прямо над дорогой и нахально светила в вспотевшие лица.
— Топ-топ, топ-топ! — дробили тишину сапоги, подбитые шершавой кожей саркула.
— Разорви магрут этих сансунов! — выдохнул один из шагавших и сплюнул в дорожную пыль жеваный комок.
— Не ворошись, Хен! — сказал второй, ширококостный, поджарый, с коротко остриженной светлой бородкой и смуглым лицом армэна.
Второго звали Хромой Бык. Когда-то он был лучшим десятником во всей Тианне. А может, и во всем Коронате. Когда-то. А теперь он был немолод, хром и спокойно доживал свою богатую событиями жизнь в собственном доме на собственной доброй тианской земле, с собственной женой и еще кое с кем.
Что же до первого, то он был не столь славным, но тоже десятником. И тоже — в прошлом. А хромой был его другом, больше, чем другом, — побратимом. И, конечно, был рядом с ним в эту ночь, на этой самой дороге. А где ж им еще быть, если за хору до захода у старого Хена украли дочь.
— Точно знаешь, что старый сансун в Атуане? — спросил Бык.
— Уна не Мона! Где ж ему быть, если сансуныш девок среди бела дня ворует?
— Вот те и доброе вино! Вот те и осадок! — захихикал Хромой Бык, вспомнив поговорку. — А уж каков хриссеныш! Спер девку прямо от отцовых ворот, собачий потрох! — и захохотал еще пуще, но вдруг осекся: — Извини, братец!
— Пустое! Сам бы смеялся, кабы девка не моя! Ты уж помоги мне ее вызволить, Бык?
— Не робей! Разделаем щенков, как… щенков! Га-га-га!
— Уж да! Щенков! Не менее десятка! Хорошо, старик дружину с собой забрал!